Холмы Варны

Вопрос о том, как добыть рукопись, если ему все же удастся найти Варну, они уже не раз обсуждали раньше. Разрешат ли монахи сделать с нее список? Согласятся ли они ее продать? В этом случае Альд обратился бы к своим ученым друзьям в основанной им академии, и они, несомненно, помогли бы ему собрать необходимые деньги. Альд должен был дать Алану подписанный им вексель, в котором юноша затем проставит сумму, назначенную монахами. Было бы, конечно, лучше, если бы вексель подписал какой-нибудь известный банкир, но в таком случае его пришлось бы посвятить в тайну.

Ну, а вдруг монахи Варны не захотят продать, подарить или хотя бы дать списать рукопись?

Альд, человек щепетильно честный, отказался даже обсуждать другие возможности получить рукопись. Однако Алан заметил, что в душе итальянца происходила нелегкая борьба. Он и сам уже не раз задумывался над этой проблемой. Быть может, такое воровство на самом деле не будет воровством? Разве кто-нибудь – монах или герцог – имеет право лишать мир драгоценной книги?

Но пока над этим не стоило ломать голову. Он решит, когда настанет время. И какое бы решение он тогда ни принял, он примет его по собственному разумению и на собственную ответственность.

А пока надо было заняться более неотложными делами…

– Я смогу помочь тебе добраться до Рагузы, – сказал книгопечатник. – Туда часто отправляются торговые суда. Один из капитанов – мой хороший знакомый. Если не ошибаюсь, сейчас он в Венеции. Ты можешь поехать с ним, ничего не опасаясь, – Пьетро умеет держать язык за зубами.

– Но Морелли наверняка установил слежку за твоим домом, так что я не могу просто взять дорожную сумку и отправиться на корабль.

– Ты прав. – Альд задумчиво погладил бритый подбородок. – Нам надо как-то сбить их со следа.

Алан сосредоточенно нахмурился.

– Нашел! Мою сумку можно отправить на корабль с носильщиком – ведь весь день напролет в дом приносят и из него выносят всякие ящики и свертки. А я пойду погулять с Антонио, как мы ходим каждый день.

– Ну, а потом?

– Такие корабли обычно отплывают на рассвете?

– Да, кажется.

Алан на минуту задумался, а потом сказал:

– Я знаю, что делать, синьор. Если ты договоришься с капитаном и сообщишь мне день отплытия, я, пожалуй, сумею сбить Морелли со следа.

Оказалось, что капитан Пьетро Монтано намеревается отплыть из Венеции утром во вторник (его корабль носил название «Дельфин», и Алан счел это добрым предзнаменованием). И вот вечером в понедельник, попрощавшись только с Альдом и его женой, Алан вышел из дома, словно собираясь погулять. С ним пошел Антонио, посвященный в тайну. Они пригласили на прогулку Анджелу и ее сестру, ни о чем их, однако, не предупредив. Юноши не сомневались, что общество девушек рассеет всякие подозрения соглядатаев Морелли.

Алан, впрочем, решил действовать наверняка и придумал план, как избавиться от возможной слежки. Когда они вышли на набережную, он высмотрел пристань, около которой стояла только одна гондола, и начал действовать.

– Пойдем, – сказал он быстро, беря Анджелу за локоть.

– Но…

– Мы немножко прокатимся, – вмешался Антонио, и растерявшиеся девушки не успели оглянуться, как уже сидели в лодке. Антонио отдал распоряжение гребцам, и гондола вскоре свернула в боковой канал.

Алан то и дело оглядывался и через несколько минут убедился, что за ними никто не следует. Он отдал новое приказание, и гондола повернула, подняв легкую рябь. Они скользнули под мостом и очутились в другом канале.

– Но все-таки куда мы едем? – спросила Беатриса д`Азола.

– Погоди и сама увидишь, – бесцеремонно посоветовал Антонио своей двоюродной сестре.

