Ромул

   ̶ Боги, сынок, большей частью заняты своими делами, — объясняет он. — Чтобы обратить на себя внимание бога, нужно принести ему жертву и исполнить определённый обряд.

   ̶ А что такое жертва? — продолжает приставать Ромул.

Отец задумывается.

   ̶ Жертва, — наконец отвечает он, — это то, что нужно тебе, но ты отказываешься от этого в пользу бога. Но важно поднести её так, чтобы бог понял твоё отношение к нему и принял её. Для этого существуют правила, их и зовут обрядом.

Разговор о богах тянется всю обратную дорогу, и Ромул думает, что когда-нибудь узнает всё и изучит все до единого обряды.

Осень. Мама Акка выкурила комаров, завесила окошко тонкой тряпицей и ушла. Уже темно. Рем давно спит, а Ромул, как всегда, метает. Вот отец запряг Луцера в тележку, туда села мама, и Ромул привязал свою игрушечную, подаренную дедушкой Аккилом. И как ни странно, поместился в ней и катит вместе с родителями, да так быстро! И дедушка оказался рядом и тоже поместился. А где же Рем? Ну, конечно, вон он впереди всех, сидит верхом на Луцере...

За окошком голоса. Один — отцовский, другой незнакомый, хриплый. Чужой толкует о том, что сейчас большая вода, брод непроходим, а на этрусской стороне стоят три каравана. И как только вода спадёт, этруски перейдут, и тогда он со своими уйдёт за Аниен. Но сейчас до зарезу нужна корова.

   ̶ Нет, — говорит отец.

Хриплый убеждает, что лучше откупиться, чем воевать. Наконец отец соглашается отдать овцу.

   ̶ Три! — требует хриплый.

После долгого спора отец соглашается отдать две.

   ̶ Но шкуры, Кальпур, ты мне вернёшь, — добавляет он.

   ̶ Зачем тебе шкуры? — удивляется хриплый.

   ̶ Покажу. Скажу: волки заели, шкуру бросили, — объясняет отец. — А иначе — потерял или хуже того — продал. Стада-то не мои, царские.

Продолжая спорить, голоса удаляются, но мечты тем временем ушли и больше не вызываются. Наверно, всё-таки пора спать.

   ̶ Сегодня мы пойдём на речку мимо старого дуба, — говорит Рем.

   ̶ Но там же Муций со своими приятелями! — возражает Ромул.

   ̶ Потому и пойдём. Пусть знают, что мы их не боимся.

Ромул боится, но послушно идёт рядом с братом. Они делают вид, что не видят Муция и его друзей, которые играют во что-то вроде суда — привязали одного к стволу, встали напротив и произносят речи. Привязанный послушно ждёт своей участи.

Кажется, удалось проскочить мимо. Но нет, Мудий заметил и кричит:

   ̶ Смотрите, кто к нам пожаловал! А ну, малявки, зачем пришли на чужую землю?

   ̶ Мы не пришли, а идём мимо, на речку, — отвечает Рем, — и земля эта не ваша, а альбанская.

   ̶ Ишь ты, ещё рассуждает! — хохочет Муций.

Шестеро рослых, лет по двенадцать-пятнадцать, парней, забыв о привязанном к дубу товарище, окружают гостей.

   ̶ Сперва вам придётся с нами поиграть, — Муций потирает руки.

   ̶ Смотря во что, — возражает Рем.

   ̶ Как это во что? В войну. Вы будете вонючие рутулы, а мы альбанцы.

Рем цедит сквозь зубы:

   ̶ Мы не вонючие! Сам такой!

Муций поражён наглостью малыша, но делает вид, что не заметил грубости:

   ̶ Это понарошку. Не о вас речь. Рутулы воняют, потому что жрут морскую рыбу. Вы будете рутулы, мы возьмём вас в плен, а потом продадим в рабство.

   ̶ Мы с Ромулом так не играем.

   ̶ Дурачье, это же понарошку!

   ̶ Я сказал, что рабами мы не будем! Ищи других.

   ̶ Ах, им не хочется? — захихикал Муций. — А ты думаешь, других спрашивают, что кому хочется? Эй, центурия, взять их!

