Подвиг Ширака

Вот что-то виднеется... какой туман в голове. Нет, плывет что-то... кажется, челн... или судно? Кажется, два судна? Марево какое-то... одно судно... Ну да — одно! И кто-то кричит... какой-то человек... даже через борт перегнулся... Что он кричит?.. Не разберу что-то... А-а-а, это же начальник охраны варвар Леонид... Вишь, как орет! Словно у себя в казарме! И кому кричит? Его величеству фараону, господину и повелителю Нижнего и Верхнего Египта...”

Наконец и все обратили внимание на другое судно. Постепенно смолкла музыка, утих шум. Все с усилием стали вслушиваться. Не разобрали. Закричали вразнобой, переспрашивая. Наконец поняли... Все бросились обнимать друг друга, не разбираясь, кто грек, кто ливиец, эфиоп, а кто пи-роми.

— Погиб!

— Сгинул!!

— Подох!!!

— Кир!!!!!

Гульба пошла вовсю! Присоединились и прибывшие на судне с замечательной вестью. Все кричали, орали, хохотали, пели и пили, уже не зная никакой меры и удержу. Пьяные тут же валились под ноги пирующим, несколько египтян, перегнувшись через борт, блевали в чистую и прозрачную, как слеза, воду.

Хмельная Ладика повернулась к Амасису и увидела, что фараон плачет. Встревожилась.

— Что с вами, мой господин?

— Кккииирра-а жжжжалко-оо... — жалобно протянул Амасис, размазывая рукой слезы по лицу.

ГЕТЕРА ИЗ МИЛЕТА

Артемисия

Артемисия была дорогой гетерой. Гекатонбаойон — сто быков, то есть цена ста быков была ценой любви Артемисии. Ее мать, неглупая и энергичная женщина, надрываясь в непосильном труде, не брезгуя торговать своим телом в портовых кабачках для неприхотливых матросов и рыбаков, дрожа над каждой монеткой, сумела пристроить свою дочь в храм богини Геры и оплатить ее учебу у лучших учителей Милета: мудрых философов, знаменитых ораторов, популярных певцов и музыкантов, искусных гимнастов и танцоров. Опытным глазом распознав в нераспустившемся бутоне цветок невиданной красоты, мать выбрала единственной дочери, неизвестно от кого родившейся, судьбу, в которой та хотя бы не познает иссушающую нищету при своей красоте, а моральная сторона профессии ее дочери меньше всего заботила портовую проститутку. Да и чем лучше жизнь знатной добродетельной гречанки, после эпигамии ставшей законной женой, а потом запертой в гинекее своим мужем в четырех стенах? По крайней мере, жизнь ее ненаглядной девочки будет насыщенней и интереснее, чем затхлая жизнь "честной" матроны.

Умная и способная девочка буквально как губка впитывала в себя знания и уже вскоре была замечена знатоками и любителями новинки. Сначала она получала приглашения на скромные застолья, но обаятельная и образованная, с каждым днем все хорошеющая и хорошеющая гетера становилась все известнее, росла ее популярность, возрастала и цена. А когда из-за юной гетеры стали приезжать богатые любители сладенького из Фив, Коринфа, Крита, Самоса, Лесбоса и даже из самих Афин, то стоимость ее возросла до такой степени, что ее присутствие стало престижным и делало честь щедрости хозяина, являясь знаком особого уважения к его гостям, что очень льстило их самолюбию.

Застолья без Артемисии стали считаться заурядными.

На празднества Диониса в Милете Фанет из Галикарнасса попал случайно. Его, каменотеса, вызвал сюда заказчик, который хотел, чтобы его увековечил в камне известный ваятель Криос, и Фанет должен был подготовить материал для мастера. Но Криос задержался на Крите, и молодой каменотес проводил время в приятном безделье, правда, до полного счастья ему не хватало денег — скупой хозяин сказал, что рассчитается только после того, как скульптор одобрит его работу. Таким образом хозяин обезопасил себя от расходов, если капризная знаменитость вдруг не приедет в Милет. Но Фанет не унывал — вокруг столько было интересного! Он потолкался на рынке, поприсутствовал при жертвоприношении, посетил ипподром, посмотрел кулачные бои и гимнастические игры — он и сам был неплохим гимнастом и кулачным бойцом, а затем, благодаря своим крепким плечам, сумел протолкаться к самому помосту, на котором являли свое искусство юные танцоры.

