Первая леди, или Рейчел и Эндрю Джэксон

В течение последующих недель Рейчэл и Льюис выезжали на свои земли, обследовали их с целью расчистки, засадки, разбивки садов и выбора места для постройки дома. С семьей они встречались только за обедом. Она приветствовала Джона Овертона и Эндрю Джэксона на ходу, когда сталкивалась с ними, и тотчас возвращалась к своим делам. Однажды в полдень, выйдя из молочной, где готовилась пахта для отбеливания льняной пряжи, она проходила по двору, когда туда въехал на лошади Эндрю Джэксон. Она не поняла, как ему это удалось, но не успела она сделать и трех шагов, как он оказался впереди нее, его худые плечи наклонились к ней, а глазами он искал ее глаза.

— Миссис Робардс, я сказал или сделал что-то оскорбившее вас? Если так, то уверяю, я не имел такого в виду. Вы знаете, что я питаю к вам глубочайшее…

Она поспешила заверить его:

— Нет, нет, вы ничего не сделали, мистер Джэксон. Просто… после возвращения мужа я так занята…

Подняв голову, она увидела в его глазах выражение, схожее с тем, что было у Молл в тот день, когда она сказала Рейчэл, что та живет затворницей. Джэксон быстро затушевал свои чувства, сказав:

— Пожалуйста, простите меня, что я вызвал у вас замешательство, миссис Робардс, — и тут же отошел от нее.

За обедом она уже не прислушивалась к дискуссиям по вопросам права, хотя юридическая фирма Овертона и Джэксона превратила хижину Донельсонов в самую активную юридическую контору к западу от Голубого хребта. Проблемы Сэмюэля были разрешены: теперь он изучал право в хижине для гостей, куда перетащил все, кроме кровати. Когда подошло время официального утверждения завещания полковника Донельсона, то совершенно естественно этим занялся Джон Овертон. Когда Стокли потребовались деньги для нового делового предприятия и за обеденным столом он упомянул об этом, то Эндрю Джэксон сделал дружеский жест, вызвавшись предоставить ему заем. Когда Овертон и Джэксон отправлялись на выездные сессии суда и им платили натурой за их услуги — шерстяными тканями, льняным полотном, сахаром и табаком домашнего производства, они привозили эти товары Донельсонам и сдавали в семейную кладовку.

Между семью братьями, каждый из которых был занят своей деятельностью, неизбежно возникали постоянные дискуссии, осуществлялся обмен советами и складывались совместные предприятия с участием и двух оплачивавших свое пребывание постояльцев. Воздерживался один лишь Льюис. Он был столь же умен и образован, как и все остальные, но не был заинтересован в развитии Нашвилла, его не трогали планы клана Донельсон по освоению пограничного района и накоплению денег.

Через два месяца после приезда к Донельсонам он заявил Рейчэл, что принял решение не вспахивать земли в Кловер-Боттом.

— Но, Льюис, ты ведь обещал в письме…

— Зачем мне еще одна плантация? — спросил он. — У меня уже есть одна в Харродсбурге.

— Ты на самом деле не хочешь начать строить, как делают все, свою собственную жизнь?

— Я стал бы, если был бы должен, но не вижу смысла заниматься такой работой, когда уже имею то, для создания чего здесь потребуется десять лет.

— Что же в таком случае ты собираешься делать?

— Почему я должен что-то делать? Тебе нравится этот дом, не так ли? Тебе здесь удобно. А я занимаюсь охотой. К тому же я выгодно обменял несколько земельных участков в Нашвилле. По-твоему, важнее, чтобы я разъезжал и болтал, как те два бродячих законника, к которым ты так привязана?

Рейчэл отпрянула.

— Сожалею, Льюис, но я не хотела ущемить твои чувства.

— Почему они не переезжают в Нашвилл и не открывают там свою контору? Вряд ли им удобно каждый день проезжать десять миль в город и обратно.

— Но они оба одиноки, Льюис, и им приятно здесь, с нами.

Его лицо стало мрачным, вначале показалось, что он сдержится, но соблазн был слишком велик.

— И ты счастлива с ними.

Рейчэл глубоко вздохнула. Это было так болезненно знакомо.

— Ох, Льюис, начнем строить хижину в Кловер-Боттом.

— Итак, теперь ты хочешь убежать? — С каждым словом он повышал голос. — Ну что ж, я не намерен позволить Эндрю Джэксону выставить меня отсюда.

