Сиротка

— Помогите! — Элизабет охватила паника. — Помогите мне!

Собственный голос показался ей тоненьким, едва слышным. Ей показалось вдруг, что она — единственная живая душа в этом мрачном ледяном мире. Раз десять она поскальзывалась, падала и снова встала Рыдая, снова и снова звала на помощь. Внезапно по бедру заструилась теплая жидкость, а низ живота свело от невыносимой боли.

— Мое дитя! Я теряю дитя! — всхлипнула Элизабет, отчаянно ища глазами укрытие.

И тут она натолкнулась на какое-то строение. Пальцы нащупали деревянную стену.

— Помогите! — закричала она изо всех сил, колотя кулаками в стену.

Наверное, само небо сжалилось над ней: послышался легкий щелчок, и зажглись уличные фонари. Однако она этого света уже не видела. Последние силы оставили молодую женщину, и она, потеряв сознание, упала.

С холодным компрессом на лбу сестра Аполлония пыталась уснуть.

Но мигрень не отпускала. Сначала монахиня услышала фабричную сирену, потом, спустя какое-то время, ей почудилось, что в завываниях метели слышится чей-то крик.

— Боже мой, какая ужасная ночь! — вздохнула она. — Возможно ли, чтобы кто-то вышел из дома?

В ту же секунду в дверном проеме показалась сестра Люсия со свечой в руке.

— Матушка, электричество отключилось! И мне кажется, что рядом кто-то кричит!

— Тогда чего же вы ждете? Нужно бегом спуститься и найти этого несчастного! Я пойду с вами. Быстрее!

Внезапно в коридоре загорелся свет. Обе монахини вздрогнули от неожиданности.

— Я пощелкала выключателем, он не работал, — оправдывалась сестра Люсия.

Мать-настоятельница пожала плечами.

— Нужно торопиться! — скомандовала она.

На то, чтобы надеть пальто и грубые башмаки, ушло пять минут. Оказавшись на пороге, под навесом, они моментально ощутили и страшный холод, и жуткую силу ветра. С неба густо сыпался снег. Сперва они не увидели ничего похожего на человеческую фигуру. Сестра Люсия решилась спуститься с крыльца и осмотрелась. В нескольких шагах она увидела торчащий из снега край темной материи. Ведомая чувством долга, монахиня бросилась туда.

— Матушка, здесь человек! Господи Боже, да это женщина! Несчастная!

Услышав последние слова сестры Люсии, настоятельница вздрогнула. Первым делом она подумала о матери Мари-Эрмин. Глубоко взволнованная, она спустилась по ступенькам и подошла к распростертому телу, присыпанному тонким слоем пушистого снега. Внутренне содрогаясь, она всмотрелась в мертвенно-бледное, с синими губами лицо.

— Да ведь это же наша молодая соседка, мадам Маруа! — воскликнула она. — Скорее, ее нужно отнести в дом! Но как она тут оказалась?

Монахини с трудом подняли молодую женщину — одна за плечи, вторая за лодыжки — и понесли вверх по ступенькам, спотыкаясь и путаясь в полах длинных ночных сорочек. Ноги у обеих успели замерзнуть.

— Я могу идти сама! — внезапно сказала Элизабет, к которой вернулось сознание.

— Мы вас поддержим, — ответила сестра Аполлония. — Идите потихоньку!

С помощью сестер Элизабет встала. Втроем они поднялись на крыльцо и вошли в прихожую. Мать-настоятельница вздохнула с облегчением.

— Хвала Господу, мы в безопасности! Дорогая мадам, зачем вы вышли на улицу в такую метель? С вами что-то случилось?

— Это из-за сирены… Я испугалась за мужа. Сначала я побежала к соседям, к Дюпре, но у них было темно. Потом я заблудилась. А вокруг только снег…

Сестра Люсия внимательно всмотрелась в лицо Элизабет. Молодая женщина морщилась от боли.

— Вы поранились? — спросила монахиня.

Элизабет не решалась рассказать монахиням о том, что с ней приключилось. И тут мать-настоятельница увидела следы крови на паркете.

— Боже правый! Что с вами, мадам?

— Я потеряла ребенка! — простонала Элизабет. — Я несколько раз упала, потом у меня заболел живот… Сильно заболел!

По лестнице спускалась, закутавшись в халат, сестра-хозяйка.

