Грозный год - 1919-й. Огни в бухте

Иногда Киров оставлял район пожара, уходил далеко берегом бухты.

Как-то во время этих прогулок ему навстречу попалась группа рабочих во главе с машинистом первой буровой партии Сулеймановым.

Сулейманов остановился, пытливо посмотрел Кирову в глаза, спросил:

- Насчет пожара думаете? Как тушить?

Киров молча кивнул головой. Сулейманов был ему симпатичен. Это был толковый машинист с изобретательным умом. Во время аварии в фонтанирующей буровой он деревянным хомутом закрыл боковой фонтан на стволе компрессорной трубы. В новогоднюю ночь, когда враги подожгли «миллионер», Сулейманов с доской в руке бросился в горящий нефтяной канал и начал топить огонь в самой нефти; его примеру последовали другие, и, таким образом, в конечном счете был потушен пожар в канале и спасен второй нефтяной амбар.

- И я все время думаю, товарищ Киров. - Сулейманов беспомощно опустил руки. - Ночи не сплю. Прямо беда.

- Большая беда, Сулейманов. Много нефти пропадает.

- А что, товарищ Киров, если попробовать тушить фонтан… землесосом?

- Землесосом?..

- Направить рефулер в самую глотку горящего фонтана и - качать со дна моря песок?..

- А как подвести землесос к фонтану? Ведь вон какое расстояние их отделяет. По суше такую махину не поволочешь. А подумать вообще - стоит. Землесос?! Гм!..

- Подумайте, товарищ Киров; может быть, что-нибудь и получится.

Сулейманов собрался было уже уходить, но Киров вдруг сказал:

- А ну, покажи руки!

Сулейманов вытянул руки.

Киров потрогал их, покачал головой:

- Здоровые клещи!

- Ничего клещи, - ответил Сулейманов, - драться никто не лезет. - И ушел, улыбаясь.

Усталый, не зная, где на часок приклонить голову, Киров прошелся по берегу, потом решил дойти до землесоса, который в конце бухты выравнивал профиль берега. «Потушить горящую скважину землесосом?.. И впрямь, стоит призадуматься над этим». И как Киров обрадовался, когда ему навстречу с забинтованной рукой показался Фома Матвеевич Крылов, - все эти дни после пожара он сидел дома с ожогами.

Киров взял Крылова под руку, подвел к землесосу.

- В твое отсутствие я частенько приходил сюда, Фома Матвеевич. Любовался работой землесоса. Прямо чудо-землесос!

- Чудо! - сказал багермейстер. - Ты только подсчитай, сколько рабочих рук он заменяет.

- А сколько кубометров земли он может выбросить, Фома Матвеевич, за день? И сколько - воды?

- А как сказать, Мироныч. От грунта это зависит. Вот ежели, скажем, мягкий грунт, песок, ил и всякая там муть, то тогда он выбросит много. Целую гору. А воды - миллион ведер в час.

- А какое дно у горловины Ковша? В районе «миллионера»? Не помнишь?

- Почему же не помню? Мягкое, неплохое… - Покручивая обгорелыми пальцами побуревший ус, Фома Матвеевич искоса посмотрел на Сергея Мироновича, думая: «С чего это он вдруг так заинтересовался землесосом?» От него не ускользнула и усталость Кирова. Лоб его весь был собран в складки, и взгляд был сосредоточенный, хмурый, ищущий. - Господи, да чего это мы стоим здесь? Прошу ко мне! - спохватился Фома Крылов.

Они поднялись на землесос.

Каюта у багермейстера была небольшая, но чистая и уютная. Над столом висела фотография Дельфины, полотенце в петухах, а в сторонке - веточка с тремя лимонами.

Фома Крылов усадил Кирова на койку, крикнул кока.

- Так и быть, давай позавтракаем, - согласился Сергей Миронович.

Кок принес две полные до краев тарелки ухи.

- Опять уха! - Киров невольно улыбнулся.

Потом кок принес крепкого чаю.

Фома Матвеевич снял с гвоздя веточку с тремя лимонами, протянул Кирову:

- Собирался сам тебе принести. Возьми!

- Спасибо, Фома Матвеевич. Пусть у тебя пока повисят. Все равно мне их некуда девать.

- Возьми, возьми, Мироныч. Таких лимонов ты еще не видел.

- У тебя все необыкновенное!