Рейчэл была шокирована. В дверь постучали. Это была миссис Донельсон.

— Льюис, постыдись! — воскликнула она, входя в комнату. — Ты кричишь так громко, что все внизу слышат тебя.

Льюис выскочил из дома, оседлал одну из своих лошадей и стремглав вылетел за ворота. Несколькими часами позже он вернулся с виноватым видом. Он спросил:

— Ты простила меня?

Рейчэл ответила:

— Да, конечно.

Чтобы избежать дальнейших неприятностей, она перестала обедать в столовой со всей семьей.

Мир был недолгим — две-три недели. Затем в полдень, когда она вместе с матерью и Молл готовила овощное рагу, в кухню ворвался Льюис с криком:

— Я не могу больше терпеть его здесь! Убери отсюда этого парня, или же я выгоню его сам!

Заикаясь, Рейчэл смогла лишь произнести:

— …Какого парня… о ком ты говоришь?

Он подождал, пока Молл вышла неспешными шагами, неохотно.

— Ты прекрасно понимаешь, о ком я говорю. Об Эндрю Джэксоне. Он оскорбил меня. Если бы это был мой дом, я просто пристрелил бы его!

— Мистер Джэксон! Но каким образом? Мистер Джэксон восхищается тобой, он не оскорблял…

— Он восхищается моей женой, а не мною. Он старается выставить меня в смешном виде, чтобы отобрать тебя у меня.

Она присела на бревенчатую скамью около выскобленного рабочего стола Молл. Рейчэл расслышала лишь обрывки вопросов своей матери и громких ответов Льюиса. Очевидно, Эндрю сделал какое-то замечание по поводу уклоняющихся от обработки земли, а Льюис принял это замечание на свой счет. Она не заметила, как ушел Льюис, но когда отвела взор от очага, то увидела в дверях Джона Овертона. Был теплый солнечный день, рукава его рубашки были закатаны, а пальцы измазаны чернилами. Она почувствовала себя так, словно ее выставили напоказ, у нее было единственное средство скрыть свои чувства — удалиться в свою комнату и захлопнуть дверь. Многие умеют маскировать свои эмоции, если бы и она могла…

— Прости меня за вмешательство, но я слышал… шум. Льюис опять принялся за свое?

Миссис Донельсон кивнула с мрачной безнадежностью, а затем вышла из кухни.

Рейчэл заговорила:

— Джон, я должна просить тебя сделать что-то неприятное.

— Ты хочешь, чтобы мы уехали?

— Нет… не ты… только мистер Джэксон.

— Мы уедем оба, Рейчэл.

Он вытянул руку на столе и положил ее на ладонь Рейчэл с подогнутым большим пальцем.

— Но мне не хотелось бы делать этого. Льюис Робардс — вероятно, единственный человек на границе, который не понимает, какие последствия будет иметь оскорбление Эндрю Джэксона, его несправедливое обвинение.

Он принялся ходить взад и вперед по кухне. Никогда раньше Рейчэл не видела его таким рассерженным, его серые глаза стали холодными, как мрамор.

— В следующем месяце Эндрю и я поедем на выездную сессию суда. Никому не покажется странным в Нашвилле, если мы не вернемся к Донельсонам. Но если мы неожиданно уедем, то люди обязательно спросят: почему? Я попрошу Льюиса потерпеть до нашего отъезда на следующую сессию суда в Джонсборо.

Потребовалось всего несколько минут, чтобы подняться в спальню четы Робардс.

— Джон, я всегда доверял тебе, — крикнул Льюис, — а сейчас ты действуешь против меня!

— Как твой родственник, — прервал его Овертон, — я считаю своим долгом огреть тебя дубиной по башке. Но как твой адвокат дам тебе совет.

— Мне не нужны твои советы, — выпалил Робардс.

— Льюис, когда я уехал из твоего дома в Нашвилл, я согласился быть твоим эмиссаром, полагая, что ты получил урок. А сейчас ты ведешь себя опять не по-мужски. Когда ты успокоишься, то осознаешь, что между твоей женой и Эндрю Джэксоном не было ничего неподобающего. Я ел вместе с этим человеком за одним столом, мы проводили ночи вместе, работали, путешествовали, я был около него все время, я знаю его характер. Если ты выставишь его отсюда, тебе придется вновь искать выход, как это ты сделал в Харродсбурге, извиняться и объяснять, что все дело в твоем необузданном воображении.