Это было в Ленинграде. У нас уже утро

— Не могла!.. — повторила Вологдина уже другим тоном. — Я тоже многого не знаю… Столько надо сделать, а сил не хватает! Вот я и думала: «Приедет директор…»

Она снова замолчала. Доронин неожиданно почувствовал, что его раздражение проходит, но не подал виду.

— Расскажите мне о комбинате и его руководителях, — подчёркнуто официальным точом сказал он.

— Я могу вам сказать, из чего должен состоять комбинат, — ответила Вологдина, делая ударение на слове «должен». — Два завода — рыбоконсервный и крабовый. Цех обработки. Засольный цех. Холодильник. Флот, — всё это она перечислила безразличным голосом. — Главный инженер — Венцов. Человек с опытом. Механизатор! — В её голосе послышался оттенок пренебрежения. — Капитан флота Черемных — рыбачил в Приморье… Да что тут говорить! — с внезапным раздражением оборвала она себя. — «Расскажите», «Доложите»! Точно где-то в тресте сидим, а за окном троллейбусы бегают… Пришлю вам главного инженера, пусть докладывает: он это любит…

Водогдина, не оборачиваясь, пошла к двери.

Доронин не остановил её и лишь усмехнулся, когда она, выходя, хлопнула дверью.

Что-то в этой женщине одновременно и отталкивало и привлекало его. Она вела себя с ним просто возмутительно. Но в то же время только человек, который глубоко предан своему делу, мог так горячо говорить о надеждах, связанных с приездом нового директора.

Как бы там ни было, она не имеет права вести себя подобным образом. Её надо приучить к дисциплине.

Однако в глубине души Доронин понимал, что административными мерами он ничего не добьётся. Всё дело в том, что Вологдина знает больше, чем он, гораздо больше. До тех пор, пока это будет так, он не завоюет её уважение и останется для неё человеком со стороны.

В дверь кто-то постучал, и, когда Доронин откликнулся, на пороге появился высокий худощавый человек с ввалившимися небритыми щеками. Он был одет в японскую зелёную куртку военного образца.

— Товарищ директор? — спросил человек и, не дожидаясь ответа, сказал: — Моя фамилия Венцов.

— Прошу садиться, — пригласил Доронин; он взял свой стул и поставил его против плетёного кресла, в котором расположился главный инженер.

— Скажу вам прямо, товарищ Венцов, — начал Доронин, — пока что я директор только по названию. Весь мой опыт ограничивается двумя годами работы в Саратове. Вы знаете, что методы речного лова совсем иные. Кроме того, за последнее время наша рыбная индустрия ушла далеко вперёд. Поэтому прошу вас: введите меня в курс дела.

Обращаясь к Венцову, Доронин напряжённо следил за выражением его лица. Но главный инженер слушал внимательно и, как казалось Доронину, даже сочувственно.

— Друг мой, — сказал он, когда Доронин замолчал, — вы говорите, что работали в Саратове… Забудьте об этом. Забудьте, что вы живёте в веке атома. Японцы принесли сюда каменный век…

Венцов говорил не спеша, у него был приятный баритон. Он явно любовался переливами своего голоса.

— Я работал и в Саратове, и на Чёрном море, и в Приазовье, — продолжал он. — Я создавал там рыбную индустрию, которой по праву гордится наша страна. Волей судьбы в лице министерства попал сюда… Вы мой товарищ по несчастью…

Он замолчал, чуть опустил веки, закинул ногу за ногу и обхватил руками колено.

— Вы хотите знать, что мы здесь имеем? Извольте. На этой обетованной земле мы имеем тридцать катеров, из которых только десять отечественных, остальные брошены японцами за негодностью. Мы пока — увы! — не можем их отремонтировать. У нас нет даже пакли, чтобы конопатить суда. А для того чтобы выполнять план, мы должны ежедневно выпускать на лов двадцать единиц флота. У нас очень плохо дело с посольной ёмкостью… Плохо с жильём. Люди приезжают, мы размещаем их в японских халупах, почти под открытым небом. Что же удивительного в том, что они стремятся уехать? А на носу ход горбуши.

Доронин слушал главного инженера, и всё вокруг казалось ему безнадёжно унылым и однообразным. Он вспомнил Вологдину. Корректно-равнодушный тон, каким говорил обо всём Венцов, так резко отличался от её чрезмерной порывистой горячности.

