Смута (СИ)

Назар почесал загривок, смачно крякнул.

—Да – а, сто дружинников, против тысячи. Если не задержим, то придётся бежать всему войску от Новгорода не солоно хлебавши. Назар собрал сотню и пояснил обстановку и попросил совета:

—Как быть, христиане, побежим, поджавши хвост, или как-то будем их задерживать.

—Будем делать засеки и станем обстреливать их из луков. Пока разберутся, а мы уже далеко, делаем новую засеку.

—Новую засеку нам сделать уже не дадут, станут преследовать до самого Новгорода, — невесело подытожил Назар.

Зависла зловещая тишина, грозящая близкой смертью. Что можно придумать, чтобы сотней храбрецов задержать вооруженный отряд в тысячу мечей.

—Назар, разреши слово молвить, — приподнялся с травы молодой инок.

—Как тебя нарекли по-христиански? — в голосе сотника сквозила неприкрытая насмешка, мол, молодо зелено.

—Дмитрием.

—Говори, Дмитрий, — снисходительная улыбка не покинула Назара.

—Я думаю, что надо делать засеку, но небольшую, делать так, чтобы её было видно издалека.

—Это еще зачем? — возмутился Назар.

—Он станет с мечом на ней, вороги устрашаться и побегут, — незлобные насмешки разрядили напряженное состояние дружинников.

Инок, не обращая внимания на товарищей, продолжил:

—Если у меня не получится, то придется стрелять в них из луков и скрываться, — и, помолчав, добавил, — может, кто придумал разумнее способ остановить ворога, пусть скажет.

—Зачем тебе засека, да ещё видная издалека?— упорствовал сотник.

—Назар, ты сделай так, как я прошу.

Сотник недовольно покрутил бородатой головой, но согласился с Дмитрием.

—Делаем две засеки, одну видную, по просьбе инока, другую, скрытую. Ворог легко пройдет первую засеку. И не станет ожидать второй. Нам это облегчение. Немедля рубим деревья….

Утром дозор доложил о приближении вражеского отряда, сотня приготовила луки, заняла удобные для стрельбы места.

Показались первые всадники, увидев засеку, они повернули коней в обратном направлении.

—Передовой отряд охранения, — догадался кто-то из дружинников.

Наступила долгая, тревожная тишина, которую нарушил голос Назара:

—Долго решают, что делать.

—Уже задержали, — съехидничал кто-то из дружинников.

—Не зубоскалить! — строго приказал Назар, — проверить справа и с тыла, нет ли там ворогов, а то дадут сзади по темечку.Слева наблюдать, чтобы не проплыли по реке.

Опять наступила тревожная и долгая тишина.

—Наконец, из-за деревьев показались всадники. Вражеская, передовая сотня осторожно приближалась к первой засеке. Лица напряжены, мечи готовы к битве.

—Где же наш священник? — спросил насмешливый голос дружинника.

—Знамо где, сбежал, — уверовал второй голос.

Тем временем вражеская сотня всё ближе подъезжала к засеке. Вдруг передние всадники резко натянули поводья, остановились, лица стали растерянными и даже испуганными.

—Что это с ними? — почти в полный голос изумился Назар.

От отряда конников, отделился один воин, подъехал к засеке, он спешился и как то неуверенно приблизился к поваленным деревьям. Вскоре к ним приблизились еще несколько всадников. Они начали спорить. В это время из укрытия вышел Дмитрий, он нёс перед собой икону Божьей матери. Воины попятились, а молодой монах подошёл к ним вплотную. Его тихий голос завораживал:

—Истинный Господь велит вам вернуться. Матерь Божья, не отдаст нас на погибель, она защитит нас. У вас нет победы. Не вершите греха. Кровь, пролитая вами, возопит о мщении. Мало кто вернётся домой. Возвращайтесь.

—Один из вражеских воинов пронзил монаха Дмитрия копьём, за ним второй, третий. Тело его приподняли на копьях, но он не уронил икону. Он держал её даже тогда, когда душа покинула юношу, а бездыханное тело бросили на траву. Один из ворогов попытался завладеть иконой, но руки героя не отпустили её. И попятились враги, устрашились духу и силе невиданной.

Русская сотня видела, как умирал инок. Назар встал во весь рост, обнажил меч.

