Коридоры кончаются стенкой

— Как?

— Под рубрикой «НКВД сообщает» поместил бы в газете «Большевик» материал следующего содержания: «Сегодня в полночь священнослужитель такого-то прихода такой-то, находясь в сильной степени опьянения, явился в НКВД и сообщил, что ряд прихожан, исповедуясь, поведали о проводимой ими вражеской работе, направленной на свержение советской власти на Кубани. За эту информацию он потребовал крупную — сумму денег. Уличенный доблестными органами НКВД во лжи, священнослужитель отправился домой, напился до положения риз и покончил с собой через повешение. Собаке собачья смерть!»

— Неплохо, рассмеялся Малкин. — Тут тебе и антиалкогольная и антирелигиозная пропаганда и органам почет. Только «собаке собачья смерть» — убери. Это ни к чему. Мы то с тобой знаем, что он ни в чем не повинен. Да и по отношению к собакам это как-то бесчеловечно.

103

Управленческая «эмка» ждала у подъезда, когда Малкин, ежась от холода, вышел на улицу. Он торопливо открыл дверцу, ругнув нерасторопного шофера, приросшего к сиденью, и, усевшись поудобней, поднял воротник пальто. Уткнувшись носом в мягкий мех, смежил глаза и буркнул недовольно:

— Поехали.

«Эмка» плавно тронулась с места и, разминая ледяные струпья, покатилась по стылому булыжнику. Миновали Дубинку, выбрались на Ставропольский тракт. Малкин открыл глаза, отдернул шторку бокового стекла, стал внимательно вглядываться в предутреннюю мглу, окутавшую окраину города. Сквозь узкие щели ставен приземистых казачьих хат сочился тусклый свет керосиновых ламп. По проезжей части дороги торопливо вышагивали работяги, тянулись телеги, вероятно, к Сенному базару, из подворотен выныривали собаки и с заливистым лаем бросались на автомобиль. Заглушая шум двигателя, неожиданно взревел гудок Главмаргарина и, словно передразнивая его, несколько раз пискнул маневровый паровозик. В какое-то мгновение звуки, свет, фигуры людей смешались и померкли. Проснулся Малкин от резкого толчка. Шофер, смачно выругавшись, остановил автомобиль, резко сдал назад и, выровняв руль, погнал вперед, воровато зыркнув на Малкина. Новый шофер не понравился Малкину с самого начала. Возвратившись из Сочи, он дал команду АХО немедленно заменить его, потому что ездить с ним было небезопасно, но подходящей кандидатуры не нашлось, да и времени для выбора не было — подоспела новая командировка. Приходилось только сожалеть, что Степаныч так неожиданно и тяжело заболел. Малкин огляделся и удивленно поднял брови: справа, у подножия Котха дымились дымари Горячего Ключа. «Гляди-ка, — поразился Малкин, — вздремнул самую малость, а полпути уже отмахали!»

Дорога потянулась в горы. Начался крутой подъем, первый в начале мучительного отрезка пути. Густой серый подлесок местами так близко подступал к дороге, сжимая ее с обеих сторон, что казалось — дальше придется продираться сквозь заросли. Но дорога сворачивала, заросли отступали и начинались сплошные вырубки, поросшие бурьяном и терновником. Потом повторялось все сначала. Малкин периодически посматривал на шофера: чувствовалось, что опыта для преодоления дорожной круговерти ему недоставало. То ли дело Степаныч!

Уткнувшись носом в воротник, Малкин снова прикрыл глаза. Он хорошо знал эти места. В первой половине двадцатых ему не раз доводилось возглавлять операции по уничтожению банд, то и дело напоминавших о себе набегами на горные селения. Массовый бандитизм, порожденный гражданской войной и, не в последнюю очередь, карательными акциями советской власти, к тому времени был уже ликвидирован, но в труднодоступных горных районах оставались немногочисленные группы изгоев, потерявших надежду на возврат к нормальной человеческой жизни. Их отловом и уничтожением и занимался Малкин в ту пору. Он и сейчас помнит их истощенные, заросшие щетиной лица, наполненные вечной тоской глаза, пропахшую потом, сыростью и дымом костров одежду… Были среди них крестьяне, воспротивившиеся продразверстке и вынужденные теперь скрываться от властей до лучших времен, и те, кто, чаще не по своей воле, оказались на службе в белой гвардии, и бывшие белые офицеры, рискнувшие пережить советское лихолетье чужими на родной земле, и вчерашние красные партизаны, исстрадавшиеся за время войны по земле, но зачисленные сельскими активистами-пьянчугами в кулаки. Были там и красноармейцы, привыкшие убивать и не сумевшие приобщиться к мирной жизни, и бывшие заводские, спившиеся и возмечтавшие о легкой наживе, — да мало ли кого забросила судьба в этот благодатный неуютный мир.

