Ярослав Мудрый. Историческая дилогия

— Тяжкое, князь! — первыми закричали мастеровые и старосты слобод.

— Ремесло хиреет!

— На торги нечего вынести! Едва концы с концами сводим!

Долго гомонил ремесленный люд. Богатеи же пока помалкивали, ожидая дальнейших княжеских слов.

— По голосам вашим чую: бремя тяжкое. А посему я прошу согласия вече — отказать киевскому князю в дани.

Немедля резво вскочил с лавки посадник Константин.

— Худые слова сказал князь Ярослав! Многие годы мы платим князю Владимиру дань, и будем платить! Будем! Иначе Киев на нас войной пойдет. Не желаем проливать кровь!

— Не желаем! — вторил посаднику Совет Господ.

И тут загомонили боярские доброхоты:

— У князя Владимира великое войско!

— Всю Русь на нас соберет!

— Костьми ляжем!

— Гнать Ярослава!..

Тогда закипел и ремесленный люд:

— Не позволим!

— Ярослав дело говорит!

— Стоять за Ярослава!..

Вече раскололось.

Бояре Ярослава жаждали поддержать своего господина, но «степенных» речей не получилось: поднялся такой несусветный гомон, кой, казалось, уже никому на свете не остановить.

Дело дошло до драк. Уличане Славенского конца схватились с уличанами зажиточного Неревского, в коем проживал посадник.

Князь, сохраняя выдержку, продолжал стоять на помосте.

Набежал свежий упругий ветер, взлохматил на голове Ярослава густые русые волосы, вскинул голубое корзно за плечи.

Один из боярских доброхотов, всему Новгороду известный богатырь Вахоня с Неревского конца, вскочил на помост и с дерзкой руганью обрушился на князя.

— Долой Ярослава! Прочь из Новгорода!..

Едва с кулаками на князя не полез.

Пришлось вмешаться Могуте. Он, на голову ниже местного богатыря, обхватил Вахоню за поясницу, оторвал от дощатого настила и играючи перекинул через помост.

Вече вначале ахнуло, а затем неудержимо расхохоталось.

— Ай да княжой боярин!

— Экого силача выбросил!

Смех на некоторое время растопил людскую свару, но вскоре она вновь забушевала, пока на помост не вошел купец Мефодий, уважаемый новгородцами торговый человек.

Он вскинул руки и, дождавшись, когда вече утихомирится, произнес:

— Знать, у некоторых людей умишка не хватает. Аль князь Ярослав не целовал грамоту? Аль не он за вольный Новгород неустанно печется и помышляет дать ремесленным мастерам льготу? Надо всем миром стоять за Ярослава!

— Стоять! — дружно закричали ремесленники и мелкие торговые люди.

— Стоять! — дружно отозвалось купечество.

Посадник Константин, тысяцкий и кончанские старосты норовили переломить настрой вече, но их потуги не увенчались успехом. Совет Господ «переорали», переорали впервые за последние годы.

Мефодий в другой раз вскинул руки и обратился к Ярославу:

— А скажи-ка нам, князь, начнется ли по осени полюдье?

— Непременно, Мефодий Аверьяныч. Но дань я буду собирать с подвластных мне городов и земель не для Киева, а для Новгорода.

— А делить как будешь? — выкрикнул один из ремесленников.

— Треть — на войско. Без него, сами ведаете, Новгороду не стоять. А две трети — на возведение обветшалой крепости, на постройку храмов и монастырей, на поддержку мастеров, кои славно трудятся, но перебиваются с корки на квас. Купцам же ладий не достает, а торговлю надо еще больше расширять. Гривны надобны как воздух, и коль вы меня поддержите, буду Новгороду верным содругом.

— А войны-то не избыть, — подначил Ярослава посадник.

— Лгать не привык. Не избыть! Но Новгород не тот город, коего можно шапками закидать. Киевский князь десятки раз подумает, прежде чем с Новгородом войну зачинать, и коль все же двинет на нас дружину, то, мыслю, за новгородские вольности и нам предстоит крепкое войско выставить.

— Не желаем войны! — опять закричали бояре из Совета Господ.

— Хотим в покое сидеть!

Но голоса знати не долго слышались с помоста: вече не захотело слушать бояр. Многие новгородцы стали поглядывать на молчаливого епископа. Порой его слово было решающим.