—Братья! Мы русичи! Негоже нам прятаться за кровь и смерть мученика Дмитрия. Он умер за нас, мы умрём за него, за Веру и Русь. Умрем с честью или победим и заберем и похороним мученика. Вперёд! На ворога!

Сотня, обнажив мечи, двинулась на полчища врагов. Грозное молчание, и горящие глаза говорили, что у них есть только один путь — умереть. Нет, не осмелились вороги принять бой, отступили.

Сотник закрыл глаза иноку, а он разжал мёртвые руки, отдал икону Назару, который

перекрестился, потом попросил прощения:

—Прости нас, Дмитрий, прости за неверие в тебя, прости за смерть твою! Икона Божьей матери, и твоя кровь будут всегда с нами, будут оберегать воинов Руси.

Смотрите, смотрите! — воины повернулись на голос, — смотрите, на засеке икона пресвятой троицы, это она посеяла растерянность в их ряды.

***

По прошествии двух дней, Добрыня приказал оттащить вверх по реке плоты, чем вызвал большое недовольство у дружинников.

—Две версты тянуть плоты на себе? Право дело, сдурел наш воевода! Могли бы связать там плоты, и тогда бы не пришлось их тащить две версты на себе.

На вопросы, задаваемые ему, Добрыня грозно сдвигал брови, да показывал плеть и приговаривал в бороду:

—Смотрите у меня!

Тысяча Путяты оттолкнула свои плоты в ночную тьму, их закружило, понесло по течению, но дружинники длинными шестами стали направлять их к средине реки. Вскоре на фоне неба стали вырисовываться очертания города. По знаку Воеводы пятьсот воинов отделились и причалили к берегу. Всеближе город, дружинники дружно крестятся и готовят оружие к сече. С берега окликнули:

—Никак на помощь прибыли, ко времени, ко времени.

Путята в тон стражнику ответил:

—На помощь, на помощь, Добрыня еще не порубил вас? А где дома Богомила и Угоняя?

—Иди ближе, а то во тьме не увидишь.

—А не засаду здесь устроил Добрыня? Я подойду, а ты копьё в бок. Покажись все, кто с тобой, — Путята придал недоверчивый тон своему голосу.

На берегу раскатисто рассмеялись.

—Добрыня! Ха-ха! Он боится сюда сунуться, нос отрежем! Ха-ха.

—Лови концы верёвок подтягивай. Один за другим плоты причаливали к берегу, Дружинники Путяты окружили стражников и по его знаку убили их.

—Убрать тела, и проверьте, не остался ли кто живой, — приказал воевода и пожалел, — от радости поторопились, надо было оставить одного проводника.

— Не убивайся, воевода, есть один живой.

—Тащите его ко мне, да не поломайте ребра.

—Здоровый боров, ему не поломаешь.

—Показывай дом Угоняя, Путята приставил кинжал к горлу стражника.

—Покажу, только не убивайте.

Обширный двор Угоняя темнел частоколом, за которым лаяли псы.

—Окружить двор, никого не выпускать, — Путята решительно подошел к воротам двора и приказал дружинникам, — ломайте.

Чтобы удары о ворота были глухими и не взбудоражили горожан, конец бревна обмотали снятой с себя одеждой. Запоры не выдержали ударов, ворота распахнулись. Потрясая мечами, киевляне бросились к дому Угоняя. Вскоре дружинники ворвались в дом.

—Вот так удача, — рассмеялся Путята, когда увидел сидящих за столом Угоняя и Богомила, — оба главаря здесь. Совещаются, как Добрыню поймать.

—Отсовещались уже. Добрыня им, за свой дом и избитую семью головы отсечёт.

—И не только головы, причем перед отсечением голов, — шутка молодого дружинника вызвала дружный хохот.

—Вяжи их хлопцы, Путята поддержал шутку, для того и отправим их к Добрыне.

К воеводе подошёл пожилой воин и предостерёг:

—Их надо оставить здесь. Если ты их отправишь к Добрыне, нас окружат и сожгут вместе с домом.

—Ты прав, убивать тысяцкого и верховного жреца не станут, поостерегутся. Добрыня поговорит с ними потом. Подожгите дом Богомила, если не сможете, подожгите любой дом, дайте сигнал Добрыне.

Постепенно, Угоняй и Богомил пришли в себя, но растерянность осталась в их глазах.