— Люди, говорите, приезжают? — спросил Доронин.

— Увы, в недостаточном количестве.

— Рыбаки?

— Если бы! — безнадёжно махнул рукой Венцов. — Большинство не нюхало моря, страдает водобоязнью, не отличает селёдку от камбалы…

— А вы учите этих людей? — спросил Доронин, подумав о себе.

— Техминимум? — подхватил Венцов. — Друг мой, первые кружки техминимума в Одессе были организованы мной. Но здесь люди разбросаны, точно иголки в сене. Часть на лесозаготовках, часть на судоремонте, часть в море… А средства связи прямо-таки доисторические!

— Мне сказали в обкоме, что на этом промысле план добычи рыбы не выполняется.

Венцов поспешно закивал головой.

— Что же делать? Как выполнить план? — жёстко спросил Доронин.

С главным инженером неожиданно произошла чудесная перемена.

— Я ждал этого вопроса, — подавшись вперёд и сжав пальцами ручки кресла, горячо заговорил он. — Как выполнить план? Я скажу вам, как выполнить план. Прежде всего надо безоговорочно покончить с кустарщиной. Выбросить, сжечь, потопить эти катера-инвалиды. Оснастить флот, получить катера. Немедленно начать строительство кунгасов. Механизировать процесс подачи рыбы на берег. Запастись брезентовыми посольными чанами. Укомплектовать рыболовецкие бригады…

Он все более воодушевлялся. Его глубоко запавшие глаза расширились.

Воодушевление главного инженера мгновенно передалось Доронину, но так же быстро и покинуло его.

— Позвольте, — прервал он Венцова, — а откуда вы собираетесь взять всё это.

— С материка! — повышая голос, ответил Венцов. — Послушайте, вы же читали Закон о пятилетнем плане. Вспомните, что там говорится о механизации рыбной промышленности Дальнего Востока. Нам должны, обязаны дать все это! Вы должны потребовать от министерства всё, что нам надо. Писать в Совет Министров, в ЦК. Вы человек партийный! Требовать, требовать и ещё раз требовать!

Доронин уже без всякого интереса слушал главного инженера. Конечно, со временем они получат и флот и всё необходимое, но ведь речь идёт о том, что делать сейчас! Не сидеть же сложа руки!..

— Это — все? — холодно спросил он Венцова.

— То есть? — не понял тот.

— Всё, что вы можете посоветовать для выполнения плана?

— Я мог бы говорить об этом сутки, — высокомерно сказал Венцов, — но главное выражено в лозунге: против кустарщины, за внедрение механизации во все процессы производства.

— Хорошо, — устало сказал Доронин, — идите. Попросите ко мне, пожалуйста, капитана флота… Черемных, кажется.

Столь неожиданный конец разговора, видимо, смутил Венцова.

— Может быть, пройдём на пирс? — предложил он, вставая.

— После, — сказал Доронин и вдруг спросил: — Почему вы носите эту японскую штуку?

Венцов растерянно взглянул на свою куртку.

— В ней тепло, — сказал он, пожимая плечами. — А что?

— Ничего, просто так, — сказал Доронин, с трудом сдерживая раздражение.

Венцов попрощался и ушёл.

«Да, с руководящими кадрами дело здесь обстоит не блестяще! — подумал Доронин. Венцов произвёл на него резко отрицательное впечатление. — Сидит у моря и ждёт погоды!» — с неприязнью подумал он о главном инженере.

Минут через пятнадцать в дверях появился низкорослый, широкоплечий человек в плаще.

— Звали? — спросил он.

У него было добродушное рябоватое лицо.

— Товарищ Черемных? Садитесь, пожалуйста.

Черемных сел.

— Мне хотелось узнать ваше мнение, — начал Доронин, — почему не выполняется план лова.

Черемных пожевал губами и медленно, точно нехотя, ответил:

— За план лова отвечает начальник лова. — Вы коммунист?

— Член партии.

— Так вот, товарищ Черемных, мы здесь два коммуниста: один — местный, другой — прибывший на работу. Вот я и спрашиваю: почему здесь ловят мало рыбы?

Черемных молча посмотрел на Доронина круглыми спокойными глазами.