Тиран

— Господа, через несколько минут они попробуют пробиться. Филокл, эти фракийцы — в сущности пельтасты, но с большими мечами. Они бегом пойдут на тебя. Их фланги прикрывает конница.

Филокл поправил на голове большой коринфский шлем. Он выглядел обычно — рослый приятный мужчина. Философ. Но когда заговорил, казалось, говорит Аякс:

— Мы остановим их здесь, — сказал он. — Сам я никогда с ними не сражался, но знаю, какая у них слава. Только их первый натиск чего-то стоит. — Он улыбнулся: это была саркастическая улыбка Филокла. — Думаю, мы с ними справимся.

Киний поймал взгляд илархов и указал на юг, на небольшой подъем местности.

— Если нас разобьют, отходим на юг. Пусть фракийцы приходят — Филокл их остановит. После переправы их конница будет в беспорядке. Дайте ей переправиться и нападите раньше, чем она построится. Смотрите на меня для расчета времени, но не бойтесь прикидывать сами. Я буду с пехотой.

Странно сидеть в седле вдали от самого сражения и отдавать приказы. Но такова теперь его работа.

Он проехал назад к небольшой фаланге — скорее, просто горсти пельтастов во главе с Филоклом. Рослый спартанец широко улыбнулся ему, опустил шлем и побежал в голову своей колонны. Он указал на реку, и двести человек закричали, как тысяча; этот крик, словно благожелательная молния, наполнил Киния бодростью и придал ему новые силы.

За рекой отступал македонский передовой отряд, который должен был переводить колонны через брод. В слабеющем свете Киний отчетливо видел на дальнем берегу фракийцев и конницу. А за ними — еще что-то. Трудно оценить расстояние, еще труднее разглядеть войска, движущиеся по влажной, не пылящей почве, — но там что-то есть. Может быть, таксис. Но он еще в нескольких стадиях.

Фракийцы — их было не очень много — испустили крик, еще один и подняли щиты. Они били мечами в щиты, а потом запели. И двинулись через брод. Никакого порядка они не придерживались, и при переходе их ряды перемешались.

Киний не думал о горстке синдов — людях кузнеца, слишком незначительных в общей картине. Но со своей позиции на полуострове, ничего не боясь, недосягаемые для фракийцев, они слали во фланг нападающим стрелу за стрелой. Фракийцы, стараясь отойти подальше от полуострова, теснились на северной стороне брода и выходили на берег чересчур медленно: скорость их натиска гасили вода и стрелы. Вождь собрал воинов на краю воды и повел вперед — сто человек или чуть больше, — и они ударили во фронт строя Филокла, подняв такой грохот, словно десяток кузнецов работали по металлу. Вождь прыгнул — фантастический прыжок — прямо от линии атаки на верхний край цепи щитов, а оттуда вперед и вниз, на лету срубив греку голову, но не успел коснуться земли, как его тело пронзили четыре копья; брешь, открывшаяся в строю, в три удара сердца Киния заполнилась мертвыми — греками и фракийцами, а потом из второго ряда протиснулся эпилект, и рана в строю фаланги заросла, закрылась щитами.

С речного берега поднимались все новые фракийцы — каждый словно самостоятельно принимал решение, некоторые бежали к началу «большого пальца» и попадали под огонь лучников, другие очертя голову бросались в бой сразу.

Киний оторвал взгляд от кипевшего перед ним боя, чтобы посмотреть на вражескую конницу. Она застряла у брода и оказалась под смертоносным огнем лучников; пройти вперед ей мешала толпа фракийцев.

На расстоянии в ширину афинской улицы от него в переднем ряду виднелся султан Филокла, рев спартанца сотрясал воздух; Киний видел, как поднимается и опускается большое черное копье; спартанец держал его одной рукой и действовал им так, словно оно вообще ничего не весило, — вперед-назад, как машина для убийства людей.

Он стоял на краю своей грозной линии не один, но сам в несколько мгновений убил пятерых, черное копье устремлялось вперед с жестокой скупостью движений: нос — рот — мягкая плоть под подбородком, — и сразу назад; широкое лезвие ни разу не погрузилось на всю глубину. Кисть Филокла была черной, а вся остальная рука по плечо — красной, он весь был красен, оттого что кровь убитых стекала по его коже. На глазах у Киния цепь греков упрочилась, и ответом на рев Филокла стало продвижение вперед — этот натиск отбросил фракийцев, кое-кто упал на землю, но строй перешагнул через них, а сзади поднимались и опускались копья. Фаланга работала как станок, ткущий смерть.

