Святая Русь - Князь Василько (СИ)

- Махан¹⁵³ жрут, погань! – сплюнул один из пожилых дружинников, бывавший когда-то в степных походах.

- А че им? У басурман табунов хватает. Вишь, сколь нагнали, целый год не прожрать.

До самого вечера простояли владимирцы на стенах, но орда так и не ринулась на приступ.

«Странно. Татары, как сказывают, не любят мешкать у крепостей. Эти же почему-то выжидают. Но чего? Подхода новых туменов? Но тут и без них весь окрест усеян. Пожалуй, на каждого владимирца по тысяче ордынцев придется. Тогда ж почему не лезут?» – раздумывал старый воевода.

Со стен никто не уходил: татары могли начать штурм крепости и ночью. Вечеряли прямо на помостах; хлебали из медных казанов мясную похлебку, прикусывали ломтями хлеба, лепешками и сухарями; жевали вяленую и сушеную рыбу, запивая снедь квасом.

За стенами, в кромешной вьюжной ночи, пламенели бесчисленные языки костров. Отовсюду слышались воинственные песни ордынцев, кои плясали вокруг костров, размахивая кривыми саблями.

Осажденные цедили сквозь зубы:

- Тешатся, сучьи дети.

- Кумыса напились.

- Копье им в брюхо!

На другое утро небольшой отряд ордынцев подскакал к Золотым воротам. Один из тысячников, желтолицый, коренастый, в лисьем малахае и малиновом чекмене поверх теплого полушубка, что-то громко прокричал на своем резком, гортанном языке, а затем ткнул кнутовищем нагайки в спину толмача¹⁵⁴. Тот перевел:

- В городе ли ваш великий князь Юрий Всеволодович?

- О том вам, поганым, знать не ведомо! – отвечали владимирцы и пустили по татарам несколько стрел. Те тоже пустили по стреле на Золотые ворота, а затем закричали:

- Не стреляйте! Сейчас мы покажем вам сына великого князя Владимира, которого мы захватили в полон в Москве. Откройте ворота и мы сохраним жизнь вашему князю.

Всеволод и Мстислав стояли на Золотых воротах. Владимир был настолько «уныл лицом и изнеможен», что его было трудно узнать.

- Это я, братья, - слабым голосом отозвался Владимир. – Не слушайте поганых и не открывайте ворота. Бейтесь!

Тысяцкий ожег нагайкой плечо Владимира.

- Крепись, брате! – воскликнул Мстислав. – Мы лучше умрем с честью, чем сдадим город. Крепись!

Татары поволокли Владимира в свой стан.

6 Февраля, «в субботу мясопустную», татары начали ставить пороки от утра до вечера, а к ночи огородили тыном весь Владимир. Выйти из города уже никто не мог. Затем ордынцы начали обстрел из тяжелых метательных орудий. Многопудовые глыбы мало-помалу разрушали стены и башни Владимира. Через городские стены полетели не только огненные стрелы, но и горшки с горючими веществами. Владимир заполыхал от многочисленных пожаров. Особенно досталось Новому городу: на него татары обрушили главный удар.

Чтобы устрашить защитников крепости, ордынцы подводили к стенам тысячи пленных русских, включая женщин и детей. Нещадно били их плетьми и кричали:

- Сдавайтесь урусы!

Но владимирцы стойко держались, отбивая приступы врага.

Рано утром, 7 февраля, хан Батый отдал приказ об общем штурме стольного города. В татарском стане запели рожки и завыли трубы, загремели барабаны и бубны, послышались резкие команды сотников и тысячников. Ордынцы полезли и на стены посада, и на деревянный детинец, возвышавшийся над рекой Клязьмой, и на валы Мономахова города. Крепостные же рвы татары еще заранее завалили до краев вязанками хвороста, срубленными деревьями, каменными глыбами и землей.

Защитники крепости ударили со стен из мощных самострелов и луков. Длинные стрелы с железными наконечниками пробивали татар насквозь, но это ордынцев не остановило. На место убитых набегали новые тысячи басурман, с длинными штурмовыми лестницами.

- Бей поганых! – охрипшими голосами кричали и Всеволод и Мстислав и воевода Ослядакович.

Со стен посыпались на ордынцев бревна и каменные глыбы, колоды и бочки, горбыли, набитые гвоздями и тележные колеса; полилась горячая смола и кипящая вода.

