Внук Бояна

— Мы о тебе наслыханы,— подхватил Епифан. —Всем народом на воеводство зовем: княжи у нас, а иных не хотим. Так ли, братья вольные?

— Так! Так! — отвечали люди дружно. А лица суровые, без улыбки: дело-то решалось большой важности. — Все за тобой пойдем! Князь надобен для защиты! Не дадим никому разорять нашу волость... Поди, и соседи-князья тебе помочь окажут. А то они на нас, без князя, зубы скалят! Крикни на хитрых плутней так, чтобы у них ноги к земле пристыли!

— Мы— хоть на смерть! —снова громко сказал Савостий. Лишь бы все по-братски, да дети наши и весь народ жили счастливо.

— А об этом, братие, и я так мыслю: кто хочет народу своему плохое? Нет таких! — вдруг искренне открылся Ярослав. Внезапная радость охватила его: все, о чем он мечтал, начинало сбываться. Пусть не совсем так, но главное есть — земля и народ. На зависть братьям-стяжателям, он по-новому соберет свое княжество, беззлобно!

— Так клянись, Ярослав Глебович, — снова перенял речь Епифан, — с народом жить, стоять против врага намертво. А мы послужим тебе и делу общему всем, чем надобно, ни себя, ни детей не жалеючи. Мы же все тут: и ты, и мы —люди русские! А русские в боях— удальцы! Клянись!

— Клянусь! — Ярослав вскинул правую руку со сложенными в крест перстами и перекрестился. — Перед лицом русских братьев клянусь жить по добрым заветам божеским и человеческим, На какой реке жить, ту и воду пить...

Князья Пронские Всеволод и Святослав стояли на угловой башне и смотрели на пойму реки: там за Проней подходила ватага неведомых вершников, у переднего воина развевается княжеский бунчук. Отряд небольшой — человек в полсотню, но все же входные ворота закрыли...

Седоусый страж долго всматривался, щуря глаза, и наконец воскликнул:

— Так то ж конь буланый княжича Ярослава!

— Воины не наши, — вмешался Святослав. — Да и не холопское воинство — дружина приодетая...

— Коли наш княжич едет и ведет за собой — будут наши,— досказал старый воин. — Щиты багряные. Свежекрашеные. И на стяге княжеский знак.

— Да, да, это Ярослав едет! — обрадованно воскликнул Всеволод. — Скачите сказать, чтоб ворота открыли.

Через короткое время конная ватага въехала в Пронск, прямо ко княжьему двору. Впереди Ярослав Глебович — еще издали шапкой машет, улыбается. Поздоровался с братьями, по-родственному облобызались.

— Где пропадал? И вестей не шлешь! — с сердцем выговаривал Святослав, пока они поднимались по красному крыльцу в хоромы: что-то меньшак начинает самочинствовать!

Ярослав рассказал о поездке в Сосново, не таясь: позвали его княжить! Как теперь быть? Он уже дал народу клятву!

— Какому народу? —процедил сквозь зубы Святослав.— Холопам беглым? Этого еще не хватало — вязаться с разбойным селением!

— Но то — селение смердов! Там умные и умелые люди!— не сдерживаясь, громче сказал Ярослав. — Они давно там живут, испокон веку! Хотя есть и беглые, они таятся в лесных чащобах. Теперь будем собирать их в острожки. Заново городки строить.

— Доброе деяние, — похвалил Всеволод. Все же люди! — Он был рад, что меньшой брат вернулся живым и здоровым, что затеял хорошее дело — немалую заботу себе нашел! А то Святослав прожужжал все уши про меньшака: с детства неслух он — наметался в вотчине самовольству, баловень он, потатчик холопам, — не сносить ему головы, не княжеское у него сердце!

— Теперь пусть платят нам подати твои холопы! — поспешил предупредить Святослав. Он досадовал: сами еще не успели объехать княжеские владения, а меньшак без их ведома решился на такое!

— Дайте людям обжиться, — прервал его Ярослав. — Это наша земля, пронская. Никуда она не уйдет!.. Но Донская волость теперь моя.

— Своевольно захватываешь? — строго оборвал Святослав.— Это земля Пронского княжества! На полудень ей края нет, до самого Поля половецкого!

— Она и останется нашей, русской. Но все же будет там Донское княжество. Мое княжество!

