Адмирал Макаров. Помни войну

Я же твердо стоял на своем и не хотел подписывать протокол... шхуна вернулась обратно в Сэнди-Пойнт, где командир решил подождать два месяца, — затем попробовать свои силы еще раз...»

В той конфликтной ситуации позиция мичмана Степана Макарова вполне понятна. Он считал истинным позором то, что паровая шхуна «Тунгус», идущая под российским военно-морским флагом, оказалась не в состоянии самостоятельно пройти Магелланов пролив. Тот пролив между Южной Америкой и островом Огненная Земля, который на протяжении нескольких столетий проходили сотни и сотни судов самых различных государств.

Судовой ревизор в присутствии офицеров «Тунгуса» прямо сказал растерянному капитану судна:

— Андреевский флаг должен развеваться в море, а не на позорном отстое в Сэнди-Пойнте.

— Что же мне тогда делать, как командиру корабля, находящегося в опасности? Скажите. Может быть, вы и это знаете, Макаров?

— Знаю. «Тунгус» должен пройти через Магелланов пролив своим ходом...

Во Владивостоке, в штабе Сибирской военной флотилии мичмана Макарова ожидала на удивление приятная весть. Высочайшим императорским приказом от 1 января 1871 года он производился «за отличие» в лейтенанты. Одновременно он награждался за мореходные труды в кругосветке немалой для молодого флотского офицера денежной суммой в 200 рублей. Выдали ему премию «экономные» флотильские казначеи не серебром, а бумажными ассигнациями, покупательная способность которых была ниже «звонкой» монеты.

Столь быстрое производство офицера в следующий чин в мирное время считалось на флоте случаем из ряда вон выходящим. Мичманом. Макаров ходил всего полтора года. Очередное звание он получил по представлению адмирала Григория Ивановича Бутакова, прозорливо видевшего в Макарове великого бойца на море. При прохождении представления по инстанциям едва ли не самую решающую роль сыграла личность Бутакова, его популярность как командира прославленного в годы Крымской войны парохода-фрегата «Владимир», большие заслуги в обороне Севастополя.

Бутаков действительно ходатайствовал за безвестного выходца с берегов Тихого океана, с таким трудом до времени получившего производство в гардемарины. В Морском министерстве перечить настойчивому адмиралу не стали. Ведь речь шла о малом — всего лишь о лейтенантских погонах. Да к тому же для человека «примерного поведением и службой».

Прибыв на Дальний Восток, «Тунгус» стал, по мнению неуемного Макарова, совершать бесцельные прибрежные плавания. Да еще с постоянными проблемами снабжения паровой шхуны углем. Обязанности хозяйственника — судового ревизора и постоянные конфликты по службе с капитаном заставили молодого офицера подумывать над поступившими перспективными предложениями перейти в Амурское пароходство, оставив военную службу.

Поводом для таких размышлений стали встречи во Владивостоке со старым знакомым по плаванию на «Богатыре», тогда гардемарином Генрихом Изенбеком. Оставив флотскую службу, он основал коммерческое «Товарищество пароходства по рекам Амурского бассейна». Пароходы «Товарищества» совершали рейсы и в китайские порты, в том числе в Ханькоу за чаем. Владелец амурского пароходства, хорошо зная капитанские достоинства и богатейший опыт морехода Степана Макарова, рисовал перед ним вполне реальные, увлекательные перспективы после оставления военно-морской службы:

— Степан, ты только осознай факт: не с твоим капитанским и штурманским дарованием ходить провизором на какой-то шхуне. Она же ни корвет, ни броненосец.

— Генрих, я надеюсь, что должность провизора в моем послужном списке не будет последней. Надеюсь, что такая служба продолжительной по годам не будет.

— Но какая тебе может быть карьера на Сибирской эскадре. Здесь-то и больших кораблей нет.

— Они еще будут. А чем у тебя в товариществе можно увлечься мне как моряку?

Многим, скажу откровенно. Получишь пароход постройки последних лет. Новейшее коммерческое судно, на котором все топки в исправности. И с углем проблем нет. Команду подберешь сам — я тебе в этом доверяю.

