Иешуа, сын человеческий

Пример Иоанна Крестителя особенно тревожил Иисуса. Л Самсон? Посильно ли ему, Иисусу, подобное?

Он не готов был вот так, без раздумий, ответить Посвященным старейшинам ессеев о своем решении.

Пауза затягивалась. Тогда глава братства посоветовал Иисусу:

— Удались в пустыню.

В тайном центре ессеев в Енгадди было специальное место, где сомневающийся в чем-либо мог наедине с собой поразмышлять м прийти к определенному выводу. Подвергнуться искушению од иночеством.

Выше Енгадди, там, где ессеи выращивали кунжут и обрабатывали виноградники, крутая тропинка вела в пещеру, довольно тщательно скрытую от случайного взгляда. В нее входили меж двух дорических колонн, вырубленных в скале, подобно тем, какие находились в Иосафатовой долине в Убежище Апостолов. Вид из пещеры был изумительный: глубокая и узкая долина с редкими белыми домиками, утопающими в зелени виноградников, а дальше — Мертвое море. Неподвижное и серое, сдавленное печальными горами Моавитскими. Сам же человек, созерцающий все это, чувствовал себя так, будто находится он в орлином гнезде над пропастью.

В пещере этой в качестве духовной пищи имелись свитки с изречениями пророков, а также укрепляющие благовонные масла; для телесной же пищи только сушеные финики и ключевая вода, с уютным журчанием выбегающая из расщелины в скале. Она же предназначалась и для омовения.

Вот туда и удалился Иисус. Перечитать то, что ему было хорошо знакомо, но теперь уже новыми глазами, с более глубоким осмыслением. Особенно внимательно вдумывался он в каждую фразу пророка Исайи: «Кому открылась мышца Господня?», «На подвиг души Своей Он будет смотреть с удовольствием… и грехи их на Себе понесет», «Я дам ему честь между великими… за то, что предал душу Свою на смерть…» Судьба?! А если судьба, то не дрогнет ли он, когда настанет час испытания, час истязаний перед казнью, не возопит ли он о пощаде, когда наступит миг казни?!

И усмехнулся, вспомнив, как он осуждал Моисея за малодушие и робость. Теперь выходило, что он сам искушаем малодушием и робостью, неверием в свои силы.

Однако Моисею предстояло великое: вывести народ свой из рабства и дать ему законы общежития, законы веры. Но куда выводить народ Израиля сейчас, какие ему нужны сегодня законы бытия, если они уже есть — мудрые законы Моисея. И — откровение. Не выводить нужно народ, он и так рассыпан по многим странам силой победителей, его нужно собирать. Объединить духовным единством. Чтобы люди почувствовали себя способными вырваться на свободу из крепких объятий Рима, который является царством Сатаны, печатью зверя. Но на благо ли это? Не приведет ли такая борьба к окончательному исчезновению Израиля? Нет! Не приведет. Свобода победит! Она не может не победить! Даже ценой жизни части народа. Ценой его собственной жизни.

Все так. Однако чтобы решиться на самопожертвование, нужно избрать верный путь. Но какой?

Можно, объявив себя наследником и правопреемником Давида, воскликнуть подобно Исайи: «Я растопчу народы в гневе моем, я напою их моим негодованием, я опрокину их силою на землю!» Объявив себя царем и Первосвященником, стать новым Макковеем? Да, можно рискнуть. Все равно — смерть, а она краше в борьбе. Но… Можно ли насилием победить насилие? Может ли меч положить конец царству меча? Не вызовет ли все это к жизни новые темные силы, силы мрака, силы зла?

Есть путь Иоанна Крестителя, который бросил открытый вызов фарисеям и саддукеям и который дополнял законы Моисея своим видением очищения души и веры в Бога. Но и он, похоже, не даст ожидаемой пользы, ибо крещение водой — одна из степеней Посвящения, принятых в Египте. А можно ли весь народ или большинство из него принять в сонм Посвященных, не дав к тому же нужной подготовки к великому акту?

Не лучше ли, крестя водой, раскрывать для крещения ту истину, какая по сей день остается достоянием нескольких тайных святилищ и малого числа Посвященных?

Но он принял на себя обет молчания. Разве может он нарушить слово? Отступничество — не путь честного проповедника. Первая ложь породит новую. Так без конца и края.

