Андрей Рублев

Они проходят мимо заросшего травой пожарища.

— Сгорело? — спрашивает Андрей у малого.

— Этой зимой спалили.

— Кто спалил?

— Воры, наверное, кто же еще? — не оглядываясь, отвечает мальчишка и рубит прутом крапиву, со всех сторон окружающую тропинку.

Сквозь обглоданные огнем ребра сгоревшего терема сияют белокаменные стены новых княжеских хором.

— Ну и красота! — восхищается Даниил.

Мальчишка впервые оглядывается на чернецов.

— А ты, Иван, чем помогал? — спрашивает Андрей.

— Камень тесать помогал. Не Иван я — Сергей…

— Красиво! Самому-то нравится? — спрашивает Андрей.

— Мне что ли?

— Ну да.

— Не…

— Почему?.. — удивляется Андрей.

Лицо Сергея расплывается в улыбке:

— Белое все. Его бы разрисовать как следует…

Вокруг хором неубранные щепа, известь, битый камень.

В тени высокого красного крыльца расположились мастера. Приводят себя в порядок: причесываются, надевают чистые рубахи.

На крутой лестнице Андрея и Даниила встречают двое дружинников, сидящие на верхней ступеньке.

— Вам что, отцы? — спрашивает один из них.

— Нам бы великого князя, — отвечает Даниил.

— Никого пускать не велено. Занят он.

— По делу мы. Иконы подновлять пришли.

— Не-е… Нам не надо. Нам Андрей Рублев да Даниил Черный иконы подновлять будут, — отмахивается дружинник.

— Подумаешь, Рублев!.. А кто такой Рублев? — говорит Даниил.

— Не знаешь Рублева, что ли?!

Андрей улыбается:

— Так это и есть Даниил, а я — Рублев.

Старший мастер водит великого князя по узким переходам с решетчатыми оконцами, по сводчатым залам. Сзади идет княжеский сотник. По сравнению со слепящим солнцем и белизной хором снаружи внутри почти темно.

— Ну, как тебе, Степан? — не оборачиваясь, спрашивает князь.

— Побогаче бы надо, — басит сотник, громыхая сапогами.

— Видишь, не нравится Степану, — говорит князь старшому.

— Будет побогаче, будет и покрасивше, — уверенно добавляет Степан, — не в монастыре живем.

— Мне твоих денег не жалко. Потолки нетрудно позолотить, — тихо и упрямо произносит старшой, — а вот сделать так, чтобы красиво было, — это потрудней…

— Да я в этом не понимаю ничего, — перебивает князь мастера, — ты вот с сотником говори, он человек знающий.

— По-моему, девицам что нужно? — терпеливо объясняет старшой. — Чтоб днем нескучно, а вечером нестрашно. Вот и делали мы стены повеселей, поприветливей.

— Ты княжеских девиц в одну кучу не вали со всеми! — возмущается Степан.

Они входят в широкую залу с расписанными сводами.

— Стольная палата! — громко объявляет мастер.

— Ну что, Степан? — спрашивает князь.

Сотник, звеня подковками по выложенному цветным камнем полу, обходит трапезную.

— Нет, — заявляет он решительно, — какому-нибудь боярышке удельному завалящему здесь жить в самый раз! Ты же — великий князь! К тебе и князья ездят и послы иностранные, а что они скажут на все это? Думаешь, там не понимают? Никакого, скажут, размаху. Видно, с хлеба на воду перебиваются!

— Полегче, полегче, — одергивает князь сотника.

— Конечно, может, это и красиво, но… — Степан качает головой, — но не для великого князя.

Мастер смотрит на него с улыбкой правого, но бессильного человека.

Андрей и Даниил в окружении мастеров идут вдоль ослепительно белых стен.

— А мы как раз в Звенигород собираемся, — улыбается коренастый мастеровой, — князь — младший брат великого — пригласил.

— Приезжал он тут, — вмешивается длинный мужик, — с братом мириться приезжал. Ходил все, ходил, усы кусал.

— Ну и что? — спрашивает Андрей.

— Понравилось. Тоже пригласил нас в Звенигород хоромы ставить. Что хотите делайте, говорит. Денег не пожалею.

— Он все братца своего переплюнуть мечтает, вот и все, — усмехается Андрей и указывает на фантастического зверя, вписанного в круг, образованный причудливым орнаментом. — А это тоже ты резал? — обращается Андрей к длинному мужику.

