Царь Дмитрий - самозванец

—^4aPcaS₃^MS?

боярского Алексашку Бартенева, чтобы тот подбросил в дом боярина мешки с корешками разными и предметами колдовскими. Сделав дело черное, Бартенев подбросил донос безымянный на двор патриарший, патриарх Иов немедленно доложил царю, Годунов лицемерно возмутился и приказал арестовать Романовых, буде потребуется, то и силой в темницу их препроводить.

Пять романовских подворий стояли в ряд на Варварке, где всегда народу много, а еще больше могло по первому кличу сбежаться. Зная любовь простого народа к Романовым, Годунов не решился на штурм открытый и положил совершить все по воровскому обычаю ночью. Пять сотен стрельцов и две сотни немецких наемников во главе с капитаном Маржерето-вым окружили двор боярина Федора Никитича Романова. И тут не обошлось без хитрости и предательства. Борис Годунов призвал к себе родственника Федора Никитича по жене, Михайлу Салтыкова, и, наобещав ему всяких милостей, предложил явиться к нему ночью якобы с вестями важными и неотложными, а уж как ворота приоткроют, там стрельцы и вступят в дело. Так все и сделали, но стража романовская не дремала, едва стрельцы ступили на двор Федора Никитича, как завязался отчаянный бой. Соседние же дворы мигом ощетинились пищалями, там был форменный штурм. Смяв охрану, стрельцы ворвались в дом Федора Никитича, устремились в подклеть и из места указанного извлекли на свет Божий мешки потаенные. Затем разграбили дома и подожгли, так что все пять романовских подворий дотла выгорели. А из-за соседнего тына посольского двора за всем этим наблюдали испуганные поляки.

Потом был суд скорый. Семен Годунов, занявший место Малюты Скуратова и бывший истинным двойником его по подлости и свирепости, представил Думе боярской вкупе с первосвятителями улики найденные и обвинил всех Романовых гуртом в умысле злодейском на жизнь царя православного, супруги его благоверной и наследника престола Русского. Улики казались явными и бесспорными, и суд высокий приговорил всех обвиняемых к смерти. Но лицемерный Борис Году-

нов, ссылаясь на обет свой не проливать кровь преступников, наказание смягчил. Главного и единственного соперника своего, боярина Федора Никитича, царь Борис приказал постричь в монахи; что и было исполнено немедленно в Чудовом монастыре, после чего инока Филарета сослали в Антониево-Сий-ский монастырь под надзор крепкий. Постригли и жену Федора Никитича и отправили в Заонежский Толвуйский погост. Малолетних же детей их, сына Михаила и дочь Татьяну, не тронули, отдали на воспитание тетке их Анастасии и вместе с семьей Александра Никитича отправили на Белозеро. Всех же младших братьев Романовых били кнутом на площади, а потом разослали на заточение в разные тюрьмы дальние: Александра Никитича — вУсолье-Луду на Студеном море; Михаила Никитича — в город Нароб Чердынского уезда, где сидел он до самой смерти в яме; Ивана Никитича — в Пелым; Василия Никитича — вЯренск. Через недолгое время почти все братья Романовы скончались, не снеся невыносимых условий заточения, установленных жестокими приставами по приказу Годунова. Спустя два года царь лицемерно помиловал последнего из оставшегося в живых, Ивана Никитича, назначил его наместником в Уфу, а потом дозволил вернуться в Москву.

Опалой Романовых дело не ограничилось. Презрев даже видимость законности, Борис Годунов приказал арестовать многих родственников и сподвижников боярина Федора Никитича Романова, князей Черкасских, Шестуновых, Репниных, Карповых, Сицких, и без суда разослал их в места дальние. Инокиню Марфу, мать убиенного царевича Димитрия, постановили перевести в отдаленный монастырь, а в какой, не объявили для пресечения соблазна. Сослали и Василия Шуйского в его галицкие вотчины.

[1601 г.]

