Кудеяр

— Воины руками машут, будто бы просят нас не стрелять.

— Возьмите оружие и ступайте к воротам, — приказал Кудеяр.

Воины спешились перед воротами городища, Старший из них сказал:

— Мы гонцы царя Ивана Васильевича, везём царскую грамоту.

— Нешто царь опять жениться надумал? — Филя лукаво улыбнулся.

Напоминание о первой грамоте государя развеселило всех.

— Будет вам зубы скалить, — остановил шутников Кудеяр. — К кому везёте царёву грамоту?

— К главарю вашему.

— Вот он — наш главарь, — Филя указал на Кудеяра.

— Государь Иван Васильевич послал нас с грамотой к нижегородским разбойникам, в которой сказано, что царь намерен идти в поход на Казань, поскольку нет больше сил терпеть притеснения, чинимые русским людям татарами, неправду казанских вельмож. И в этот поход зовёт он всех вольных людей, обретающихся в Нижегородском крае. Своими ратными делами они могут добыть прощение за совершенные ранее злодеяния и поселиться в казанских землях. А кто пожелает вернуться в родные места, тому никаких препятствий не будет.

— Слышали, вольные люди, что царь Иван Васильевич сулит нам?

— Слышали, Кудеяр!

— Пойдём ли мы вместе с царём на Казань?

— Под Казанью голову потерять можно! — закричал конопатый парень, недавно прибившийся к Кудеяровой ватаге.

— Так ты что же, — насмешливо спросил Филя, — когда русских людей грабишь, головы потерять не боишься, а как за Русскую землю постоять нужно, так и о голове своей закручинился?

— Грабим-то для себя, а воевать за царя надобно. Ну его к… — конопатый грязно выругался.

— Кому, как не нам, живущим в нижегородской земле, знать, как много вреда причиняют татары украинам Руси: разоряют они дома, уводят людей в полон, оскорбляют нашу веру. Потому мы все пойдём по зову царя под Казань, чтобы воевать этот город.

— Верно, Кудеяр, — закричали ватажники, — пойдём под Казань-городок!

— Когда государь намерен быть под Казанью?

— Царь Иван Васильевич вместе с полками намерен явиться под Казань в середине августа.

— Через седмицу мы выступим в поход, чтобы к тому сроку оказаться на месте.

— Успеха вам, вольные люди, а пока прощайте, надобно нам многие другие ватаги оповестить о царёвой грамоте.

Гонцы взметнулись в сёдла, пришпорили коней и ускакали по лесной дороге.

Олекса повернулся к конопатому.

— Пойдёшь под Казань-городок?

Тот стоял набычившись, недовольно сопя носом.

— Жди, пойдёт он! Ему бы купчишек по головке кистенём гладить, да и то лишь тех, кто посмирнее, — ответил за него Филя. — Ступай-ка ты, паря, своей дорогой: конь свинье не товарищ!

Парень, озираясь по сторонам, юркнул в кусты. Филя крикнул ему вслед:

— Коли мне не в лад, так я и со своим г… назад!

— Ты-то сам пойдёшь с нами?

Филя смутился, почесал в затылке.

— Ехали по блины, а попали на оладьи… Ох и надоела мне боярская служба! Как же мне со старыми дружками не разгуляться, не повеселиться.

Афоня отвёл Ивашку в сторону и тихо сказал:

— Гони в Веденеево, в скит к отцу Андриану, скажи ему: по зову царя Ивана Васильевича вольные люди во главе с Кудеяром идут в поход на Казань.

У Ивашки в глазах плеснулась радость. Афоня понимающе усмехнулся.

— Не мешкая возвращайся сюда, а коли не застанешь нас, иди прямо на Казань. В тех местах я не раз бывал: встретимся на Арском поле, его там любой укажет. Ну а после казанского дела заедем в Веденеево, заберём Акулинку и подадимся в Москву, опасности теперь для нас нет никакой.