Бороться с ними было трудно. Скрываясь от преследования, они мгновенно исчезали в горах и розыск их нередко заканчивался неудачей. А как они дрались, когда их удавалось настичь! Как отчаянно отстаивали свое право на жизнь!..

Машина круто взмыла вверх. Слева внизу, под колесами поплыли посеребренные инеем крыши убогих домишек нефтяников. Поворот и снова с обеих сторон лес. Впереди Малкин увидел лежащее поперек дороги дерево и суетящихся возле него людей. «Сухостой», — отметил он про себя и в этот миг раздался сумасшедший визг тормозов и Малкина неукротимо потянуло к лобовому стеклу. Натужно ревя, машина дала задний ход.

— Ты что, т-твою мать! Ты что творишь? — заорал он на шофера.

— Засада, товарищ майор. Перекрыли дорогу. Я видел — там с топорами.

— Пошел вперед! — скомандовал Малкин. Шофер испуганно таращился на него и не двигался с места. Малкин обнажил пистолет и ткнул им в затылок шофера. — Вперед, сука! Застрелю!

— Так засада, же, товарищ майор, перестреляют как пить дать.

— Сухостой там, идиот! Не видишь, что ли? Рабочие леспромхоза убирают упавшее дерево. Пошел!

Шофер повиновался. Остановился у дерева. Малкин вышел из машины.

— Недолго, ребята?

— На пять минут, если поможете.

— Естественно, поможем.

— А вы вроде собирались дать деру?

— Шофер скорость перепутал, — хохотнул Малкин и рабочие понимающе заулыбались.

Дерево сдвинули к обочине, освободили место, достаточное для проезда, распрощались.

— Вернемся в Краснодар — рапорт об увольнении мне на стол. Понял? Лично мне. На фронте таких трусов я расстреливал немедленно и собственноручно, — Малкин нахмурился и замолчал.

У моста через Пшиш Малкина поджидал начальник горотделения НКВД Беликов, прервавший отпуск по случаю приезда высокого начальства.

— Давно здесь… торчишь? — поинтересовался Малкин. — Не придется самогоном отпаивать?

— Не придется, товарищ майор. Я приезжал в Хадыженскую, хотел разжиться лесом для обустройства отделения. Попутно, так сказать. Так что был в тепле.

— Как дела?

— Встреча завтра в десять ноль-ноль в клубе леспромхоза. Жителей прилегающих станиц привезут на санях. Все организовано. Встречу решили оформить празднично, чтобы осталась в памяти. На этом настоял Зеленков.

— Как ты с ним, дружишь?

— Крутой мужик, но общий язык находим. А новый прокурор — такая ж скотина, как прежний.

— Ну, ладно. Об этом потом. У тебя водила нормальный?

— Претензий нет.

— Тогда я пересяду к тебе. А то мой дурак угробит в пути. Уже чуть не угробил.

— Нет, мой по нашим дорогам — ас. Толковый парень.

— Мы поедем впереди, — сказал Малкин своему шоферу, — а ты дуй следом. Повторяй каждое движение, учись ездить по горным дорогам, может, пригодится на гражданке.

В конце одного из спусков Беликов прервал свой длинный, утомительный рассказ о неурядицах в районе:

— Есть предложение, Иван Павлович.

— Говори.

— В Апшеронской по-человечески не пообедать. Заедем к лесникам. Хорошие люди, преданные партии и советской власти. Помогают мне выявлять бандформирования и террористические группы в районе. Внизу, у речушки пересядем в сани, а шоферы пусть едут в станицу.

Малкин не заставил себя уламывать. Изрядно проголодавшийся, он представил себе костер где-нибудь на поляне, дымящиеся куски мяса, и проглотил слюну.

— Принимается, — согласился он весело. — Только чтобы в темпе. Хочу еще встретиться сегодня с вашими вождями.