Пионеры Вселенной

Цандер вдохнул морозный воздух и пошел, насвистывая, к плавучему мосту. Падал редкий, мелкий снежок. Было тихо, безветренно, пустынно. Слышались лишь собственные шаги да отдаленные звонки трамваев. Цандер любил эту тишину узеньких улиц Старого города. В ней хорошо думалось.

Когда он свернул на Дворянскую, со стороны Двины многоголосо и гулко нахлынула песня. Пели по-русски и по-латышски. Слов разобрать было нельзя, но живой призывный мотив заставлял идти чеканным шагом. «Может, солдаты поют?» – подумал Цандер, но, дойдя до переулка, отчетливо услышал:

«Это демонстрация!» – догадался он и пошел еще быстрей. Послышались какие-то слова команды, но песня грянула сильней и заглушила их.

– Пли! – услыхал он истошный крик совсем близко, и по улицам Старого города прогрохотал залп. Песня оборвалась, послышались крики, стоны, топот. Усилилась беспорядочная стрельба…

Цандер, подсунув под ремень полы длинной шинели, держа связку книг в левой руке, побежал к набережной. Выскочил из-за домов и остолбенел: у железнодорожного моста метались и падали люди, по которым в упор стреляли солдаты. Над толпой взвилось красное знамя и снова исчезло.

– Пли! Пли! – истошно командовал офицер.

Ружейная стрельба, рев толпы, стенания умирающих сливались в дикий гул.

Цандера кто-то схватил за воротник:

– Куда? Убьют! Марш назад!

Он увидел усатое лицо городового и отлетел в снег. Мимо, с винтовками наизготовку, пробежали солдаты.

Цандер поднялся. По спине хлестко ударила казацкая плетка.

– Пошел! Пошел, покуда цел! – Снежною пылью из-под копыт хлестнуло в глаза.

Цандер бросился в переулок, свернул под арку ворот, прижался к цоколю дома. Мимо бежали перепуганные люди, скакали лошади, слышались дикие крики, стрельба…

Когда наступило минутное затишье, он перебежал на другую сторону, проходным двором вышел на знакомую улицу и остановился в раздумье: «Пустят ли или не пустят?»

За углом опять зацокали копыта. Он бросился в подъезд и мигом взлетел на четвертый этаж, дернул ручку звонка.

– Кто там? – спросил тревожный женский голос по-латышски.

– Товарищ Яниса, Цандер… Помните, занимался с ним летом по математике.

– Вы один?

– Один! – выдохнул Цандер.

Щелкнул засов, и дверь приоткрылась:

– Входите быстрей!

Цандер вошел в полумрак передней, остановился.

– Проходите в кухню, мы спасаемся там.

– Спасибо! – прошептал Фридрих и, не раздеваясь, на цыпочках прошел в кухню, где у толстой стены на полу сидели Янис, Пауль и их сестренка Марта, худенькая, голенастая, с огромными синими глазами.

– Ты был там? Все видел? – вскочил навстречу высокий Янис.

– Да, видел… – Цандер сел на табуретку к плите и закрыл лицо руками. Ему не хотелось, чтоб Янис и другие видели, что по его щекам текут слезы…

5

Скоро стрельба стихла, и Янис, попросив Фридриха раздеться, отвел его в столовую. Разбитое пулей окно заткнули подушкой. Сидели молча. Фридрих механически листал какой-то журнал, Янис сжимал и разжимал большие руки и угрюмо смотрел в темное окно. Ждал отца. Отец служил на железной дороге паровозным машинистом и эту неделю приходил домой к шести. Теперь уже шел восьмой час… Мать, брат Пауль и сестренка сидели на кухне. Они тоже боялись за отца, и при каждом звуке на лестнице кто-нибудь бросался к двери.

Фридрих знал, что о нем так же тревожатся дома, понимал, что надо идти, но не мог успокоиться: перед глазами неотступно вставали лошадиные морды и страшные картины расстрела людей.

Молчанье становилось тягостным, и он заговорил первый:

– Янис, мы друзья и не должны чуждаться друг друга.

– Да, не должны…

– Ты боишься за отца?

– Боюсь.

– Думаешь, он мог быть там?

– Да, мог… В девяносто девятом, когда был бунт, он работал на фабрике «Феникс» и участвовал в демонстрации… Тогда убили его лучшего друга… Он горяч и мог опять ввязаться в драку…

Вдруг раздался звонок.