- С моего сада лимоны, вот почему они необыкновенные. Камень, не земля, а все растет! - оживился багермейстер. - Помнишь лимонное деревце? Тогда лимончики были зеленые. А теперь, видишь, какие они! А пахнут как!

- Запомнил мой первый визит? Тогда тоже, кажется, была уха…

- Память у тебя хорошая. Я на веточке этой даже узелок сделал, чтобы с другими не спутать. Вчера еще хотел принести тебе лимоны, да знаю, что тебе не до них сейчас. Думаю: «Вот потушат фонтан, тогда понесу как премию».

Сергей Миронович взял лимоны, понюхал.

- Хорошие, удивительно какие хорошие лимоны!

- Еще бы! Своими руками растил. Землю подходящую черт знает откуда на себе таскал. И ведь камень, не земля, а все растет!

- Растет, - согласился Сергей Миронович. - Потушим с тобой фонтан, тогда лимоны возьму… как премию! Буду чай пить и тебя вспоминать.

- Почему это со мной?

- А очень просто. Все перепробовали свои силы, теперь наша очередь.

- Что-то непонятное говоришь, Мироныч.

Испытующе глядя багермейстеру в глаза, Киров закусил кончик карандаша.

- Как думаешь: не попробовать ли нам в ход пустить твой землесос?

- Не понимаю, Мироныч. Такой пожар - и землесос. Это же не пожарная машина!

- Ну, я пошутил. - Киров зевнул. - Я у тебя часок-другой сосну, а там посмотрим.

Он лег на койку, накрылся пальто.

Багермейстер в раздумье вышел из каюты, прошелся по палубе, потом вызвал помощника Грицко.

- Останови машину. Прикажи всем, чтоб тихо было. На цыпочках у меня ходить! - вдруг рассердился он. - Не дадут человеку часок поспать!

Горящая скважина находилась примерно в двадцати метрах от берега. Никто еще не понимал, зачем это вдруг пришла целая артель каменщиков и начала делать какой-то проход в молу. Потом два прокопченных буксира с пронзительными гудками притащили к берегу огромный, пятидесятитонный кран, единственный на Каспии, и железное чудовище стало сдирать с цементного основания тысячепудовые камни.

Вот каменщики засвистели, замахали шапками, сигнализируя Фоме Крылову, и те же два прокопченных буксира вывели землесос в море, а потом, описав полукруг, понесли его прямо на проход, сделанный в молу. С землесоса на берег бросили трос, десяток рук потянули его на себя, буксиры резко повернули вправо, и широкий, неуклюжий, похожий на огромного уродливого жука землесос плавно причалил к молу.

- Поливай! - закричали со всех сторон. - Давай! Качай!

Заработали насосы, и пожарные в дымящихся брезентовых костюмах начали из брандспойтов поливать корпус землесоса. Вслед за этим десятка два рабочих бросились к горящей буровой класть параллельно друг к другу трехметровые трубы, после чего покатили по ним огромную двадцатиметровую трубу, направив ее конец прямо на жерло горящего фонтана. Устье рефулера поднялось над молом, и группа слесарей стала наращивать трубу, подведенную к жерлу фонтана.

Помощник багермейстера встал за машинное управление. Фома Матвеевич с берега деловито осмотрел землесос, потом махнул шапкой:

- Давай, Грицко!

Грицко дал команду в машинное отделение, и трубчатый хобот землесоса, с шумом, треском, обдавая брызгами, опустился в воду.

Рефулер - труба, пронизывающая нутро землесоса, - вскоре потянул со дна моря вместе с водой песок, ил, и все толпившиеся вокруг фонтана увидели, как устье наращенной трубы заполнилось мутью, как затем эта муть стала поливать жерло горящего фонтана.

Фонтан, казалось, ударил сильнее.

Вокруг все стояли бледные, в каком-то томительном ожидании, с чувством удивления и недоверия наблюдая за работой землесоса.

Это были видавшие виды нефтяники. Не такие пожары они видели на своем веку, не таких пожарных, не такие мудреные способы тушения огненных фонтанов.

А землесос все работал, и все большей струей шла муть со дна моря…

Фома Матвеевич наклонился над самым ухом Кирова, крикнул:

- Ничего не замечаешь?

- Пока ничего.

- Видишь, как цвет огня меняется? Видишь розовые полосы?

- Теперь вижу.

- Грицко! Давай качай веселей!..