Варяги

   — Здесь заговорили о будущих победоносных набегах. Разве мы часто терпим поражения? Не хочешь ли ты сказать, Гуннар, что если мы их терпим, то только потому, что роды живут отдельно друг от друга? Разве ты не знаешь, что наши дружины идут в поход, объединённые в один кулак? Нет, люди долин! — повернулся ярл к сидящим. — Гуннар очень хорошо знает это. Дважды побывав конунгом в таких походах, он хочет сохранить власть конунга навсегда. И быть им не только в походах, но и в мирное время. Он немало приволок добычи, но голоден ненасытный волк... Ему мало добычи, ему нужна власть над всеми нами...

   — Старейшины и законоговорители! — загремел Гуннар. — Я пришёл на тинг, уважая законы и обычаи нашего народа. Но почему не уважает их этот ярл? Я просил вас выслушать меня со скалы законов. Вы согласились на это. Почему же разрешаете прерывать меня и устраивать на тинге перебранку?

   — Потому, что ты как раз и ратуешь за отмену этих законов и обычаев! — насмешливо крикнул Торгрим.

Люди заулыбались, одобрительно зашумели. Они ценили меткое слово, сказанное вовремя.

Торгрим подметил верно: Гуннар осуждает обычаи предков и тут же прибегает к их защите.

Успокаивая людей, поднялись старейшины-законоговорители.

   — Ярлы Торир и Торгрим! Слушайте говорящего со скалы законов, — слабым голосом повелел старший из них.

Ярлы молча подчинились.

   — Продолжай, ярл Гуннар, мы слушаем тебя...

Гуннара больно кольнуло это обращение: ярл. Давно уже его называли только конунгом, он даже в мыслях привык к этому титулу и считал себя конунгом и только конунгом. И вот дождался — его назвали ярлом. И где? На тинге, на который он возлагал столько надежд. И этот одобрительный шум в ответ на слова мальчишки Торгрима. Даже люди из его собственной дружины улыбались.

Гуннара охватил гнев.

   — Вы не хотите слушать моих разумных доводов. Вы кичитесь походами. Да, наши люди — отважные воины. Но ещё раз говорю: вы слепы, вы не видите, как меняется мир вокруг вас. В Британии мелкие королевства сливаются в одно государство. Если вы сунетесь туда, ваши разрозненные дружины захлебнутся собственной кровью. А франти? Можете ли вы тягаться с ними? Торир сравнил ваши дружины с кулаком. Нет, это они — саксы, франги — стали единым кулаком. Мы же — пальцы, и пальцы неразумные, один не знает, что делает другой. Вы спохватитесь, люди долин, но будет поздно. Вы вспомните мой призыв объединиться, когда враги ворвутся в ваши жилища.

Он резким движением поднял лежавший у подножия Одина меч, пристегнул к поясу. С гордо поднятой головой сошёл со скалы законов и стал впереди дружины. Народ ещё не сказал своего слова, но Гуннар знал: ещё одна его попытка обернулась неудачей. Пусть так. Но с Ториром и Торгримом он справится.

Вышвырнуть их из страны долин, изгнать навеки — на это его влияния хватит.

Всё так же слепо смотрел на людей со скалы Один. Всё так же блестел кровью его жёсткий рот.

Время Гуннара ещё не пришло. Оно придёт, правда, не скоро, и будет это время другого конунга. Объединит страну долин и фиордов через десятилетия Харальд Прекрасноволосый [3].

Тинг приговорил: ярл Торир за преднамеренное убийство ярла Херда должен уйти в изгнание.

Он подчинился.

Прорицательница ошиблась. Вместо судьбы славной Торира ждали долгие дороги, изменчивое счастье скитальца.

БОДРИЧИ [4]: НАЧАЛО IX ВЕКА

Будущее благополучие создаётся вчерашним днём. День сегодняшний может его лишь упрочить и приблизить. Грядущий день проспишь — сам обеднеешь, а внуков с сумой по миру пустишь.

Конунг данов Готфрид непререкаемо верил в истинность этого утверждения.

   — Плевать мне на северных соседей! — кричал он в раздражении герцогу Кнуту. — Что ты тычешь мне в нос этими бродячими шайками разбойников-викингов [5]? Я доверил тебе побережье, защищай его. Участились нападения? Сам виноват, значит, ни одному ярлу не пустил кровь по-настоящему. Они наглеют, а ты всего лишь держишь оборону. Потому и бьют тебя...