— Я стены расписывал, — лыбится длинный. — А это Никола либо Митяй. Никола! — обращается к загорелому мужику. — Иди-ка сюда! Слышь?

Загорелый мужик смущенно подходит к Андрею.

— Красота-то какая. Мастер! — восхищается Андрей.

— Да не… я карниз резал, а это дружок мой Митяй, — говорит загорелый и вытягивает за рукав светловолосого мужика с выгоревшей добела бородой, — он весь низ резал и наличники.

Андрей с пристальным интересом приглядывается к загорелому.

— Это что ж за зверь такой? — интересуется Даниил.

— Та-а-а-кой ы-з-з… — Митяй краснеет, нагибает голову.

— Такой зверь… — приходит на помощь длинный мастер.

— Дракон? — спрашивает Андрей.

— На-а-а… на-а…

— Наверное, дракон, — снова спасает положение длинный.

— Смотри, какое чудище в круг вписал! Андрей! — зовет Даниил.

Андрей некоторое время внимательно смотрит на загорелого, потом отзывает его в сторону.

— Слушай, а ты в Андрониковом монастыре не работал?

— Нет.

— Вроде, встречал я тебя где-то, а?

— Кто его знает, может, и встречались где…

Андрей на мгновение закрывает лицо рукой.

— А под Троицей, в деревне?

Опустив глаза, мужик отрицательно качает головой.

— Ну как же? Драка-то! Скоморох еще разнимал… Скомороха-то помнишь? Прибили скомороха-то еще!

Мужик бледнеет, лицо его становится серым. Он облизывает пересохшие губы и трясет головой:

— Не знаю я… Не было ничего такого. Не помню…

Андрей недоуменно улыбается и отворачивается:

— Ну прости…

— Андрей! — зовет Даниил.

Загорелый вдруг хватает Рублева за руку и умоляюще шепчет:

— Не губи, отец, божий человек, не губи… Прошло все… Резчиком я теперь по камню… Не выдавай этому… — кивает он в сторону приближающегося Даниила.

— Да ты это что? Это же все равно, что отец мой.

— Не выдавай, все равно не выдавай, не губи, божий человек…

Князь, сотник и старшой идут по длинному коридору, пересекают несколько палат.

— Тебе в доме жить, я и на соломе пересплю… — ворчит Степан.

— Чего? — переспрашивает князь.

— Я тебе вот что скажу: все это переписать надо, стены, потолки, все! Только поярче, посильнее!

Старшой вдруг останавливается. Даже в полумраке видно, как он побледнел.

— Дозволь мне, великий князь, сказать…

— Ну, — разрешает князь.

— Ты рисовать умеешь?

— Нет, — удивлен князь.

— А, может, сотник твой в каком искусстве мастер?

— Ну?..

— А я, — старик ударяет себя в грудь, — сорок лет по этому делу! Ты мне хоть веришь?!

— Не верил бы, так…

— Так чего же ты своего сотника боле меня слушаешь?!

— Видал, куда гнет? — ухмыляется Степан.

— Я же сорок лет этим делом занимаюсь! Ну скажи, сделай милость, вот это что такое? — обращается он к сотнику, тыкая корявым пальцем в стену, расписанную орнаментом.

Степан демонстративно молчит, с ненавистью глядя на старика.

— А это что? — настаивает мастер.

— Ну, Степан? — улыбается князь. Все это начинает его забавлять.

— Видишь?! — злорадно восклицает мастер. — Я тебе говорю, лучше хором тебе никто не поставит, а ты не мне веришь, а Степану!

— Да, Степан, тебе на жеребце сподручнее! — хохочет князь.

— Не в умении дело, — говорит сотник, бешено глядя на старшого и на ходу царапая стену коваными ножнами.

— Ничего переделывать не стану! Хоть убей! Тут люди душу свою положили, сердце! Под землей по колено в воде ковырялись…

— Ладно, ладно! — обрывает его князь. — Ступай, Степан, тут у меня дело к нему.

Сотник, спрятав глаза, кланяется и уходит.

Мастер и князь входят в опочивальню. Старик осматривается, выглядывает в коридор.

— Да нет никого! Я наказал, чтоб муха не пролетела.

Старшой вынимает из-за пазухи ключ и подходит к изразцовой печи. Вставив ключ в искусно замаскированную скважину, он дважды поворачивает его. Открывается небольшая узкая дверь. Старик нагибается, поднимает с пола заранее припасенный факел и бьет кресалом по кремню.