Скорее всего, нужно идти путем египетских жрецов, которые исподволь, через укрепление веры в своих богов, которую хранили сами, и своим примером вели за собой массы, одновременно прививая им ненависть к гиксосам, поработившим Египет. Путь долог, но в конце концов он приведет к желаемому результату и в Израиле. Именно так! Проповедовать среди людей суть веры в Господа, суть законов Моисея — высокую нравственность, самосовершенствование, полную свободу мысли и духовной жизни, ясное понимание главного: Бог в каждом!

Но разве этот путь не на десятилетия и даже не на столетия? А как быть с тем, что переживает народ сегодня?

Мыслями перенесся Иисус в Иерусалим, в Храм Соломона, где больше культа, чем веры истинной, так ему показалось, и это же подтвердил наставник, его сопровождавший; затем в Нижний город с его нищими и убитыми горем, — он вновь почувствовал то унижение, какое испытал в те минуты, когда, увлекаемый наставником, спешил укрыться в пещерах от преследователей-легионеров, готовых схватить их и отправить на казнь только за то, что вокруг них собрался народ. А сами пещеры с их сумасшедшими обитателями? Тоскливо стало на душе Иисуса. Особенно, когда он мысленно перенесся к желтым берегам Силоамского источника.

День тянутся за днем, борению мыслей, однако, не было видно конца. Иисус никак не мог определиться, имеет ли смысл рисковать жизнью, став проповедником, а если да, то какую цель ставить перед собой и по какому пути двигаться, чтобы достичь желаемого.

Окончательное решение Иисус принял, когда основательно взвесил слова мамы, сказанные со вздохом в Египте: «Снова сыны и дочери Израиля под более страшным гнетом. И только Мессия сможет сегодня спасти свой народ, взяв все грехи на себя».

Тогда он почувствовал, что мама чего-то недоговорила, сейчас же он понял: она имела в виду его, Иисуса. Не зря же она посвятила его в назареи. Значит, зачат он от Святого Духа, так считала его мама и видела в нем пророка. Мессию.

«Воля матери священна!»

На следующее утро он предстал пред очи Главы центра Енгадди и, преклонив колено, объявил:

— Я иду проповедовать как назареи. Как Сын Человеческий. Я готов к этому.

— Мы объявим тебе решение старейшин Посвященных. Пока же поезжай проведать маму.

Но уже через неделю покойная жизнь в родном доме прервалась: Иисуса известили, что четырех степеней Посвящения не достаточно для Мессии и что ему предстоит пройти еще три степени. Одну из них в Египте, в Храме Солнца.

В Храме Солнца

Жрецы-соглядатаи, сопровождавшие в качестве слуг Иисуса в Египет, а затем до самого Храма Озириса, остались перед мраморными ступенями, передав с рук на руки своего подопечного служителям храма — неокорам. Те благочестиво повели прибывшего во внутренний дворик к портику, где Иисуса ожидал глава иерофантов храма Озириса — Великий Посвященный.

Иисуса поразили не столько богатые одеяния и величие в облике Главы храма, сколько сам портик: мраморные колонны его казались гигантским цветком лотоса, на которых как бы плыл в вечность Солнечный ковчег — ковчег Озириса. Лепестки же самих цветков, как бы откидываясь, открывали взору то голову ребенка, что говорило о связи людей с тайным рождением Гора, сына Озириса и Изиды среди лилий и папируса в Нижнем Египте, то встающего бога Солнца и Движения; то обнаженного младенца — символа утреннего солнца. Чистота линий говорила о великом мастерстве зодчих, а композиция — о мудрости священнослужителей: человек под портиком чувствовал себя покоренным неведомой великой силой, щедро источаемой ковчегом бога Солнца.

Иерофант, жестом отпустив неокоров, сделал несколько шагов навстречу гостю.

— Покоен ли был твой путь из Галилеи в Мемфис?

— Да. Благодаря Господу моему.

Пронизывающий взгляд иерофанта словно прожег Иисуса до самых до пят, и понял он, что допустил большую оплошность, отнеся успех путешествия не на Великого Творца (он же не простой смертный, но Великий Посвященный), а на Яхве. Не подумал, где он и кто перед ним. Однако иерофант больше ничем, кроме взгляда, не выразил своего недоумения. Все то же спокойное величие, да и взгляд его острых глаз принял прежнее выражение — пронизывал он, но не прожигал. Глаза эти вместе с тем были непроницаемы, однако светились внутренней теплотой души, что буквально покорило Иисуса. Он было собрался исправить свою оплошность, но иерофант опередил его.