Варяги

Выполняя повеление герцога Кнута, ярлы Торир и Торгрим с дружинами прибыли на временную стоянку конунга Готфрида — в город Раскильде. Уходить из Ааргуса, насквозь пропитанного родным запахом моря, гниющих водорослей и рыбы, не хотелось. Отсюда рукой подать до родного фиорда. Торир уже дважды встречался со знакомыми ярлами земли фиордов и долин. Обошлось без крови. Ярлы, как и он, были обижены Гуннаром и видели в Торире собрата по ненависти к конунгу, а возможно, и будущего ходатая перед королём Готфридом. Поэтому они легко согласились на его просьбу не нарушать мир побережья данов. Недалеко остров бриттов [10]. Что значат два-три дня пути для быстрокрылых ладей викингов! Добычи же там хватит всем. Может быть, в другой раз и он, ярл Торир, поставит своего «Пенителя морей» рядом с их ладьями. Путь к берегам острова бриттов ему хорошо известен. А пока — пусть пошлёт им Один победу в битве!

Герцог Кнут остался доволен сообразительностью и ловкостью Торира в переговорах с ярлами. Он бы и сам не прочь пощупать бриттов, но король Готфрид предпочитает на побережье пока держать оборону. Пока... Он, Кнут, верит, что это ненадолго. Они с ярлом Ториром ещё поведут свои суда с хирдманами к тому острову или туда, куда укажет конунг Готфрид.

Так будет. А сейчас Ториру с дружиной следует отправиться в Раскильде. Так повелел король. Он, герцог, завидует ярлу. Да, да, не отсиживаться за городской стеной зовёт Готфрид ярла. Его ждут славные дела.

Но даже намёк на славные дела не возвеселил душу Торира. Сумрачно выслушал повеление и Торгрим. Они, свободные ярлы, ещё не привыкли к подчинению чужой воле. Оберегая свою независимость, они покинули страну долин и фиордов. Так почему здесь должны подчиняться распоряжениям короля? С таким же успехом они могли склонить головы и перед Гуннаром.

Прошлое не вернуть и не переделать, как невозможно повторить уже свершившийся набег на остров бриттов, изменить его результат. Поражение можно выдать за победу только на словах, в действительности оно остаётся всё равно поражением. И напоминает некстати о себе ускользающим взглядом дружинника. Как знать, может, ему стыдно вспоминать, как он бежал к «Пенителю морей» под стрелами бриттов, не обращая внимания на призыв ярла. А может, он вспоминает и тебя бегущим, ярл?

Набег — тот, первый, предпринятый сгоряча, без подготовки, сразу же после приговора тинга, — закончился неудачей. Правы были ярлы, отказавшись когда-то избрать его конунгом похода. Личная храбрость для конунга — далеко не самое важное. Теперь он это знает...

Осенние бури вымотали дружинников, они валились с румов «Пенителя морей», не в силах больше ворочать вёслами. А когда всё же увидели поднимающийся из моря берег проклятого острова, неосмотрительно заторопились, подгоняемые нестерпимой жаждой, и сразу же напоролись на береговую стражу бриттов.

У ярла Торира всякий раз при воспоминании о постыдном бегстве непроизвольно краснели уши.

Он не помнил, сколько дней и ночей забавлялось море «Пенителем морей». Гордые мечты, навеянные прорицательницей Хельгой, развеялись дымом потухшего костра. Хотелось одного: чтобы всё побыстрее закончилось — и хрипы дружинников, и жажда, и бесконечные удары волн о борт ладьи.

Полумёртвыми их выловили даны у своего побережья. Они могли бы обратить их в трепаров — домашних рабов, но Кнут оказался проницательным человеком. Он предложил им службу у короля Готфрида.

Торир согласился. А что оставалось делать?

...Он покидал замок короля со смутным чувством. Готфрид произвёл на него сильное впечатление открытостью своих желаний. Если ярл Торир хочет быть в числе первых, чувствовать себя не наёмником, а подняться до родовых старейшин-стурменов и пользоваться соответствующими почётом и властью, пусть заслужит это право. Послушание, верность королю, инициатива при исполнении повелений — вот основа будущего благополучия ярла.

Первое серьёзное дело — предстоящий поход на Рарог. Дружина ярла пойдёт в челе королевского войска.

