Два брата

оварищей. Но вот и к ним подошел краснорожий детина, госпитальный служитель. Он подвел новых больных к свободному месту на нарах — два с половиной аршина длины и аршин ширины, — прикрытому слоем грязной соломы.

— Вот, молодцы, — весело заявил служитель, — ваши хоромы — хоть спи, хоть пляши, хоть гостей сбирай!

Неодолимое отвращение овладело Ильей и Гаврилой — они вспомнили свою тесную повозку, и та показалась им раем в сравнении с тем, что их ожидало.

«Егорка, — подумал Илья. — Либо Егорка меня выручит, либо я здесь подохну».

— Послушай, дядя, здесь в Питербурхе у меня брат живет. Не добежишь до него?

Мужик презрительно сощурился.

— Ежели кажный тут начнет распоряжаться…

— Да ты дослушай! Сходишь во дворец…

— Чего?! — Физиономия служителя выразила необычайное удивление.

— Там узнаешь, где живет Егор Константинович Марков, токарь его царского величества…

— Дак что ж ты, чудак, сразу-то не сказал! Сделаем, это мигом сделаем!..

В расчете на щедрую подачку, мужик засуетился, выражая величайшую готовность услужить столь знатному больному.

— И когда найдешь Егора, — продолжал Марков, — скажи ему, чтоб немедля приехал сюда забрать брата Илью. — Он невольно взглянул на тоскливую, сразу помрачневшую фигуру Гущина и понял, что оставить здесь нового друга было бы преступлением. — Брата Илью и еще одного человека…

Просиявшие глаза Гаврюхи были наградой Илье за его неожиданное решение. Служитель умчался выполнять поручение, а два друга стояли посреди казармы, не решаясь ни сесть на нары, ни опереться на мокрую грязную стену.

Глава XII

СНОВА ВМЕСТЕ

В томительном ожидании прошло часа два. И вот Илья Марков увидел Егора, которого, конечно, не узнал бы после одиннадцатилетней разлуки.

Щеголеватый, гладко выбритый Егор, в пудреном паричке, в нарядном кафтане, в панталонах и чулках, замешкался на пороге, увидав, что спешит к нему обросший густой бородой человек в грязном больничном халате, в растоптанных шлепанцах. Он даже немного отшатнулся, не веря своим глазам, но потом узнал Илью, бросился к брату, и они обнялись.

Братья очень походили друг на друга и лицом и фигурой, только Егор был пониже Ильи и значительно уже в плечах; в нем не чувствовалось той силы, которую накопил возмужалый, многое повидавший и многое претерпевший Илья.

— Егорушка!

— Илюша!

— Братишка!

— Брат!

— Ох, и рад же я! Как матушка?

— А ты откуда сюда явился?

Долго продолжался град несвязных вопросов, на которые невозможно было дать скорый ответ. Первым опомнился Илья. Показывая на смущенного Гущина, он молвил:

— Вот дружок мой, Гавря Гущин.

Гущин, стоявший в сторонке, подошел и протянул было руку, но, словно потрясенный видом Егора, по привычке вытянулся в струнку, стукнул каблуками сношенных туфель и гаркнул:

— Новгородского пехотного полка рядовой, ваше благородие!

Илья рассмеялся, а Егор, хотя ему и польстило такое обращение, сконфузился.

— Ну, что ты, что ты! Какое я благородие? Я ведь тоже из простых.

— А