— Тебе слово, владыка!

— Говори!

Владыка, облаченный в серебряные ризы, поднялся со святительского кресла и, опираясь на кипарисовый посох, пошел по настилу помоста, крытому малиновым сукном, к выходу. Остановился у самых сходней и немногословно изрек:

— Внимайте, дети мои, Ярославу. Сей князь, как досточтимый христианин, будет преданно служить Новгороду и святой Софии. Я благословляю князя на богоугодные деяния. Аминь!

Глава 9

КНЯЖЬЯ ОХОТА

Вернувшись к обеду в терем, Ярослав позвал к себе дворского и приказал:

— Завтра спозаранку надумал я на охоту съездить. Упреди ловчих и выжлятников, [233] Могута.

— На сколь дён припасов брать, князь?

— На охоте пробуду дня три. Припасов же — самую малость. Надеюсь, вепря выследить.

Для охоты Ярослав выбрал самую удачную пору: смерды давно уже завершили сенокос и управились с жатвой. Ни луга, ни нивы не попадут под конские копыта.

Собрались у красного крыльца в доранье.

Ярослав был одет в коричневую кожаную куртку, отороченную по вороту бобровым мехом, такого же цвета кожаные порты, заправленные в желтые сапоги из юфти; на голове — лисья шапка с зеленым верхом. В одежде, в дни охоты, ничего не должно быть броского и яркого: лесные звери не только исключительно чутки, но и необычайно зорки. Охотники их могут отпугнуть своим приметным видом.

Ярослав придирчиво осмотрел ловчих и выжлятников, и приказал одному их них сменить меховую шапку с малиновым околышем.

— Прости, князь. Обмишулился, я мигом!

— Догонишь. Ждать не будем.

Не оставил Ярослав без дотошного внимания и коней. Обычно дорогую сбрую, позвякивающую на добрую версту, охотники поменяли на простую, «мужичью». Хоть тут-то главный ловчий, отвечающий за снаряжение охотников, не проявил смятения, а то досталось бы ему еще за один оплох. Даже позолоченные и посеребренные седельные луки пришлось обвязать зелеными тряпицами.

За оружие князь не беспокоился. У каждого к перепояске пристегнут меч и кинжал, каждый — с копьем, тугим луком и колчаном, набитым стрелами.

— С Богом, други!

Охотники, выехав из ворот крепости, подались к лесу. Ярославу невольно вспомнилась охота на медведя в Ростовском княжестве. Знатный был поединок! Первый навык зело помог единоборству с медведицей мятежного племени.

Ярослав нередко поминал сей поединок в Медвежьем углу. Недавно даже во сне привиделся. Он один оказался в диком неприютном лесу. И вдруг из мрачных трущоб на него со страшным рыком двинулась огромная медведица. Он был без оружия, и его ждала неминучая погибель. И вдруг небо разверзлось и он явственно увидел Спасителя, услышал спокойный глас Его: «Осени зверя крестным знамением». Он осенил и… зверь исчез, как будто его и не было. А затем он очутился на солнечной опушке и увидел впереди себя какой-то неведомый город. И на том сон его оборвался.

«Да то ж Рубленый город», — подумал он.

Ярославль! Новый град на высоком красивейшем крутояре. Как там боярин Бренко наместничает? Господи, так бы ныне и оказался в Рубленом городе. Обнял бы всех своих бывших дружинников, посидел бы с ними в гриднице, осушил чару за их здравие, а затем непременно бы вышел на край обрыва и полюбовался бы величавой Волгой. И до чего ж раздольная река. Куда уж там до нее Днепру и Волхову. Такой величественной реки во всей Руси не увидишь. И с каким благолепием будет возвышаться над ней град Ярослав. Но работы впереди еще через край. Сколь дивных храмов и теремов надо возвести.

Когда уезжал в Новгород, наказывал:

— Никакой казны на храмы не жалей, Бренко, и украшай их безмерно, дабы были красоты несказанной. В чудные храмы и язычники к Христу потянутся. Не все же им закоптелым истуканам поклонятся. Уж ты порадей, боярин. Сотвори так, дабы Ярославль своими искусными храмами Новгород превзошел… [234]