Славичи

этом сторожко оглядываясь.

- Иди, иди, не бойся: тетка Задора к Ставрихе зачем-то ушла, – прошептал Крив,

прячась за углом полуземлянки.

- Ну, чего? Говори скорее, не ровен час увидит – за космы оттягает, взвоешь, –

прошептала Липка, присоединяясь к брату за низкой соломенной кровлей.

- Ага, так она меня и догнавши, – фыркнул Крив. – Я знашь, какой прыткий? Меня

робя зайцем кличут.

- Заяц-то заяц, а как за вихры ухватится, как раз козой заверещишь.

- Чего еще, – насупился Крив, – я дуже терпячий. Тебе ведомо, как меня робяты

проверяют? Прутом по спине, да по пяткам – а я молчу. Или вот каменюку горячую к

пузу приложат …

- Ладно. Говори, зачем звал? – оборвала его Липка, осторожно выглядывая из-за

нависшей почти до земли соломы.

- Суховей хочет в болота нынче ночью уйти. Говорит, не буду у рода на шее калекой

кривобоким висеть. Так наши деды всегда делали – не уберегся, так нече на других

свою судьбу перекладывать, – затараторил Кривка взволнованно.

38

- Не мели! Чего мелешь-то? Кому говорил? Сказывай по порядку, – одернула его

сестра.

- Так к Суховейке-то Комша приходил. На завалинке сидели, а я поблизости, значит …

так Суховей-то ему и сказал, когда тот начал его допытывать как он теперь кривой-то

жить будет. Говорит, ты жо теперь ни для охоты, ни для войны негодный, разве что

коров гонять, дык для того тоже умение надобно: стадо-то не всякого послушатся. Вот

дед Столет сколь уж пасет, да и слово тако знат – сам на завалинке у избы сидит, а стадо

одного его шепотка слушатся и ни один зверь-то к нему близко не подберется …

- Не гоношись, кому сказала-то! Ком, значит, к Суховейке-то приходил?

Допытывался?

- Приходил, точно дело, а тот так и сказал: нынче же в болото топиться пойду. Нече

говорит …

- Ты вот что, Кривка: беги-ко, погляди, где тетка Задора. Если она от Ставрихи уже

домой идет – мне скажешь.

- А ты че удумала?

- Не твого ума дело, робенок. Давай-ка, скоренько.

- Ага, как подглядеть, так – давай, а как цаво друго: так – робенок, – обиделся Кривка.

- Присмотришь – пирожок медовый дам, – пообещала Липка.

Крив развернулся и без разговоров шмыгнул в кусты. Липка постояла с минуту, о чем-

то раздумывая, а потом, тряхнув упрямо головой, решительно направилась в землянку.

В темной избе никого не было – все готовились к празднику, у каждого было свое

дело. Липка споро забралась на лавку, стащила с воронца короб со своим приданным

и, достав праздничный наряд, переоделась.

Снятую одежду аккуратно сложила в короб.

В это время темная тень заслонила дверной проем, и в избе стало совсем темно.

- Лип, ты цё тут? Иди ужо, помоги-ко, пироги поспели, надобно в печь ставить, –

окликнула ее появившаяся в дверях мать.

Но, отойдя в сторону и разглядев в полутьме дочь, Некраса остановилась, прижав

руку ко рту.

- Ох, дитятко, ты цё же удумала?

39

- Не надо, мама, – отозвалась Липка. – Не дам ему напрасной смертью изойти.

Выхожу, не хуже других будет. И ему дело найдется. Противу мого слова никто не

станет!

- Так-то оно так, Липушка, да выправится ли? А ежели нет – век вековать за убогим-то

будешь, – прошептала Некраса, смахивая слезы.

- Не плачь – я от своего слова все одно не откажусь. Лучше с калечным да любым,

чем одной-то век вековать.

- Да как же одной-то, доцушка, как же одной?! Вон молодых-то сколь. К кому-нето и в

женки можно …

- Нет, мама, ни за кого более не пойду. Благослови, раз уж увидала. Тогда по селищу

открыто пойду.

- Ох, горюшко-горе, – прошептала Некраса. – Иди ко мне, чадушко горемычное.

