Баязет

в том, что

Мы несем едино бремя,

Только жребий наш иной:

Вы оставлены на племя,

Я назначен на убой...

В приемной казначейства всё так же томились полковые приемщики. На вопрос Андрея один ответил, что проживает в Игдыре с полмесяца, другой приехал с позиций уже вторично, третий только махнул рукой.

- Господа! - сказал он, этот третий. - Я недавно был в Севастополе. Вы не представляете, какой подъем патриотизма вызвала в обществе эта война!.. Дворец генерал-губернатора был буквально осажден. И кем бы вы думали? проститутками. Да, эта гулящая корпорация тоже решила служить отечеству под Красным Крестом.

И самое интересное, что все они давали подписку на целый год обета безбрачной жизни. Проститутки, господа, и те умеют жертвовать для отечества!

- Ну, - кощунственно подхватил Андрей, - нашли что сравнивать: ведь это же русские проститутки, а не русские чиновники... Впрочем, за кем я могу занять очередь, господа?

Хорошо, я буду стоять за вами.

Прошло четыре дня. Прожились в Игдыре дочиста. Егорыч нанялся к богатым духоборам косить траву и тем кормил себя, кормил и своего сотника. Было все постыло, бесчестно и как-то стыдно...

От доброты душевной старый Егорыч частенько советовал: - Ваше благородие, всю-то жизнь на каждой титьке у нас по сотне воров висло. Дайте им отступного, пущай уж и здесь пососут...

А я, когда в Баязет возвернемся, на иконе поклянусь перед всеми, что вы чисты, аки голубь!..

- Нет, Егорыч, - упрямился Карабанов, - я лучше сгнию здесь в очереди, но от меня никто ни копейки не получит!..

Ночи стояли сухие, знойные. По вечерам женский смех дразнил воображение. Память об Аглае сидела в теле прочно, словно наболевшая заноза. И, как назло, за стенкой один маркитант колобродил по ночам с девицами, распевая во все горло под гитару:

Дама милая, напрасно вы

Не даете свои губоньки:

Поцелую нас за красненькую,

Приплачу еще голубенькую...

До рассвета ворочался Карабанов на тощих подушках, давил клопов, вожделел к Аглае и сумрачно матюкал музыкального маркитанта. Небритый и крикливый, шел по утрам в казначейство, еще с улицы складывая губы для тошнотного вопроса:

- Ну, как тут сегодня, господа? Дают или нет?..

Только сейчас начал он понимать, что та армия, на которую он глядел когда-то свитским кавалергардом из высокого седла своей лошади, - еще совсем не армия: разбросанная по глухим трущобам империи, сермяжная и полуголодная, обворованная и униженная, армия Ватниных и Потресовых, Егорычей и Денисок, - вот она-то и есть истинно российская опора, и было как-то стыдно вспоминать свои прежние гарцевания на Марсовом поле, скачки в Красном Селе, бесшабашные кутежи на Полюстровских дачах.

- Да, - сказал однажды Андрей, вспомнив почему-то своего деда, который в молодости дружил с гусаром Денисом Давыдовым, - был ведь, господа, "век богатырей, но смешались шашки, и полезли из щелей мошки да букашки"... Черт вас всех возьми, когда же на Руси будет порядок?

- Вся