Генерал Ермолов

приятель займется этими поисками, мы должны поспешно начать отступление, иначе армия будет разбита по частям!..

На военном совете генерал-квартирмейстер Толь утверждал, будто позиция выгодная и нужно принять сражение. Барклай колебался. Старший из генерал-лейтенантов армии, Николай Алексеевич Тучков, предложил удерживать позицию до вечера.

Ермолов с величайшей запальчивостью возразил:

– Кто же вам поручится в том, что наша армия будет существовать до вечера? Может быть, вашим высокопревосходительством заключено условие, по которому Наполеон обязывается не тревожить нас?..

Был первый час пополудни. Авангард находился в жесточайшем огне, расстояние между французской и русской армиями все сокращалось. О том, что в неприятельских войсках находится Наполеон, сообщили в главном штабе пленные.

«О дерзость, божество, пред жертвенником которого военный человек не раз в своей жизни должен преклонить колена! – терзался, следя за непроницаемым Барклаем, Ермолов. – Ты иногда спутница благоразумия, но нередко, оставляя его в удел робкому, толкаешь смелого к великим предприятиям! Склони чашу весов и убеди Барклая согласиться с мнением младшего!»

Наконец главнокомандующий холодно сказал:

– Приказываю отступить по дороге на Поречье…

Русская армия все еще стояла под ружьем на высотах, господствовавших над полем битвы, где сражался авангард Палена, и была безмолвной свидетельницей его доблестного подвига. Ермолов наскоро составил диспозицию, согласно которой войска двинулись не мешкая на восток тремя колоннами. Отступление было совершено с таким искусством, что через полчаса лесистое местоположение уже скрыло всю армию от неприятеля.

Начальник главного штаба, оставаясь с небольшим казачьим конвоем на правом берегу Лучесы, с волнением и гордостью следил за продолжавшимся неравным боем. «Отделяющаяся армия, – размышлял Алексей Петрович, – вверив авангарду свое спокойствие, не могла оградить его силами, соразмерными неприятелю. Но поколебать его мужества ничто не в состоянии! Я согласен с Горацием: «Если разрушится вселенная, в развалинах своих погребет его неустрашенным».

До пятого часа пополудни сражение продолжалось с равным упорством, и отряд Палена отошел на противоположную окраину Витебска, оставив неприятеля в ожидании генерального боя. Поутру Наполеон обнаружил, что русское войско исчезло как по мановению волшебного жезла. Маршалам велено было найти его, но, несмотря на быстроту форсированного марша, французской армии не удалось не только отыскать русских, но даже напасть на их след. Пройдя три версты за Витебск, неприятель не мог даже определить, в каком направлении совершилось отступление: нигде не было ни одной павшей лошади, ни забытой повозки, ни отставшего солдата.

Французы были настолько утомлены непрерывными переходами и наступившей сильной жарой, что Наполеон приказал приостановить движение и остановиться в Витебске. Решили пригласить из Варшавы и Вильно польскую и литовскую знать, выстроить театр и на открытие вызвать