— Как видишь, приятель, я вполне откровенен с тобой, — улыбка тронула полные губы Готфрида. — Твои воины мне неизвестны, и, сознаюсь, мне будет не так жалко их. как своих, если Годослав всё же захочет помериться со мной силой. А он захочет, я знаю этого старого правдолюбца. Так что тебе, приятель, предстоит столкнуться с Годославом и доказать, что ты истинный викинг.

Но если увижу, что ты будешь беречь дружину в ущерб делу, мы расстанемся с тобой. Нет, нет, я не пугаю тебя. Говорю, чтобы знал мне не нужны ярлы, заботящиеся сперва о себе, а потом обо мне…

Готфрид — настоящий конунг. Он, ярл Торир, будет служить ему верой и правдой. Пока. Вот это смутное в своей неопределённости и неизвестно откуда взявшееся «пока» и скребло душу ярла. Пока — что? Может быть, через какое-то время он займёт место герцога Кнута? Или Норны подскажут Готфриду мысль назначить его, Торира, самостоятельным правителем какой-нибудь провинции? Было бы неплохо. Хотя жизнь одна, и она ещё впереди.

«Брось, Торир, — одёрнул он себя. — Не заглядывай в будущее, сейчас это тебе не по зубам. Думай о Рароге и князе Годославе».

Воевода Нилота сдержал слово — три десятка его дружинников и сам он в их числе пали мёртвыми на заборолах [11] градской стены. Честь пред князем сохранили, но града не уберегли. Что опытным воинам частокол. будь он и в четыре человеческих роста, коли на площадках вверху стены защитников раз-два и обчёлся. А стрелы идут густым косяком, и никакая дубовая плаха не спасёт, потому как ты защитник града и в плаху ту телом не вожмёшься, хоть на сотую стрелу врага должен ответить своей. Вот она сорвалась с тетивы, понеслась испить красной крови. Одним глазом глянуть, испила ли? Но и того мгновенья хватает, чтобы сто первая стрела, пущенная не менее мощной рукой оттуда, с поля, впилась в твоё горло и высунулась из затылка.

Король Готфрид не умедлил приказом. Как только последняя стрела с заборола, затрепетав бессильно в воздухе, упала у частокола, его хирдманы бросились к воротам. В ход пошли секиры...

Торир, во время приступа державший под обстрелом частокол, вошёл в Рарог последним. Дружинники посматривали на ярла хмуро — городок был невелик, и после хирдманов короля на добычу рассчитывать не приходилось. Добро, если хоть что-нибудь достанется.

Не глядя на ярла, они молча, разбившись на группы, бросились к строениям. Торир ни одного не окликнул, добыча — узаконенная собственность победителя. Часть её принесут ярлу, поэтому ему незачем унижать себя поисками тайников.

Готфрид ещё издали приветствовал Торира поднятой рукой в боевой перчатке.

   — Твои лучники отменно шлют стрелы, ярл! — весело крикнул он. — Передай им мою королевскую благодарность. Слава Одину, они заслужили её.

   — Передам и в свою очередь благодарю тебя, конунг. Но сейчас, сдаётся мне, не время для этого...

   — Ты что-то задумал, приятель? Говори, да побыстрее, если с делом пришёл...

Малая дружина князя Годослава торопилась к Рарогу. Верилось: воевода Нилота ещё держится. Тогда, оставаясь незамеченными, они смогут ударить в спину Готфриду. Счастье воинское переменчиво, неожиданность иногда приносит успех, даже если в него не очень веришь.

На своей земле каждый поворот знаком. Ещё немного — и за перелеском дорога вынырнет на поляну и откроется Рарог. Спотыкаются не только кони, всадники тоже лишь привычкой да злостью к данам держатся в сёдлах. Ничего, спина врага возрождает силу.

...Стрелы обрушились неожиданно и со всех сторон. Ярл Торир не придумал ничего нового. Когда знаешь, что противник торопится и все его помыслы устремлены к одной цели, лучший вид нападения — засада. Конечно, устроенная с умом, так, чтобы ни передним, ни задним ходу не было. Остальное сделают стрелы. Но пусть ни одна из них, даже случайно, не полетит в князя Годослава. Кажется, он так досадил королю, что тот захотел непременно видеть его перед собою живым. Что ж, Готфрид, порадуем тебя и этим...