Королева Виктория

В этот же самый день, 30 июля 1835 г., принцесса Виктория получила от своей матери письмо с довольно резкими замечаниями в адрес баронессы Лецен. Мать самым решительным образом потребовала от нее изменить отношение к гувернантке, то есть обращаться к ней более формально и без каких бы то ни было заверений в любви и преданности. Для этого вполне достаточно, по словам матери, обращаться к баронессе с достоинством и дружескими чувствами, но не более того. «Вплоть до 21 года или по крайней мере до 18 лет, — добавила при этом герцогиня, — ты должна полностью подчиняться руководству своей любимой матери и друга».

Ничто в поведении герцогини Кентской не раздражало короля Вильгельма больше, чем то, что он называл «королевскими поездками» по стране. По наущению сэра Джона Конроя герцогиня все чаще вывозила принцессу Викторию за пределы Кенсингтонского дворца, чтобы показать ее народу, которым ей суждено было править, а также познакомить с аристократическими семьями во всех графствах, через которые им приходилось проезжать.

Первая из таких поездок была предпринята летом и осенью 1830 г., когда герцогиня в сопровождении Джона Конроя и его дочери, к которой принцесса не испытывала никаких симпатий, отправились в Холи-Маунт в Мелвери-Хилле, а по пути завернули в Стратфорд-на-Эйвоне, Кенилворт и Уорик, а также нанесли официальный визит во дворец Бенхейм, где тепло побеседовали с герцогом и герцогиней Мальборо. Кроме того, они посетили дворец графа Бичемпа в Мэдресфилд-корт, что в Малверне, а также почтили своим присутствием герцога Бифорта во дворце Бадминтон. Не менее знаменательными были их визиты в Херефорд, Глостер и Стоунхендж. Во время пребывания в городке Бат 23 октября принцесса удостоилась чести открыть Королевский парк Виктории, а в Вустере ей продемонстрировали коллекцию фарфоровых изделий.

Два года спустя, летом 1832г., состоялась еще одна поездка по стране. На этот раз принцесса в сопровождении многочисленных придворных отправилась в северный Уэльс, посетив по пути почти все графства Мидленда. С нескрываемым раздражением читал король в газетах обо всех этих поездках, о «чрезмерно пышных парадах», об оркестрах и о хорах, букетах цветов и флагах, триумфальных арках и оружейных салютах, о восторженных откликах и пышных церемониях. Юную принцессу всегда сопровождали красочно разодетые эскорты почетного караула, а по пути следования кортежа выстраивались огромные толпы людей, желавших лично поприветствовать будущую королеву. Недоброжелатели называли все это «театрализованным представлением Конроя», которое было задумано еще в Лондоне и преследовало цель повысить авторитет юной принцессы. Эта пышная процессия не упускала случая заглянуть по пути в старые аристократические замки и засвидетельствовать свое почтение представителям древних родов. Подбадриваемый ликующими толпами людей, этот кортеж торжественно прошел по улицам Уэлшпула, направился в Повис-Касл и Кернарвон, затем посетил Плас-Ньюид на острове Англси, где навестил одноногого кавалериста маркиза Англси, который предоставил замок в их полное распоряжение. А на обратном пути принцесса Виктории побывала в Итон-Холле в графстве Чешир, в поместье лорда Гросвенора, заехала в Честер, где она в торжественной обстановке открыла мост Виктории через реку Ди, а потом отправилась в графство Девоншир, а там в городке Чатсуорт принцесса приняла участие в торжественных мероприятиях, посвященных ее визиту.

Из Чатсуорта они поехали к графу Шрусбери в местечке Олтон-Тауэрс, а потом направились в город Питчфорд в графстве Ланкашир, родовое поместье графа Ливерпуля, двоюродного брата бывшего премьер-министра, чья дочь, леди Кэтрин Дженкинсон, которую принцесса просто обожала, была назначена за два года до этого придворной дамой герцогини Кентской.