— Сестра Викторианна, нужно устроить мадам Маруа на одной из наших кроватей и позвать акушерку! — крикнула ей настоятельница. — Позвоните господину мэру, он знает, что делать.

У монахинь был богатый опыт обращения с самыми тяжелыми больными, поэтому в считанные минуты Элизабет оказалась в постели, с наполненной горячим песком грелкой у ног. Сестра Люсия, несмотря на смущенные протесты молодой женщины, обмыла ей ноги и низ живота.

— Мне не раз приходилось это делать в больнице, моя дорогая, — приговаривала монахиня. — Со всеми нами всякое бывает… Мне и роды случалось принимать.

Но это не могло утешить Элизабет. Ей было стыдно и очень, очень грустно.

— Я так радовалась, что у меня будет малыш! Надеялась, что рожу девочку. Муж тоже расстроится. Новость так его обрадовала…

— Господь милостив, — сказала сестра Люсия. — Он пошлет нам радость снова стать матерью.

— А мой сын, мой Симон? — всполошилась Элизабет. — Я оставила его одного! Сестра, что, если он проснется?

— Не бойтесь, я о нем позабочусь. Сейчас попрошу сестру-хозяйку сходить к вам домой. Где ваш супруг?

Элизабет разрыдалась. Теперь собственное поведение казалось ей глупым, безрассудным.

— Может, он уже вернулся домой, — всхлипывая, проговорила она. — И теперь с ума сходит от беспокойства!

Монахиня похлопала по простыне, которой только что укрыла свою подопечную.

— Дорогая мадам, постарайтесь отдохнуть. А я схожу за советом к матушке-настоятельнице.

Сестра Мария Магдалина слышала гул голосов, чей-то плач и позвякивание тазика. Встревоженная, она как можно осторожнее, чтобы не разбудить Мари-Эрмин, встала с кровати. Но стоило ей отойти на шаг, как девочка испустила душераздирающий крик.

— Боже мой, какой же чуткий у тебя сон!

Молодая монахиня вернулась к ребенку. Укутав девочку шерстяным платком, она вместе с ней направилась к комнате, откуда доносился шум. Там, на кровати сестры Люсии, она увидела плачущую навзрыд Элизабет.

— Мадам, что с вами? — взволнованно спросила сестра Мария Магдалина.

Охваченная искренним сочувствием, монахиня подошла поближе. Ответа на свой вопрос она так и не услышала.

— Вы ведь мадам Маруа? Мы с вами встречались на следующий день после Рождества, возле универсального магазина. Что случилось?

Элизабет перевела дыхание и растерянно уставилась на монахиню. На сестре Марии Магдалине был ночной льняной чепец, подчеркивавший безупречную красоту ее лица. К груди ее прижималась очаровательная маленькая девочка.

— Это та самая брошенная девочка? — спросила молодая женщина, утирая слезы.

— Да, это она, — тихо ответила монахиня. — Из-за метели она сегодня плохо спит.

Мари-Эрмин, сунув пальчик в рот, смотрела на Элизабет своими огромными голубыми глазами.

— Какая хорошенькая! — вздохнула молодая женщина.

Сердце наполнилось горечью. У ребенка, которого она потеряла, могли бы быть такие же кудряшки орехового цвета и такое же красивое личико… И это могла быть девочка… Их первая встреча с Мари-Эрмин закончилась с приходом матери-настоятельницы:

— Сестра Мария Магдалина, что вы здесь делаете? Да еще с малышкой? Возвращайтесь в постель, вы нам не нужны. Мадам Маруа больна. Ее супруг и сосед ждут внизу. Они заберут ее домой.

Молодая монахиня торопливо вышла, на прощание одарив Элизабет ласковой улыбкой.

Жозеф и Амеде Дюпре ожидали в коридоре, в который выходили также и двери классных комнат. До этого ни тому, ни другому не приходилось бывать в монастырской школе.

Мужчины чувствовали себя не в своей тарелке. Теребя свои шапки, они с любопытством поглядывали вокруг и стыдились того, что затоптали своими башмаками чистый навощенный паркет.

— Мои ребята говорили, что в школе красиво, — тихо сказал Амеде.

Двое его старших сыновей успели несколько раз посетить школу перед Рождеством.

По лестнице спустилась сестра-хозяйка. Она специально оделась, чтобы встретить посетителей.

— Месье Маруа можно подняться, — сообщила она. — Вы пришли так быстро, несмотря на плохую погоду!