— Но ходить только по Амуру — для меня это не перспектива. Ведь я мореход с опытом.

— Про тебя, Степан, я давно все знаю. Будешь ходить из Николаевска в китайские порты за чаем. Брать придется и другие купеческие грузы.

— Генрих, дай мне подумать. Все же надеюсь, что у меня по службе все уладится.

— Подумай хорошенько. Но поверь мне, что жизни тебе на «Тунгусе» не будет. Так что становись, Макаров, гражданским капитаном парохода...

Скажем прямо, к счастью для России, такого не произошло. В декабре 1872 года лейтенанта Макарова срочно вызывают в Санкт-Петербург. По бесконечному сибирскому тракту, по санному пути, в лютые морозы, он спешно выехал с амурских берегов на берега невские. Он торопился в столицу, ожидая нового назначения и интересной для себя службы.

Еще по пути в Санкт-Петербург Степан Осипович из газет узнал о своих новых научных победах, то есть о применении вновь и вновь его пластыря. В Финском заливе, недалеко от Кронштадта, была спасена благодаря его изобретению железная баржа с плавучей баней. Ее команда не справилась с самым малым переходом, когда барже было приказано переменить место стоянки.

Большой шум вызвало в 1871 году столкновение фрегата «Адмирал Лазарев» с фрегатом «Адмирал Спиридов». Первый из них, считавшийся по конструкции корпуса образцом «непотопляемости», получил серьезную пробоину и лег на борт, начав быстро заполняться водой. От вполне реальной гибели новейший корабль спас подведенный «пластырь Макарова», благодаря которому поступление забортной воды в трюм совершенно прекратилось.

Свою эффективность пластырь показал и при спасении монитора «Лава». Там пластырь удалось подвести под пробоину ниже ватерлинии всего за три минуты! В борьбе за живучесть броненосного судна в условиях открытого моря о таком можно было только мечтать.

Вице-адмирал Григорий Иванович Бутаков в официальном документе рекомендовал макаровский пластырь «Обществу подания помощи при кораблекрушениях». Было такое в старой России. При этом Бутаков ссылался на всем хорошо известные случаи использования пластыря на русском флоте. И на то, что он мог спасти от гибели знаменитый «Атлантик» — трансатлантический пароход линии «Уайт-Стар» , получивший смертельную пробоину от удара о скалу. Позднее, разбирая все эти случаи, Степан Осипович на служебном заседании укажет на причины случившихся аварий:

— Несчастий можно было избежать при одном условии, соблюдении правил борьбы за живучесть корабль. Это есть часть морской культуры.

— Но разве команды не боролись за живучесть «Атлантика» или «Адмирала Лазарева»?

— Боролись, но как? Те переборки, которые должны быть непроницаемы, пропускали воду. Двери, которые следовало закрыть моментально, запирали более пяти минут. И вообще, в экипажах никто не знал, каким образом суда тонут.

— Значит, в этом причины случившихся аварий?

— Да, только в этом. В конструктивном изъяне кораблей и слабой обученности моряков на случай аварии судна. Такое на войне может дорого обойтись любому флоту.

— На войне?!

— Да. По-моему, уж ежели воевать, то воевать не тем, кто больше людей перебьет, а тем, кто возьмет уменьем действовать храбростью.

— Чем, скажите, воевать?

— Воевать быстротой, сметливостью и знанием своего дела. Только этим добывается победа...

В столице лейтенанта Макарова, прибывшего в Санкт-Петербург на несколько дней раньше «графика», ожидала приятная новость: он поступает в распоряжение адмирала А. А. Попова. Россия, как и все морские державы, строила броненосный флот. Новая государственная кораблестроительная программа начиналась с «поповок» — броненосцев с круглыми корпусами.

Относительно их практического использования на войне существовало два толкования. В первом случае эти броненосцы предполагалось использовать как корабли огневого боя с действительно мощным артиллерийским вооружением. Но сам их автор видел в них плавучие форты, которые усиливали собой береговые батареи. Применения же на войне (Русско-турецкой 1877-1878 годов) круглые броненосцы-«поповки» так и не нашли. Вернее — боевого применения им на флоте Черного моря было просто сложно найти.