Жезл маршала. Василевский

Шапошников маленькими глотками пил чай, а Василевский смотрел на него влюблёнными глазами и думал: «Без него, пожалуй, я не стал бы тем, кем стал!» Словно угадав его мысли, Борис Михайлович сказал:

   — Ты уже догнал меня — стал маршалом, и я, поверь, рад этому, как мальчишка! Быть может, порой был строг к тебе, но эта строгость шла от сердца, понимаешь?

   — Понимаю, Борис Михайлович, — тихо обронил Василевский. — Я часто вспоминаю вас, и порой мне становится обидно до слёз...

   — Отчего вдруг? — свёл брови к переносице маршал.

   — От своего бессилия, что не могу помочь вам выздороветь...

   — Вы же не врач, Саша! — Шапошников засмеялся. — Но вдруг его лицо стало строгим. — Да, я очень болен. И страшно устаю. Вот поднялся к тебе в Генштаб — сколько тут шагов, сто—двести, — а сердце гулко застучало... Ну, а чем ты сейчас занимаешься?

   — Обстановкой в районе Курской дуги, — ответил Василевский. — И я, и маршал Жуков, и мой заместитель генерал Антонов — все занимаемся этим делом. По нашим данным, немцы готовят в районе Курска крупное наступление, и важно всё предусмотреть, чтобы фронты выдержали их удар, а потом и сами нанесли бы контрудары.

Конечно, нам сейчас легче, чем было в сорок первом. У нас есть танки, немало авиации, артиллерии, миномётов...

   — У вас это получится, я уверен. — Шапошников поставил на стол чашку. — Пожалуй, мне пора. Внизу ждёт машина. И рад бы с тобой посудачить, может, какой совет дать, но надо к врачам...

В кабинет заглянул генерал Антонов.

   — Только что разговаривал с Рокоссовским, — сказал он. Уточнил всё, о чём мы говорили. Вам привет!

   — У меня был маршал Шапошников. В госпиталь поехал. Тебе привет от Бориса Михайловича.

   — Жаль, что не увиделся с ним, — вздохнул Антонов. — Но я вечером позвоню ему домой.

Василевский встал из-за стола и подошёл к стене, на которой висела большая карта. Взгляд его упал на город Курск.

   — Там, безусловно, немцы готовят мощный кулак, — сказал вчера Сталин. — А что вам доносит разведка?

Василевский не без огорчения ответил, что в район Курска немцы стягивают большие силы, особенно танки. По данным разведки, недавно группу армий «Центр» возглавил генерал-полковник Клюге. Соединения этой ударной группировки сосредоточиваются южнее Орла.

   — Я дал задание Разведуправлению, Центральному штабу партизанского движения выяснить наличие и расположение резервов в глубине войск противника, откуда они в основном перебрасываются, сколько их. Переговорил я и с командующими фронтами. А вчера мне звонил Жуков, его я тоже попросил усилить разведку в полосе Воронежского фронта. — Помолчав, Василевский добавил: — Нам надо точно знать расположение немецких войск в районе Орла, Сум, Белгорода и Харькова.

Сталин одобрил всё, что предпринял Генштаб.

   — Кто этот генерал Клюге? — спросил он.

   — Полное его имя — Ханс Гюнтер Клюге, — сказал Василевский. — Перед войной Гитлер сделал его фельдмаршалом. Участник Первой мировой войны. В тридцать девятом Клюге команде вал 4-й полевой армией, сражался против Франции и Польши. И декабре сорок первого возглавил группу армий «Центр» на центральном участке советско-германского фронта. Когда шли бон под Москвой, я говорил вам об этом отпрыске фюрера. Но есть сведения, что Гитлер стал Клюге недолюбливать...

(В 1944 году Ханс Гюнтер Клюге был связан с заговорщикам и против Гитлера, но в решающий момент не поддержал их и по кончил жизнь самоубийством. — А.3.).

   — И всё же меня настораживают действия Гитлера, — при знался Сталин. — Не рассчитывает ли он летом на Курской дуге взять реванш за поражение под Сталинградом?