На богато декорированной площадке, уставленной огромными корзинами с цветами, танцевали семь девушек в белоснежных одеяниях, совсем еще юные, увитые гирляндами цветов, и семь юношей с арфами в руках. Юноши вели хоровод, энергично притоптывая и демонстрируя свою отвагу, мужество, бесстрашие, девушки же плыли в хороводе плавно, сплетаясь в сложные, прихотливые узоры, которые напоминали причудливый полет белоснежных журавлей. Танец юношей и девушек был сочетанием доблести и изящества.

Когда танцы кончились, специальная комиссия выбрала лучшую танцовщицу. Юную танцовщицу подвели для награждения к креслу, на котором... У Фанета потемнело в глазах от ослепляющей красоты! Он словно в тумане видел, как поднялась с кресла прекрасная женщина и надела венок на голову девушки.

Знаменитая гетера Милета была уже в зените своей славы и даже довольно-таки состоятельным гражданам была не по карману, а только очень богатым. Но молодой Фанет, увидев ее, воспылал страстным желанием обладать ею, и несбыточность этого желания только еще больше разожгла его страсть и становилась прямо-таки навязчивой идеей. Фанет ходил как потерянный, осунулся и подурнел.

Но вот однажды он явился к Артемисии и молча высыпал к ее ногам груду серебра. Холеную гетеру очень раздражал этот неотесанный мужлан, и она решила, поиздевавшись над ним, отказать ему и выставить за дверь. Небрежно ткнув ножкой кучку серебра, она бесстрастно спросила, чего желает молодой эллин: песен, танцев, а может быть, философской беседы или же…

— Тебя! — хриплым голосом прервал Фанет и жадно накинулся на гетеру.

Ошеломленная женщина, задыхаясь от едкого пота возбужденного галикарнийца, без сопротивления, безвольно уступила. Фанет был груб и неистов, но странно... Артемисия ощутила острое наслаждение от звериной страсти этого каменотеса...

Фанет давно ушел, так же внезапно, как и появился, а Артемисия продолжала лежать, обессилевшая, вся содрогаясь мелкой дрожью и подрагивая ресницами крепко зажмуренных глаз.

Фанет больше не появлялся. Исчез, словно провалился. Артемисия, оправившись от неожиданного визита, решила вести прежнюю жизнь и забыть, как жуткий кошмар, этот случай с диким греком. Но какими же пресными и заумными ей показались холеные, надушенные, покрашенные и умащенные благовониями эллины из самых славных фамилий Милета по сравнению с этим вонючим, неопрятным, сильным и грубым греком, появившимся на краткий, но такой ослепительно яркий миг.

Теперь Артемисия ходила как потерянная: все валилось из рук, и ничего ей было не мило. Она была холодна и пуста, как погасший очаг. Это стало настолько невыносимым, что Артемисия впервые — сама попыталась отыскать своего любовника. Но Фанет был настолько незначительной особой, что никто о нем ничего не знал. Наконец, через одну весьма ловкую и умелую на все руки женщину, ей удалось напасть на след пропавшего грека. Честолюбивый милетец, пожелавший иметь свой скульптурный портрет, изваянный самим Криосом, костеря на чем свет стоит каменотеса Фанета, разыскивал его по всем рынкам и кабачкам Милета. От него узнали, что этот каменотес проживает в Галикарнассе. Артемисия, щедро оплатив услугу, послала в этот город ту самую ловкую женщину, которая знала про все на свете, а сама, не находя себе места от нетерпения, стала ждать вестей или самого Фанета. Ловкая особа вернулась одна. Полученные сведения, глубоко огорчив, в то же время растрогали далеко не сентиментальную гетеру до слез. Оказывается, бедный каменотес, чтобы обладать ею, нанялся к лидийскому царю Крезу в качестве воина, и, получив неведомо как плату за свою кровь вперед за год, бросил все свое годовое жалованье до последнего драхма к ногам своей возлюбленной гетеры. Заплатив за миг наслаждения всем своим состоянием, Фанет отправился в Лидию еще более нищим, чем был прежде.