Смирив всех своих соперников земных, кого клобуком монашеским, кого слепотой, иных же темницей тесной, Борис Годунов отныне трепетал лишь перед силой Высшей. Для того раздавал милостыню щедрую, делал вклады богатые в монастыри, приказал, чтобы по всей державе Русской перед

каждой трапезой после вознесения хвалы Господу молились о царе Борисе, чтобы «он, единственный подсолнечный государь христианский, и царица его, и наследник царевич Федор, и другие дети царские, коих ему Господь пошлет, на многие лета здоровы были и счастливы; чтобы имя его славилось от моря до моря и от рек до конца Вселенной, к его чести и возвышению, а преславным его царствам к прибавлению; чтобы все государи его царскому величеству послушны были с рабским послушанием и от посечения меча его все страны трепетали; чтобы его прекрасноцветущие, младоумножаемые ветви царского взращения в наследие превысочайшего царствия Русского были навеки и нескончаемые веки, без урыву; а на нас бы, рабов его, от пучины премудрого его разума и обычая и милостивого нрава неоскудные реки милосердия изливались выше прежнего».

Но молитва сия не могла достичь престола Господа, ибо не было в ней искренней любви. Именно государь примером своим определяет соотношение добра и зла в подвластной ему державе. Зол государь — и подданные его проникаются темными чувствами, отвечая злом на зло и распространяя зло на ближних своих. Добр государь — и смягчаются сердца подданных, пусть не сразу, но обращаются они к делам добрым, стремясь превзойти в них и государя, и ближних своих. Неискренен и лукав государь — и народ отвечает ему тем же. Годунов, черствый душой, пытался добиться любви народной многими и частыми милостями, щедрыми дачами, роскошными празднествами и долгими увеселениями, но так и не смог растопить лед сердца народного. Царю Борису не верили, помня его прошлые тайные злодеяния и ожидая худших в будущем.

Ничто не могло спасти Бориса Годунова от гнева Господа, обрушившего кары многочисленные на Землю Русскую и на семью Борисову. Вслед за пророчествами первых лет Борисова царствования пришли знамения зловещие, нередко восходили два или три солнца вместе, столпы огненные пылали ночью на тверди земной, от бурь и вихрей падали колокольни и башни, женщины и животные производили на свет уродов, в

последний же год Борисова царствования на небе зажглась комета яркая, видная даже в солнечный полдень, такого не видывали с последнего года опричнины. И за каждым знамением спешила беда великая.

Началось с голода. Летом дожди как зарядили на Красную Горку, так и лили десять недель без перерыва, а на Успение ударил мороз и побил весь хлеб незрелый. Зверье же размножилось невероятно, особенно много было волков и лисиц, и эти самые дикие звери вышли из лесов и устремились в города, так что лисы даже по Кремлю шныряли.

[1602 г.]

К весне хлеба у народа совсем не осталось, ели всякие коренья, потом первые появившиеся грибы, то от этого приключалась странная болезнь: животы становились толстые, как у коров, потом вдруг человек падал замертво. Семена же посеянные не взошли, так что опять ни колоска не сжали.

Когда царю Борису наконец доложили, что крестьянские запасы истощились, а цена на хлеб возросла многократно, он повелел раздавать милостыню нуждающимся. На четырех самых больших площадях московских раздавали беднякам в будний день по полушке, а в воскресенье — по деньге, то же и в некоторых других крупных городах, так что в день казна тратила до пяти тысяч рублей. Но этих денег все равно на хлеб не хватало, более того, купцы в ответ на эти раздачи еще больше цены вздули. Тогда царь Борис приказал отворить житницы царские и раздавать хлеб, а не деньги. Привлеченные раздачами в городах, крестьяне покинули места насиженные, особенно же много устремилось в Москву. Население столицы увеличилось на полмиллиона человек, но люди не могли найти в столице ни пропитания, ни заработка и были обречены на голодную смерть. Не имея сил для бунта, они стояли вкруг Кремля, держась рукой за ворот рубахи, напоминая царю о давней его клятве и коря его за свои страдания, а потом падали замертво от голода. Никто из Москвы не ушел, но население столицы через три года даже уменьшилось по сравнению с вре-