Святая Русь - Князь Василько (СИ)

фовых плит. Укрепления же самого детинца дополн

ялось могучей надвратной башней с церковью Анны и Иоакима.

- Самое же мощное оборонительное укрепление Владимира, великий повелитель, представляют Золотые ворота, перед которыми, как утверждают гяуры, бессильны наши пороки и тараны.

- Чепуха! Мои пороки пробивали и не такие крепости. Что же в них необычного?

- Золотые ворота, покоритель земель, представляют не только очень высокую каменную башню с толстенными каменными стенами, но и башню со многими бойницами, под которой, в глубоком проеме, спрятаны недоступные для таранов и пороков створки ворот. И, кроме того, повелитель, оборону Владимира дополняют бесчисленные каменные церкви и монастыри. А еще, лучезарный…

- Довольно! – оборвал лазутчиков Батый. – Для моих туменов не существует преград.

Первым, кто принес горькую весть о поражении русских войск под Коломной, был Всеволод Юрьевич, прибежавший во Владимир с остатками дружины. Великий князь был страшно перепуган. Он метался по своему роскошному дворцу и не знал, что предпринять. Наконец он собрал у себя княжьих и градских мужей и приказал им высказаться.

Мнения разделились. «Многие разумные советовали княгинь и всё имение и утвари церковные вывезти в лесные места, а в городе только оставить военных для обороны». Другие же возражали, что в этом случае воины «оборонять город прилежно не будут, и призывали «оставить в городе с княгинею и молодыми князьями войска довольно, а князю со всеми полками, собравшись, стать недалеко от города в крепком месте, дабы татары, ведая войско вблизи, не смели города добывать»

Таким удрученным и растерянным Великого князя никто еще никогда не видел. Несмотря на мощные оборонительные укрепления Владимира, он не захотел остаться в крепости. Отверг он и предложения советников. Всю ночь он провел в мучительных раздумьях, а утром направил гонцов к своим племянникам. Василько, Всеволод и Владимир прибыли со своими дружинами немешкотно. И вновь состоялся совет. Василько предложил всеми силами оборонять Владимир, но Юрий Всеволодович от этого решительно отказался.

- Надо ехать в Суздаль и там поджидать Батыя.

- Это не выход, Юрий Всеволодович. Чтобы нанести ощутимый удар Батыю, надо собрать полки в безопасном, достаточно удаленном от ордынцев месте. Только так мы можем сколотить большую рать.

- И где ж это место?

- Река Сить.

- Сить?.. Лешачьи места. Туда, почитай, и нога человека не ступала. Ты в своем уме, племянничек?

- В своем, Юрий Всеволодович. Дремучие леса прикроют наш стан от наступления ордынских полчищ, коим в зимнюю пору будет тяжко передвигаться по лесным урочищам. На это уйдет не меньше четырех недель. Мы же за это время призовем на помощь войска из других городов и княжеств, кои еще не тронуты татарами. Мощное войско может прийти из Киева и от твоего брата Ярослава из Новгорода, и из других Северо-Западных земель. Нельзя забывать и о том, что Сить – приток Мологи.. По ее льду проходят проторенные санные пути: с юга – от Волги, с севера – от Белоозера. По ним могут прибыть значительные подкрепления из богатых приволжских и северных городов. А в случае опасности – на войне всякое бывает, всего не предусмотришь, - эти пути послужили бы отходом в труднодоступные северные земли, куда ордынцы никогда не пойдут. Другого выбора для нас нет. Соглашайся, Юрий Всеволодович.

И великий князь, выслушав одобрительные слова других князей, первый раз за свою жизнь согласился с доводами Василька Константиновича.

- Быть по сему, - молвил он. – Оборону же Владимира я оставляю на сыновей своих Всеволода, Мстислава и воеводу Петра Ослядаковича (который фактически и стал руководить обороной). Мыслю, такой мощной крепости Батыю не одолеть.

В тот же день Василько Константинович позвал к себе меченошу Славутку Завьяла и молвил:

- Возьми с собой десяток гридей и спешно скачи в Ростов. Привезешь на Сить княгиню с детьми. А ростовцам скажешь: кто способен держать в руках меч, пусть идет в мою дружину. А женщины, старики и дети пусть уходят в глухие леса, ибо город оберегать некому. Пусть и кузнецы забирают своё кузнечное зделье, и надежно укроются. Они еще зело пригодятся.