– Он! Он! Отец! – радостно закричал Янис и бросился открывать дверь.

Минут пять, пока отец раздевался и мылся, окруженный домочадцами, Фридрих сидел один, чувствуя себя очень неловко. Но вот в столовую вошел могучий бородатый великан и, крепко сжав в большой ладони его худую руку, добродушно улыбнулся:

– Что, мальчик, и тебе случилось побывать в переплете?

– Да, чуть не задавили казаки… И пули свистели над головой.

– Значит, прошел боевое крещенье! Это хорошо! Молодые люди должны быть храбрыми – вам придется биться за новую жизнь.

– Разве сегодня была битва? Сегодня был дикий расстрел! – с негодованием воскликнул Фридрих.

– Завтра может быть иначе, – сурово сказал великан. – Народ терпелив, но терпенье может и лопнуть…

– Отец, Фридрих едва ли тебя поймет, – прервал Янис.

– А я уверен, что поймет, – забасил Кудзинь. – Когда-то меня лечил его отец. Это очень справедливый человек! И сын, уверен, пошел в него.

– Вы правы, господин Кудзинь, я ненавижу жестокость, – горячо заговорил Фридрих. – И то, что видел сегодня, не забуду никогда!

– Славно, мальчик! Ты хорошо сказал: убийство не забывается и не прощается.

– Я только не пойму, из-за чего все это началось, – сказал Цандер.

– Разве ты не знаешь о зверском расстреле рабочей демонстрации в Петербурге? Ведь там погибло больше тысячи человек.

– Да, да, я слышал… Это трагедия.

– Рабочие Риги устроили демонстрацию в знак протеста, и, как ты видел, их встретили пулями.

– Кто же мог приказать? Неужели царь?

– Не знаю, мой мальчик. Этого я не знаю…

Цандер поднялся.

– Господин Кудзинь, а я смогу сейчас пробраться в Задвинье?

– Нет, это невозможно. Трамваи не ходят. Набережная и мост оцеплены войсками. Оставайся ночевать у нас. Мы хотя и простые люди, но, право, тебе будет здесь хорошо. Сейчас поужинаем и – спать. А утром будет виднее, что делать. Ну, что, мой мальчик?

– Спасибо, но боюсь, как бы не стеснить…

– Полно, мы не господа. Эй, жена, – крикнул он на кухню, – неси, пожалуйста, ужин, сын доктора Цандера остается у нас!

Глава вторая

1

Ночью Фридрих метался, его душили кошмары. Проснулся поздно, в поту, с сильной головной болью. С трудом поднявшись, стал собираться домой. Янис пошел его проводить. На воздухе Фридриху стало немного лучше. Янис посадил его в вагон трамвая, крепко пожал руку, пообещав завтра же навестить.

Приближаясь к плавучему мосту, трамвай замедлил движение – мимо шагала рота солдат.

– Смотрите, смотрите, что делается! – крикнула женщина, укутанная в шаль.

Все бросились к окнам. Фридрих повернул голову и узнал то место у железнодорожного моста, где вчера был расстрел демонстрантов. На белой площади, оцепленной войсками, еще лежали убитые. Солдаты в высоких шапках поспешно складывали трупы на ломовые дроги, запряженные битюгами. У цепи солдат кричали и плакали женщины, толпился народ.

У Фридриха закружилась голова. Чтоб не упасть со скамейки, он ухватился за ремень на оконной раме. На лице выступил пот, губы побледнели. Но в это время трамвай зазвенел и тронулся. Пахнуло студеным ветром. Фридрих глубоко вздохнул, отер пот, вытянув ноги, откинулся на скамейку, закрыл глаза.

– Господа, реалист, кажется, теряет сознание, – с тревогой сказала пожилая женщина.

– Позвольте, позвольте, – послышался энергичный голос, и чернобородый мужчина в каракулевой шапке протиснулся ближе, – это, господа, сын доктора Цандера. Видно, заболел. Мы проводим его. Эй, Сергей! – крикнул он. – Пробирайся сюда.

Молодой чернявый парень быстро протиснулся, поглядел в окно:

– Хорошо бы сойти здесь.

– Верно! – согласился отец и сделал знак кондуктору.