— Уж не хочешь ли ты отграниться от нас?

— То нужное дело. И от резанских земель отгранимся, и от воргольдев. И подати зачнем себе собирать. Подождите, братие, будет у нас и свое войско!

— Оно уже есть! — подхватил Всеволод. — Видели, с какими воинами прибыл, как дружина молодшая— молодец к молодцу!

— Будет и лучшая! Самая надежная! Мои люди не раз уже бороли смерть в боях... Вы еще позавидуете, как мы будем бить половцев своим Донским воинством! Только помогайте нам по- доброму: нам стоять лицом к лицу с врагом.

— Ловим на слове! — улыбнулся Всеволод. — Бейте врага, а мы будем помогать по-братски, — и закивал понимающе головой.

А Святослав молча остановился на красном крыльце и думал. Конечно, добротно, что будет стоять заслон у пронской земли. Если люди надежны, можно помогать оружием и другими припасами. Только не даром! Пусть везут на обмен лучшие меха — там черного бобра уйма! Там и меды липовые, воск белоярый. А какой лен высокий! И пшеница урожайная... Но отрезать волость Донскую? Отдать? О-о, нет! На это не пойдет даже и брат-добрячок Всеволод, всегда расхваливающий Ярослава. Отдать —значит, потерять. И как знать — Ярослав не вечен, он безрассудно буен в боях, на таких охотятся половцы. Кто станет владеть потом? Другой князь не окажется ли хуже Романа загребущего? Споется с кипчаками, ханскую дочь высватает, вот и очутишься меж огней. Нет уж, пусть останется Донская волость нашей... А называть они себя могут, как хотят. Хотя бы и княжеством. Пусть Ярослав потешится — иначе ему и покняжить негде!

Уезжал Ярослав с той же ватагой донских воинов. Но теперь шел с ними обоз — подводы с оружием. Были тут мечи и топоры боевые, кистени и шестоперы, копья и сулицы, шлемы, кольчужки и щиты... Выезжали за ворота Золотые с песнями. Все ребята молодые да красивые. Пронские девицы в заборные щели подглядывали да порадовались, а какие и поплакали: ушли добрые молодцы за леса дремучие биться в Диком поле с жестокими врагами. Кто-то из них и головы сложит, головы буйные.

Осмотрелся немного Ярослав в новом трудном положении неустроенного князя и решил вместе с Епифаном и Юрко оглядеть донские земли: кто тут живет, что творят. Проверить, какой оброк платят, да и что надо сделать, чтобы укрепить границы... Ехали с небольшим отрядом молодых воинов. Дивились богатству земель и бедности жителей южной окраины. Половцы не давали житья. Надо было налаживать новую жизнь, обороненную от Дикого поля.

В самых южных селениях решили строить небольшие острожки, обносить высокой стеной из заостренных бревен, обучать тут своих ковалей выделке оружия, поставить в острожках на вешала вечевой колокол — пусть от селения к селению слышат его тревожный, набатный звон. Выслать к самой половецкой степи дозорщиков. Строить на курганах вышки маячные, у каждой заготовить сухой соломы, огниво и трут. Как пойдут враги на Русь, так и весть полетит от дымка к дымку: «Половцы идут!»

...Заехали в такую чащобу — языческое кладбище показалось. Стоят над могилками деревянные идолы, все раскрашенные. А кое-где на столбиках висят амулеты — медвежьи кости, кабаньи клыки... Большой круг золы: здесь приносят жертву, священный огонь пожирает ее. Раздаются заунывные молебные песни...

Какая еще тьма царит в таких глухих лесах! И когда сюда заглянет солнце правды?..

В думах своих Юрко и не заметил, как выехали на большую проезжую дорогу, только и очнулся, когда впереди послышались громкие голоса. Епифан выхватил меч, поскакал вперед, за ним и князь с Юрко. За изгибом дороги из-за кустов показались их передовые воины — они окружили трех неведомых вооруженных лучников. Около стоял со связанными назад руками молодой русич. На нем рваные холщовые порты, рубаха почти до колен вся захлюстана — похоже, спасаясь, он долго бежал от стражей по болоту, остатки липкой грязи разбросаны и по спине. На рваных лаптях налипли ошметки глины, и даже на войлочной шапке, еле державшейся на светлых буйных кудрях, темнели комочки прилипшей земли.