Расставание на Сити было тягостным. Распрощавшись с малолетними детьми, Василько Константинович ступил к Марии. Она не скрывала своих слез.

- Может, мне с тобой остаться, любый ты мой?

- А как же Борис с Глебушкой?

- Их увезет на Белоозеро епископ Кирилл под надежной охраной, не пропадут. Я же с тобой хочу остаться. Так мне будет легче. Прошу тебя, Василько!

Князь поглядел на жену, и его охватила острая, мучительная жалость. С трудом сдерживая волнение, Василько ласково взял лицо Марии в свои ладони и проникновенно произнес:

- Нельзя тебе здесь, родная. Никак нельзя! Никто из князей своих жен и детей здесь не оставил. Не место им быть в лютой сече. Хочу тебя видеть с Борисом и Глебушкой в добром здравии. За меня ж не переживай. Останусь со щитом. Вернусь с поле брани, и заживем лучше прежнего. Я ж тебе еще пятерых сыновей заказал. Не забыла? Чтоб как у Всеволода Большое Гнездо.

- Не забыла, любый ты мой.

- Вот и добро… Поезжай с Кириллом, и «Слово» свое о князе Игоре зачинай.

- Зачну. Непременно зачну.

- Ну давай прощаться. Великий князь на совет трубит.

Дети уже были в зимнем крытом возке. Подошел епископ Кирилл, благословил князя, а затем пошел благословлять дружину.

Мария горячо прижалась к мужу и долго не могла от него оторваться. Василько крепко расцеловал ее и молвил напоследок:

- Да хранит тебя Бог, родная.

Мария села в возок, но прежде чем закрыть за собой дверцу, обитую теплой медвежьей шкурой, еще раз посмотрела на мужа печальными, затуманенными от слез глазами, и внезапно ее обожгла жуткая мысль: она больше никогда не увидит своего любимого Василька, никогда!

Она хотела выпрыгнуть из возка и кинуться на грудь мужа, но дюжий возница в овчинном тулупе стеганул кнутом по кореннику, и кони рысью помчались по заснеженной дороге.

А Василько оцепенел, не чувствуя, как хлесткий секучий снег бьет в страдальческое лицо. «Мария! Желанная ты моя…Богом данная Мария!..» – неотвязно стучало в голове.

* * *

Орды Батыя подошли к Владимиру четвертого февраля 1238 года. После отъезда Юрия Всеволодовича на Сить, оборона горда возлегла на малочисленные дружины сыновей великого князя Всеволода и Мстислава, посадских людей и крестьян, прибежавших из окрестных сел и деревень под защиту крепостных стен.

Еще с утра владимирцы поднялись на стены крепости и зорко наблюдали за передвижением ордынцев.

- Вот это скопище! – присвистнул один из молодых гридней, кой никогда еще не видел такого огромного татарского войска.

Воевода Петр Ослядакович внимательно глянул в его лицо и заметил в глазах молодого воина смятение.

«Волнуются гридни. Чего уж говорить про посадских людей и мужиков. Но то не страх, а озноб перед битвой. Несвычно вокруг татар находится. Вон их сколь привалило. Всю округу заполонили. Жарко будет. Ордынцы свирепы, они притащили пороки и тараны. Выдюжат ли башни, ворота и стены? И хватит ли кипящей смолы, бревен и каменных глыб на вражьи головы?» – с беспокойством поглядывал на орду воевода.

- Глянь, робя! Татары за Клязьму повалили! – закричал, стоявший обок с Ослядаковичем всё тот же молодой дружинник. – Куды это они?

- А всё туды. Перейдут и встанут.

- Пошто?

- Аль невдомек тебе, Махоня? Дабы от подмоги нас отрезать. Охомутали нас, как Сивку-бурку.

Вокруг крепости на много верст чернели круглые войлочные шатры и кибитки; из стана ордынцев доносились резкие, гортанные выкрики тысячников, сотников и десятников, ржание коней, глухие удары барабанов; развевались татарские знамена из белых, черных и пегих конских хвостов, прикрепленных к древкам копий, установленных над шатрами темников и тысячников; дымились десятки тысяч костров, разнося по городу острые запахи жареного бараньего мяса и конины.