Татары с воплями валились с лестниц, подминая своими телами других ордынцев. Трупы усеяли подножие крепости, но лавина озверевших, жаждущих добычи басурман, сменяя поверженных, всё лезла и лезла на стены крепости, и этой неистово орущей массе кочевников, казалось, не было конца и края.

Но и ярость владимирцев была великой. Сокрушая врагов, они кричали:

- Вот вам наши головы!

- А вот ясырь¹⁵⁵¹⁵⁶!

- А то вам девки и женки!

Сам юный князь Мстислав, рослый и сильный, валил на татар тяжелые бревна и колоды, сбивая и давя ордынцев десятками.

- Не видать вам Владимира, сучьи выродки! Получай! – то и дело восклицал он, поднимая на руки очередную кряжину.

Обок орудовал и князь Всеволод, кой опускал на головы татар длинную слегу с обитым жестью концом. Трещали черепа, лилась кровь…

А внутри крепости кипела работа. Кузнецы-оружейники по-прежнему ковали в кузнях мечи, сабли и копья, плели кольчуги, обивали железом палицы и дубины; другие, свободные от боя, подтаскивали к помостам всё новые и новые колоды и бревна, кряжи, слеги и лесины, бочки и кадки, набитые землей, котлы с горячей смолой. Всё это затаскивалось на дощатые настилы и обрушивалось на головы татар.

Часа через три разгневанный хан Батый приказал подтащить еще несколько пороков и таранов. И вот в конце концов рухнула стена южнее Золотых ворот, а затем, почти одновременно были пробиты стены у Ирининых, Медных и Волжских ворот.

Татары, как отметит историк, штурмовали проломы в конном строю, что было необычно для русичей. Ордынские кони скользили на окровавленных скатах вала, проваливались копытами в щели между бревнами, падали, подминали под себя всадников, а по их головам и спинам, по расщепленным бревнам, по расколотым щитам и опрокинутым котлам со смолой, спотыкаясь о трупы, скользя в лужах стынущей крови, визжа и воя, карабкались в проломы всё новые и новые ордынские тысячи.

Перебив осажденных, «воины ислама» пробились через вал и с воинственными криками ринулись по пылающим улочкам Нового города.

Но сеча не прекратилась. Уцелевшие русские воины, скучивались на перекрестках улиц и отчаянно рубились в узких проходах, между глухими частоколами, в тесноте дворов, уничтожали татар стрелами из окон. Тогда ордынцы принялись поджигать избы, деревянные храмы и хоромы. Владимирцы погибали в огне, но не сдавались врагу. Лишь немногие из них сумели пробиться к валам Мономахова города. Но туда уже ворвались свежие тумены Батыя.

Ордынцы сходу прорвали и последний оплот защитников стольного града – детинец Юрия Всеволодовича. Супруга великого князя, Агафия, дочь его, снохи, внучата ( не пощадил жестокий Юрий Всеволодович свою семью, бросил, заведомо зная, что Владимиру не устоять с малой ратью), бояре и часть народа укрылись в Успенском соборе. Но хан Батый приказал поджечь храм. Одни задохнулись от дыма, другие погибли в пламени или от мечей татар, ибо ордынцы выбили двери и ворвались в святой храм, прослышав о великих его сокровищах. Серебро, золото, драгоценные каменья, украшения икон и книг, вместе с богатыми одеждами княжескими, хранимыми в сей и в других церквах, сделались добычей иноверцев, которые «плавая в крови жителей, немногих брали в плен; и сии немногие, будучи нагие и влекомые в стан неприятельский, умирали от сильного мороза».

Князья Всеволод и Мстислав пробились сквозь толпы ордынцев, и все же сложили головы вне города.

Хан Батый явно не ожидал такого яростного сопротивления от незначительного русского гарнизона. Он понес ощутимый урон. (Эх, если бы великий князь прислушался к советам Василька Константиновича! Тогда едва ли могли одолеть ордынцы крупное русское войско. Едва ли!).

Стольный град Ростово-Суздальской Руси героически пал. Завоевав Владимир, татары разделились. Одни пошли к волжскому Городцу и костромскому Галичу, другие к Ростову и Ярославлю. В феврале месяце татары взяли 14 городов.

Хан Батый действовал расчетливо и продуманно. Его бесчисленные тумены прошлись по всем основным речным и торговым путям, и разрушили города, кои были центрами сопротивления и опорой русской ратной силы. Бытый надеялся, что Русь, лишенная крепостей и существенной части своего войска, станет беззащитной и покорится победителям.