В ноябре королевский кортеж добрался до Оксфорда, где и театре, куда принцессу Викторию сопровождала местная гвардия под командованием лорда Черчилля, она присутствовала на церемонии присуждения сэру Джону Конрою степени почетного доктора гражданского права, а также выслушала доклад ведущего профессора гражданского права, оценившего «уникальную эрудицию» и «огромное трудолюбие» сэра Джона, который не покладая рук трудится над выполнением всех своих нелегких обязанностей по отношению к герцогу Кентскому. «Стоит ли удивляться, — объявил профессор, — что человек, который добился высокого положения при муже, продолжил свое великое дело по отношению к его потомству».

Несмотря на присутствие сэра Джона Конроя и его дочери, принцесса Виктория получила огромное удовольствие от этой поездки, от многодневных переездов в карете и в особенности от посещения «любимого Плас-Ньюид», где ее дорогая лошадь Роза пронесла ее по бескрайним полям «с невероятной скоростью, она просто летела по воздуху».

И все это время принцесса старательно вела дневник путешествий, как и приказывала ей мать. Самые ранние записи в этом дневнике были наиболее точными, строго датированными и, поскольку герцогиня Кентская и баронесса Лецен контролировали этот процесс, были выдержаны в строгом стиле и отличались настолько осторожными оценками произошедших событий, что порой казались чересчур скучными:

«Среда, первое августа 1832 г. Мы выехали из дворца Кенсингтон в шесть минут седьмого и сразу же направились к воротам нижнего сада, что справа от дворца. Затем мы выехали с территории дворца и повернули налево, на новую дорогу, которая вела к Регент-парку. Дорога и прилегающая к ней местность просто восхитительны. Без двадцати минут девять. Только что в Барнете мы поменяли лошадей. Барнет - очень симпатичный небольшой городок. Без двадцати минут десять: Мы только что поменяли лошадей в городке Сент-Олбанс...»

И только много лет спустя, обретя большую свободу, Виктория стала писать от чистого сердца, используя в полной мере свой редкий дар проницательного наблюдателя с превосходной памятью. Она до мельчайших подробностей запоминала разговоры с приближенными, внешний вид мужчин и наряды женщин. Однако даже сейчас ее впечатления от увиденного были чрезвычайно развитыми и графически точными, в особенности в тех случаях, когда юное воображении принцессы обострялось из-за волнующих деталей или необычной обстановки. Такими, например, были ее более чем подробные описания шахтерских районов Мидленда, которые она раньше никогда не видела. Она была поражена бедностью и нищетой местных жителей:

«Мужчины, женщины, дети, земля и дома — все это было покрыто черной пылью... Земля повсюду заброшена и практически полностью обезлюдела... Трава пожухла и тоже покрыта черной грязью. Только что я видела, как рухнуло охваченное пламенем строение. Везде видны следы черной угольной пыли, все небо закрыто черным дымом, а вокруг таких же черных от пыли вагонеток с углем то и дело мелькают маленькие фигурки детей».

Какой же контраст это составляло с ухоженными и опрятными загородными домами, как, например, в Оксфорде, где вся ее свита получила «в высшей степени теплый и радостный прием!».

А король читал сообщения о необыкновенно радушном приеме принцессы со все более нарастающим раздражением и даже с некоторым беспокойством. Принцессу повсюду привечали не просто как законную наследницу престола, но и как соперницу короля, как друга обездоленных людей и как дочь преданного идеям вигов человека, которая совершенно откровенно отстаивает программу реформ, не находящую поддержки тори во главе с королем и королевой.

Поэтому когда в 1833 г. принцесса вознамерилась отправиться в еще одно путешествие по стране, на этот раз в южные и западные районы Англии, король решил обуздать те «безобразные», по его мнению, эксцессы, которые происходили в ходе предыдущей поездки. И прежде всего он запретил отдавать принцессе и ее матери военный салют морских кораблей в тех местах, куда герцогиня Кентская отправится на каком-нибудь судне его величества. В связи с этим герцогиня получила уведомление, что поскольку она путешествует ради собственного удовольствия, то не должна ожидать военного салюта на каком-либо из королевских кораблей. Сэр Джон Конрой отреагировал мгновенно и заявил, что в качестве «конфиденциального советника ее королевского высочества» рекомендует не уступать давлению короля по этому вопросу. В ответ на это король тут же собрал членов Тайного Совета и издал указ, предписывающий военно-морским судам производить военный салют только в том случае, если на борту находится король или королева