Фракийцы дрогнули. Их убивали, невзирая на круглые щиты, энергия их наступления иссякла, их охватил страх. Они побежали к броду, натыкаясь на запоздавших и на собственную конницу.

Киний подъехал к Филоклу, который вел своих людей вперед. Они пели, и Кинию пришлось кричать изо всех сил, чтобы его услышали.

— Стой! — орал он. Ткнул Филокла тупым концом копья. — Стой!

Черное копье повернулось, и острие остановилось в доле стопы от головы Киния. Филокл с трудом узнал его. Он закричал. Его трубач протрубил сигнал, и победоносные пантикапейские воины остановились. Киний развернул коня, вонзил пятки в его бока и поскакал к Эвмену.

— Пора! — кричал он. — Вперед, через брод!

Эвмен растерялся. Очевидно, он ждал развития боя, предсказанного Кинием.

Но получалось иначе. Киний полагал, что натиск фракийцев заставит небольшой отряд Филокла отступить и появится пространство для западни. Филокл одержал победу слишком быстро.

— Вперед! — кричал Киний.

Эвмен помахал Клио.

— Сигналь наступление! — крикнул он.

Киний уехал, жалея, что с ним нет Никия. Тот промедлил — теперь захлопнуть ловушку не удастся. Слишком хорошо сражались пантикапейцы, слишком быстро отступили фракийцы. Киний помахал Никомеду. Теперь видеть становилось труднее.

Никомед двинулся к броду, но остановился раньше, чем к нему подъехал Киний.

Для обоих отрядов не хватало места. Люди Эвмена уже проносились мимо галопом и бросались в воду, поднимая столбы брызг.

— Перестроиться! — кричал Киний.

Он помахал мечом, и Никомед повел свою конницу назад, подошел туда, откуда начал. Люди Филокла отступали щитами к врагу. Отряд Герона так и не подошел: он был слишком далеко, чтобы даже увидеть бой.

Подъехал Никий.

— На час придется остановиться, — сказал он. И показал на брод. — Что это?

Киний посмотрел туда.

— Ловушка не получилась, — сказал он. — Сигналь отступление.

В броде люди Эвмена убивали бегущих фракийцев, но на противоположном берегу уже строилась вражеская конница.

Люди Эвмена возвращались, держа строй, уныние нескольких прошлых дней рассеялось, брод был завален мертвыми телами, но истинный ущерб, нанесенный врагу, оказался незначительным. Киний всматривался в темноту, стараясь понять, что происходит на противоположной стороне брода. Он чувствовал, что таксис подошел, но у него не было доказательств.

За ним на гряде загорелся костер, потом еще один.

По краю сухой почвы подошла колонна Мемнона и начала перестраиваться.

Киний смотрел на брод. Он проехал вдоль строя и хвалил воинов. Нашел время для того, чтобы переместить отряд Мемнона в самый центр, лицом к броду, причем главная фаланга пантикапейцев располагалась справа от него, а эпилекты под командованием Филокла — справа; их фланги прикрывала конница. К тому времени как построение закончилось, Киний уже не мог видеть противоположный берег. За ним по всему склону гряды горели костры.

Он снова собрал военачальников и послал Никия к деревьям, где скрывались синды, за кузнецом. Когда все собрались, он приветствовал их.

— Мы остановили врага, — сказал он. — Выиграли гонку. Едва не нанесли им тяжелый удар. Теперь надо сдерживать их, пока не подойдет царь.

Он в последний раз оглядел их лица — новые и лица старых друзей. И Филокл… он никак не мог привыкнуть к мысли о Филокле, убивающем людей.

— Вот что я придумал. Все войско отходит к гряде, встает лагерем и ужинает. Мы будем удерживать брод, меняя дозоры — всего их будет четыре, в каждом — конные и пехота. Но… — Он осмотрелся, заглянул всем в глаза, убедился, что его внимательно слушают. — Когда они придут, мы отдадим брод. Думаю, они появятся на рассвете и быстро двинут вперед весь таксис. Пусть идут. — Он показал на Темерикса, который стоял чуть в стороне. — У тебя достаточно стрел? — спросил он по-сакски.