Последний путь Владимира Мономаха

о вздоха княжича.

Изяславовы воины беспорядочно убегали в сторону леса, и битва превратилась в безжалостное избиение беглецов. Потом победители стали раздевать трупы, чтобы поживиться оружием и одеждой убитых. Но Олег запретил обнажать юное тело Изяслава. Непристойно лежать княжескому птенцу нагим среди смердов. Они с ним из одного гнезда. Павшего на поле битвы положили под соседним дубом. Княжич покоился в окровавленной белой рубахе, со сложенными на груди руками. Олег сам закрыл ему глаза. Кровь уже перестала течь из раны и казалась теперь черной, как смола. Наступал вечер. Впрочем, красный плащ княжича все-таки исчез в суме какого-то проворного половца. Когда же смятение битвы несколько успокоилось, княжича повезли в монастырь св.Спаса. Прочих закопали в общей могиле, там, где они пролили кровь. Олег велел сделать так, чтобы не кормить человеческим мясом диких зверей. Половцы похоронили своих и насыпали над могилой высокий курган. Так погиб Изяслав и многие воины вместе с ним. Но ведь Муром не был его волостью!

Князь снова погрузился в чтение письма. Занятие это было для него не из привычных. Легче верхом на коне через ямы перелетать, чем над буквами корпеть. Опять о покаянии? Нет, Мономах обращался к нему с просьбой, убеждал прислать сноху свою, жену убитого.

«Чтобы, обняв ее, я оплакал сына и свадьбу его вместо песен: ибо за грехи свои мне не пришлось видеть ни первых радостей их, ни венчания. Ради бога, отпусти ее ко мне поскорее, с первым же послом, чтобы, поплакав с нею, я поселил печальную в своем доме. И села бы она, горюя, как горлица на сухом дереве, а я утешился бы в боге…»

Олег вспомнил обезумевшие от горя серые женские глаза. Его распаляла похоть, когда он смотрел на молодую вдовицу. Но он знал, что ему не будет пощады от Мономаха, если прикоснется к вдове его сына…

«Ведь таким путем шли наши отцы и деды. Значит, настал и для моего сына час суда от бога, а не от тебя. Но если бы ты тогда сделал то, что хотел, то есть занял бы Муром, а Ростова не занимал и послал ко мне кого-нибудь, то мы уладились бы с тобою. Подумай сам: кому было пристойно отправить посла, тебе или мне?..»

Олег даже скрипнул зубами. Все отняли, всего лишили. А теперь Мономах пишет, что отдал бы Муром. Но судьбу правителей решают не послания, а меч. Ныне он господин и в Муроме, и в Ростове, и в Суздале. Что враги могут поделать с ним? Видно, Мономах понял, что не осилит его, и написал это жалобное письмо…

«Что странного в том, что воин пал на поле битвы! Так умирали лучшие из наших предков. Я знаю, что моему сыну не следовало искать чужого достояния и вводить меня в печаль. Но его уговорили на это дело слуги, чтобы самим имение добыть, а получили для него злую участь. И если ты покаешься перед богом и ко мне будешь добр сердцем, послав епископа или посла, то напиши правдивую грамоту, тогда и волость получишь и наше сердце обратишь к себе, и мы будем жить лучше, чем прежде. Ведь я не враг тебе и не мститель, и не хотел же я видеть твою кровь под