Сирена

держали его в руках, как, впрочем, многих слабых и нетвердых волей людей.

Трамвиль, именно человек слабый и с нетвердой волей, в глубине души не сочувствовал иезуитам, но подчинялся им из боязни, не имея возможности, в силу особенно сложившихся обстоятельств своей жизни, освободиться из-под их влияния. У них была полная возможность держать его в постоянном страхе, и они, не стесняясь, пользовались ею.

Маркиз с помощью Кирша разобрал письмо и, видимо, остался недоволен тем, что прочел. Он покачал головой и проговорил:

– Консул сердится, что мы ничего не сообщаем ему о наших успехах. Он спрашивает, почему леди до сих пор не представлена ко двору, как будто это дело такое легкое и простое, что стоит лишь захотеть и оно будет сделано. Он привык действовать в сражениях, которые решаются какой-нибудь атакой кавалерии или быстрым и решительным натиском. Вот видите ли, Али, – обратился он к Киршу в наставительном тоне, – в политике совершенно не то, что на поле сражения, а консул не хочет понять это. В политике быстрый натиск может принести только вред. Вот вы посвящены братьями иезуитами в тайну леди Гариссон. Скажите, разве можно тут было действовать натиском?

– Нельзя! – сказал Кирш, поддакивая маркизу и явно не желая противоречить ему.

– Придет время, – продолжал Трамвиль уверенно, – и все будет хорошо, но надо ждать. Леди появится при дворе, и там через нее мы будем полные хозяева. А по современному положению вещей держать в своей власти Россию – значит управлять Европой. Задача не малая, и, чтобы разрешить ее, надо постараться и подождать. Ведь есть из-за чего ждать, не правда ли, Али?

– Совершенная правда, – снова подтвердил Кирш, но тотчас же, заслышав стук подъехавшей в это время к дому кареты, подошел и взглянул в окно. – К нам приехал отец Грубер, – сказал он, – надо пойти отворить ему.

– Идите, – одобрил Трамвиль, – я очень рад видеть его, у меня уже готов план ответа консулу. Я хочу написать приблизительно так, как я сказал вам. Мы немедленно составим письмо вместе с отцом Грубером.

Иезуит, когда Кирш впустил его, поднялся быстрыми, нервными шагами наверх и направился в столовую. Здесь он сел, сердито отодвинув стул. Вел он себя в этом доме отнюдь не как гость, но как хозяин, которому все здесь послушно.

– Никого нет? – спросил он у Кирша, оглядев его усталыми глазами.

Тот ответил, что маркиз один и никто из братьев еще не приходил.

– Есть новости? – опять отрывисто проговорил Грубер.

– Есть! – сказал Кирш.

– Здравствуйте, отец! – послышался голос маркиза, который показался в дверях. – Особенных новостей нет. Я получил письмо из Франции.

– Погодите, мне надо поговорить с Али, – остановил Грубер Трамвиля, – я вас вскоре позову.

По всему было видно, что иезуит не церемонился с маркизом.

Тот сделал вид, что настолько от природы воспитан и учтив, что ничуть не обижается, поспешно удалился и даже плотно затворил за собой дверь.

– Что же нового – обратился Грубер к Али.

– Сейчас был Мустафа из