   — Ни один ярл не может похвастаться, что разбил меня, — не сдержался герцог. Золотая массивная цепь на его сильной выпуклой груди колыхнулась возмущённо.

В малом замковом зале они были одни, и Кнут мог позволить себе оспорить слово конунга-короля. К тому же герцог (титул, сравнительно недавно перенятый у соседей-франков) считался добрым приятелем конунга, насколько могут быть приятельскими отношения между повелителем и вассалом. Но ведь и повелители — всего-навсего люди, и им нужен человек, с которым можно перекинуться словом на равных. Готфрид испытывал нужду в таких людях постоянно — он был деятельным королём, и как на любого деятельного человека, на него со всех сторон наваливались большие и малые дела и события. Времени просто не хватало. И потому на реплику Кнута он взорвался новым потоком брани.

   — Приятель, не дури мне и себе головы! Разве я назвал тебя трусом или младенцем в битве? Пусть я не увижу Вальгаллы, если ты хуже меня понимаешь, что все эти набеги на побережье, стычки не играют для нас никакой роли. Ярл с пятью десятками воинов. Ха! Они способны ограбить какое-нибудь поселение, не более того. Я ведь знаю, Кнут, они убегают подобно зайцам, как только услышат, что поблизости твои отряды.

   — Не всегда так, мой король, — сжал губы герцог.

   — Знаю, знаю, Кнут. — Готфрид вскочил со скамьи, известковый пол зала перечеркнула его колеблющаяся тень — в громадном камине пылали дубовые поленья. — Если бы на побережье было спокойно и безопасно, тебе бы не пришлось торчать там. Но и придавать слишком большое значение набегам не надо. Не забывай, что мой родич Харальд Боевой Зуб [6] оставил нам объединённую страну, у нас хватит сил образумить зарвавшихся ярлов. В конце концов посади отряд-другой на корабли, догони грабителей в море, захвати кого можешь живым, иди в их фиорды и там, на глазах сородичей, перевешай всех до одного. Это впечатляет. Другие поостерегутся.

   — Нужны новые корабли. Недавно бурей три судна выброшены на берег...

   — Накажи кормчих. Впрочем, это твоё дело. Что ты хочешь от меня, Кнут? Серебра? Воинов? Мастеров для постройки кораблей? Говори — что?

   — Ты же знаешь, Готфрид, по твоему слову мы не ходим в набеги. Воины ропщут, мне нечем им платить.

   — Ладно, герцог, я дам тебе серебра. Хотя это вы должны приносить мне его. Главная опасность идёт с юга, ты это знаешь не хуже меня. Там приходится постоянно держать войско, и туда, как в бездонную бочку, уходит казна. Король франков Карл, провозгласив себя императором, недавно присылал ко мне послов. До тебя, на север, эти вести, наверное, ещё не дошли? — Король выжидательно замолчал.

Лицо Кнута, обветренное суровым дыханием Янтарного моря, изрезанное преждевременными морщинами, — само внимание. Проведя последний год почти безвылазно на побережье, он действительно не знал многого из того, чем жил королевский двор. Порой охватывала обида, мнилось, конунг забыл о нём. Но тут же и одёргивал себя: нет, Готфрид не забыл, сегодня он поручил ему побережье, завтра найдёт другое дело рядом с собой. Такими военачальниками, как он, Кнут, Готфрид разбрасываться не будет.

   — И что тебе привезли послы Карла? — Отвечая вопросом на вопрос. Кнут одновременно подчёркивал свою неосведомлённость и озабоченность делами королевства данов.

   — О, мелочь. Всего-навсего предложение о союзе против бодричей. Он с юга, я с севера. Куда высокомудрому князю Годославу податься? Один хороший удар, обдуманный и подготовленный совместно, и Рарога больше не будет. Пепел и развалины от города бодричей. А может, договоримся, Рарог моим станет. Карл и на такую возможность намекает. Для себя он выторгует у Годослава другие куски, пожирнее Ты бы согласился, Кнут, а? Сколько мы с этим Годославом возимся, а тут случай сам в руки плывёт...