Липка подошла и встала на колени перед матерью, поклонилась ей в ноги. Некраса

прошептала молитву и протянула дочери кику, которую готовила для нее, но не думала,

не гадала, что так-то придется ей передать этот символ замужества.

Липка шла по селищу, гордо вскинув голову. Издавна повелся такой обычай –

девушку, которая сама сваталась, никто прогнать не смел: иначе на всю семью беда

навалится – до седьмого колена изведет. Но и не каждая на такое решится, потому как

хоть и почетно такое сватовство, но не будет тогда ни жениховского ухаживания, ни

сговора, ни предсвадебных обрядов с девичниками да смотринами, ни пышной

свадьбы. Как пришла, да что с собой принесла, так в тот же день женой и стала.

Но древний закон девичьего сватовства от любой беды мог избавить, даже от

жертвенного огня и казни уберечь. Женщина – берегиня, ей лучше знать, кто жизни

достоин – то она сердцем чует и потому никто против ее слова не выступит.

Когда Липка подошла к землянке Суховея там уж, почитай, все селище собралось: от

родичей отродясь тайн не бывало. У землянки стояли Вышата и Верея, его мать с отцом,

и сам Суховей, бледный, как льняное полотно. Стоял, неуклюже опершись на палку-

клюку.

Его глаза горели одним вопросом: как же так?

Липка подошла и поклонилась в пояс будущим отцу и матери:

- Примите, теперь я ваша невестка.

40

Вышата и Верея поклонились в ответ и отступили. Липка подошла к Суховею и подала

ему с поклоном плетку и кику, прилюдно опустилась перед ним на колени. Он взял их

молча, дрожащими от волнения руками, трижды приложился плеткой поперек ее

спины, принимая на себя обязанности мужа и защитника, после того надел на голову

простоволосой Липки рогатую кику, а уж потом поднял за руки и поцеловал в обе щеки,

уважая ее решение. Затем они развернулись и поклонились сначала отцу-матери, далее

людям, а вслед за тем и на все четыре стороны, призывая в свидетели сего действа,

небо, землю, воду и богов.

Молчали люди, зная, что сейчас совершила Липка: за убогим жить – роздыху не

знать, самой и свою, и его работу справлять придется. Но глаза Липки сияли

неподдельным счастьем, она улыбалась открытой радостной улыбкой – знать крепко

любила своего суженного. И люди заулыбались в ответ, зашумели сначала тихо, потом

громче.

- Эх, ма, – бросил шапку на землю Борислав, пестун Суховея, – быть посему!

Готовьтесь, люди, сегодня праздник, а завтра пир свадебный сыграем. Богиня Лада тако

дело устроила – отпраздновать надобно.

- Дык, вроде не положено-то, – встрял вечно сомневающийся Горбыша.

- Молчи, уж, – пробасил довольный Стрый, – то дело людское, захотели – справили.

Богиня супротив радости ничего иметь не может.

И вот же миг откуда-то появилась квашня накрытая шкурой белой овцы. И не успела

Липка оглянуться, как ее уже усадили на нее и девушки – недавние подруженьки

затянули «прощальную», а мать заголосила-таки, провожая доченьку-ненаглядушку в

жизнь не простую, замужнюю.

Тут уж и старшего брата Липкиного к делу призвали: расплел он русу косу сестринину,

расчесал гребнем частым да под песню девическую и заплел в две косы, уложил в

корону и укрыл повоем – символом замужества.

Так и порушили люди древние правила, но то ведь была первая радость на новом

месте: свадьба, да еще какая – необычная.

- Ой, ли, девка! – закричал вдруг Ком тонким прерывающимся голосом, перебивая

певчих, да с явной издевкой. – Перед кем поклонилась-то? Кому покорилась-то, глупая?

Он сохатого проспал, гляди-ко кабы и тебя-то не проворонил. Как от лихого

убережешься коли мужик-то кривобок, да поспать горазд?! Такой-то и от комара

защитить не смегёт!

41

Суховей резко повернулся и сощурил глаза, собираясь ответить. Не бывало того чтобы

молодь поперек старшего слова выступала, но Липка сжала его руку, останавливая:

- Брось-ко, ну его, шалопу, сам не знат, чего кричит-то, – прошептала она.

- Ты чего ж, шлыка необытная, плищишь12? – Стрый схватил Кома за ворот и