   — Всё идёт к этому, — согласился Василевский. Он сообщил, что на Брянском фронте наши бойцы захватили в плен немецкого офицера-танкста, на допросе тот сказал, что у Гитлера появились новые танки — «тигры» и «пантеры». Это то самое «секретное оружие», о котором ещё в начале года трубила фашистская пропаганда.

   — Если правду говорит офицер-танкист, значит, под Курск Гитлер наверняка бросит эти танки, — произнёс Сталин. — Жуков о них знает?

   — Я говорил ему, он тоже поверил заявлению пленного немецкого офицера.

Сталин задумчиво прошёлся вдоль кабинета. Было видно, что его обеспокоила информация начальника Генштаба о новых танках вермахта. Он взял со стола трубку, набил её табаком, глядя куда-то в окно, но не закурил, а положил трубку на место.

   — Вы наметили, какие армии и корпуса выводить на укомплектование? — спросил он. — Я имею в виду район Курска.

   — План у меня почти готов, но кое-что надо уточнить у командующих фронтами.

   — А не лучше ли вам съездить туда? — снова спросил Сталин. — Там сейчас находится маршал Жуков, и вам легче будет всё изучить вместе.

   — Если не возражаете, я мог бы слетать туда на два-три дня...

«9 или 10 апреля, точно не помню, в штаб Воронежского фронта прибыл А. М. Василевский, — вспоминал Жуков. — С ним мы ещё раз в деталях обсудили мой доклад Верховному Главнокомандующему, обстановку, соображения по дислокации оперативно-стратегических резервов и характер предстоящих действий. У нас с Александром Михайловичем было единое мнение по всем вопросам. Составив проект директивы Ставки о расположении резервов Ставки и создании Степного фронта, мы послали его Верховному Главнокомандующему за нашими подписями».

На другой день Сталин вызвал Василевского в Москву. Жуков оставался на Воронежском фронте.

   — Теперь у нас с Жуковым нет сомнения в том, что немцы готовят удар на Курской дуге, — заявил Василевский Верховному, когда тот вновь заговорил о приготовлениях немцев в районе Курска.

(Генштаб в своих прогнозах не ошибся. Уже после войны в руки маршала Василевского попал оперативный приказ Гитлера, подписанный им 15 апреля 1943 года, в котором излагался замысел Курской битвы и который гласил: «Я решил, как только позволят условия погоды, осуществить первое в этом году наступление «Цитадель» [14]. Это наступление имеет решающее значение. Оно должно быть осуществлено быстро и решительно. Оно должно дать нам инициативу на весну и лето. Поэтому все приготовления должны быть осуществлены с большой осторожностью и с большой энергией. На направлении главного удара должны использоваться лучшие соединения, лучшее оружие, лучшие командиры и большое количество боеприпасов. Каждый командир, каждый рядовой солдат обязан проникнуться сознанием решающего значения этого наступления. Победа под Курском должна явиться факелом для всего мира». — А.3.).

   — Хорошо. — Сталин помолчал. — Жуков не прислал своё заключение о возможных действиях противника на весну и лето?

   — Пока нет. Я говорил с ним, он обещал его не задерживать.

Депеша от Жукова пришла на другой день к вечеру. Он писал, что «противник понёс большие потери в зимней кампании 42/43 года, видимо, не сумеет создать к весне большого резерва для того, чтобы вновь предпринять наступление для захвата Кавказа и выхода на Волгу с целью глубокого обхода Москвы... Переход наших войск в наступление в ближайшие дни с целью упреждения противника считаю нецелесообразным. Лучше будет, если мы измотаем противника на нашей обороне, а затем, введя свежие резервы, переходом в общее контрнаступление окончательно добьём основную группу противника».

Сталин, прочитав документ, спросил Василевского:

   — Ваше мнение?

   — Генштаб разделяет точку зрения маршала Жукова, — коротко ответил Александр Михайлович.

Ему показалось, что Верховный разом посветлел лицом и сам повеселел. Порекомендовав начальнику Генштаба посоветоваться с командующими фронтами, он произнёс:

   — Готовьте специальное совещание, на нём мы обсудим план летней кампании на этот год. Соберёмся дня через три. Ватутину и Рокоссовскому я сам позвоню, чтобы и они представили Ставке свои соображения о предстоящих действиях своих фронтов.