Центурия — это сотня воинов. У Муция в отряде их только семеро. Трое с радостными воплями бросаются на малышей, а двое, видимо, не желая связываться с сыновьями старшины пастухов, предпочитают роль зрителей. Рем выскальзывает из рук нападающих, в ярости бросается на Муция и впивается зубами в его правую руку. Муций взвывает от боли и замахивается левой, но Ромул валится на землю и дёргает врага за ногу. Муций падает, а Рем вскакивает ему на грудь. Братьев тут же хватают. Муций, поднявшись и шипя от ярости, кричит:

   ̶ Эй, отвяжите Анка, тащите верёвку!

Несколько парней бросаются к дубу, а Муций оборачивается к пленникам.

   ̶ Ну, зверёныши, теперь можете клянчить пощаду, — гнусавит он к слизывает кровь с прокушенной руки. — Но так просто вы её от меня не получите... Будете мне служить, а вякнете отцу, пришибу!

Ромул, которого крепко держат двое молодцов, ощущает свою беспомощность, но его наполняет гордость за то, что они почти выиграли первую схватку. Он лихорадочно ищет способ ещё как-нибудь навредить врагу, — ведь они же показали Муцию, на что способны! А дальше...

Вдруг откуда-то сверху раздаётся знакомый голос:

   ̶ Вот вы где! Да ещё со свитой...

Ромул поднимает глаза и видит лошадиную морду, а над ней лицо дедушки Аккила, окружённое пушистой белой бородой.

   ̶ Ну, победитель, — обращается дед к Муцию, — уступи мне этих двоих. Я думаю, они нелегко тебе достались, несмотря на твоё военное превосходство.

   ̶ Бери, — небрежно соглашается Муций, и его друзья сразу отпускают пленников. — Себе дороже связываться с начальничьим помётом. Зверёныши, привыкли жить на всём готовом.

Аккил хлопает лошадь по шее, и она направляется к дому Фаустула, всё ещё единственному настоящему зданию в Ференте. Дети идут за ним, Рем оборачивается и на прощание кричит Муцию:

   ̶ А с тобой я ещё рассчитаюсь!

Мама Акка устроила обед на улице перед домом. Все сытно поели, Аккил с отцом вволю наговорились о своих пастушеских делах. Потом отец отправился на Луцере объезжать пастбища, а Акка принялась развлекать старика и детей песнями:

Потом она уходит стирать на озеро, а дед, как всегда, рассказывает сказки. Солнце клонится к закату, дневные облака рассеялись, наступает прохладное безветрие. Они сидят втроём на скамейке под стеной, и мудрый дедушка Аккил говорит о чудесных событиях: сегодня про великого героя Персея.

Дело было далеко отсюда, у греков, в городе Аргосе. Там царствовал Акрисий, и было предсказание, что его убьёт собственный внук. Тогда Акрисий решил обмануть судьбу, хотя глупо это, идти против судьбы, потому что правильные предсказания непременно сбываются.

   ̶ А неправильные? — спрашивает Ромул.

   ̶ Лживые? Конечно, нет.

   ̶ А как узнать, какое правильное?

   ̶ В том-то и дело, что никак. Но потому и не стоит бегать от судьбы. Прими её заранее и живи, не загадывая, а то причинишь много лишних страданий себе и другим. Акрисий же решил просто не иметь внуков. У него была дочь Даная, он запер её в медной башне и никого из мужчин к ней не допускал.

   ̶ Как Амулий Рею? — спрашивает Рем.

   ̶ Вроде того, — соглашается Аккил. — Но богам никакие стены не помеха. Юпитер увидел девушку внутренним взором и золотым дождём пролился в её темницу. Вскоре она родила божественного младенца и назвала его Персеем. Акрисий сперва хотел убить обоих, но не хватило духа поднять руку на свою кровь, и он велел сделать сундук, запереть в нём мать и дитя и кинуть в море.

   ̶ В то море, какое видно с Альбанской горы? — спрашивает Ромул.

   ̶ То самое, только с другой стороны. Оно большое, это море. Вы смотрели на запад, а Аргос от нас на востоке. Наше море обходит разные земли...

   ̶ Не отвлекай деда, — вмешивается Рем, — пусть расскажет, что дальше.

И Аккил рассказывает, как рыбак Диктис выловил сундук и привёз пленников на остров Сериф, где он жил. Царевна поселилась у него, сын Юпитера вырос и стал всех удивлять силой и храбростью. Казалось бы, всё хорошо. Но царём этого острова был брат Диктиса Полидект. Он как-то увидел Данаю и посватался к ней. Но после Юпитера она не желала смотреть на смертных мужчин и прогнала Полидекта. Персей, конечно, встал на защиту матери. Тогда Полидект решил избавиться от него.