— Собирайтесь, други, готовьте оружие, — обратился к ватажникам Кудеяр, — немало его у нас накопилось, заржавело, поди, от времени. Так вы бы почистили его, чтобы не стыдно было и перед царём предстать.

Из каменной клети, где хранилось оружие, вытащили щиты, шеломы, шестопёры, сулицы, мечи, пищали. Все принялись за работу. А Филя успел уж и песню сложить. Вольно льётся под перезвон гуслей его бедовый голос:

В крохотной келье сидят двое-игумен Пахомий да отец Андриан. Неторопливо течёт их беседа под шум ненастья, обо всём вспоминают старцы. Старость уважительна к собеседнику: не будешь других слушать и тебя никто не послушает. Вторую седмицу не прекращается дождь, оттого в келье прохладно, сыро. Пахомий зябко кутается в свою хламиду. Стал он совсем немощным, глаза плохо видят. Да и отец Андриан не помолодел: жизнь — не кобыла, назад не повернёшь, С улыбкой вспоминает он, как бесстрашно бросался в огонь, спасая книги княжича Василия Тучкова, как ввязался в Суздале в кулачный бой между монастырскими и городскими. Ныне сила в руках не та, волосы припорошило снегом. А многих, в том числе и Василия Тучкова, давно уже нет на свете. На днях дошла до него весть: в своём родовом селе Дебала два года назад скончался отец Василия боярин Михаил Васильевич Тучков.

— Четыре года минуло с той поры, как Кудеяр покинул наши места, и вновь тревога одолевает меня: в любой миг я могу скончаться, а он так и не узнает, кто есть, кто его родители.

— Это я виноват, Андриан: воспрепятствовал тебе поговорить с Кудеяром, надеясь, что он долго ещё будет жить в наших краях, ан ошибся. Как говорится, человек предполагает, а Бог располагает.

— Вчера был у меня в келье странник и поведал, будто царь Иван Васильевич вновь собирается идти на Казань. И по тому поводу написал он грамоту ко всем нижегородским разбойникам, чтобы они шли дружно под Казань-городок помогать ему воевать татар. За это Иван Васильевич обещал всех разбойников помиловать.

— Видать, Андриан, у разбойников сила великая, коли сам царь на подмогу их кличет.

— Верно, Пахомий, молвил. Странник сказывал: ой как много людей по лесам скрывается! Есть среди них настоящие тати, те ни за что ни про что убить человека могут. Но больше таких, кто в лес от боярской кабалы подался. Те люди татями поневоле стали. Среди них немало таких, как Кудеяр: разоряют они бояр, а отнятое у них богатство раздают неимущим. И вот решил я, Пахомий, идти к Казани.

— Мыслимое ли то дело, Андриан? Чует моё сердце: убьют тебя там!

— Двум смертям не бывать, а одной не миновать. Коли получил Кудеяр государеву грамоту, непременно пойдёт со своими людьми к Казани. Тут-то мы и встретимся.

— Выбрось из головы эти мысли! Не пущу я тебя на погибель. Не сегодня завтра помру, на кого скит свой покину? Хочу тебя просить быть моим преемником.

— Ворочусь из Казани, тогда и поговорим о том.

— Значит, не хочешь уважить меня?

— Не могу, Пахомий. Дело у меня к Кудеяру есть. Зимой разболелся, так о смерти стал помышлять. Но прежде чем умереть, должен я перед Кудеяром покаяться за свой грех тяжкий, сказать ему, кто мать его, кто отец. Ведомо мне о том, а он не ведает и потому родителей своих не поминает. Хорошее ли это дело? Ныне молчать больше нельзя. Пока он был мал, тайну хранил я, опасаясь за его жизнь. А теперь он в совершенном разуме и полон сил, может постоять за себя. Потому твёрдо намерен я идти к Казани.

Дверь кельи распахнулась, поток солнечного света ослепил стариев.

— Глянь, Андриан, на воле солнышко, оказывается, играет, а мы за беседой и не заметили, что ненастье миновало. Кто это к тебе пожаловал?