Анджела же все это время хранила молчание, что было совсем на нее не похоже.

Они расплатились с гребцами и вышли на берег.

– Мы только посетим мастерскую мессера Ринальдо, – сказал Антонио. – Вы же знаете, что он недавно звал Алана прийти посмотреть его картины.

– Солнце вот-вот зайдет, – язвительно заметила Анджела. – Самое подходящее время любоваться картинами! Впрочем, картины эти писал Ринальдо, так что, пожалуй, чем темнее, тем лучше.

Ответить на это было нечего.

Ринальдо, толстый чернобородый художник, пытался во всем подражать своему другу Тициану – большая ошибка с его стороны, потому что таланта Тициана у него не было. Подобно Тициану, он писал фрески, портреты, сцены из античных легенд, но что-то в них было не так. Как и Тициан, он отказался служить прихотям одного богатого мецената и завел собственную мастерскую, где писал картины для всех, кто выражал желание их купить. К несчастью, таких желающих находилось немного.

Тем не менее Ринальдо неизменно пребывал в превосходном расположении духа – возможно, потому, что то и дело пропускал стаканчик-другой дешевого местного вина, которое он очень любил. Своих молодых гостей он встретил с распростертыми объятиями. В мастерской было уже почти темно. К стенам были прислонены недописанные холсты, на полу валялись этюды и наброски. Острый запах лука, которым Ринальдо заедал хлеб с сыром, совсем заглушил запах красок.

– Добро пожаловать, добро пожаловать! – загремел он. – Это большая честь для меня. Нет-нет, не садитесь на эту скамью, синьорины, я клал на нее свою кисть, и можно прилипнуть. Выпейте винца! Скушайте луковичку! Ну, не угодно – как угодно.

Прошло несколько минут, прежде чем Алану и Антонио удалось отвести его в сторону и шепотом объяснить, о какой услуге они его просят. Художник пришел в восторг:

– Можно ли Алану переночевать здесь? Поспать до рассвета? Ну конечно. Мы отыщем ему удобный уголок…

– Говори, пожалуйста, потише, – умоляюще шепнул Алан. – Девушки об этом ничего не знают.

– Ты так думаешь? – Запрокинув черную курчавую голову, Ринальдо разразился веселым хохотом, больше всего напоминавшим рев рассерженного быка. – Уж поверь мне, от женщин ничего не укроется.

Он не сомневался, что тайный отъезд Алана из Венеции связан с какой-то неблаговидной проделкой, и ничто не могло его переубедить. Сам по уши в долгах, он был уверен, что молодой англичанин задумал удрать от своих кредиторов. Басисто похохатывая, он то и дело тыкал Алана указательным пальцем в бок, что юноше очень не нравилось.

На улице уже совсем стемнело, и остальным пора было возвращаться домой. Когда они встали, собираясь уходить, Беатриса вопросительно поглядела на Алана.

– Так, значит, ты не возвращаешься с нами? Нам, вероятно, следовало бы проститься?

Алан смутился и почувствовал себя неотесанным мужланом. Его утешила только мысль, что, когда он благополучно покинет Венецию, Антонио объяснит им, в чем дело.

– Да, – пробормотал он, – всего хорошего.

Он повернулся к Анджеле, но она уже сбежала по лестнице, не простившись с ним.

– Пора вставать, мой юный шалопай!

Ночь была такой тихой, что даже Ринальдо приглушил свой громовой голос.

Алан заворочался на лавке, мигая от желтого света воскового огарка.

– Который час? – спросил он зевнув.

– Уже скоро рассветет. За тобой, как ты и говорил, пришел корабельный юнга.

– А ты уверен, что это не самозванец? – Алан спустил ноги с лавки, нащупывая башмаки.

– Он передал мне для тебя вот это. – И Ринальдо протянул Алану его собственный перстень с фамильным гербом, который он накануне передал Альду, чтобы узнать вестника с «Дельфина».

Надев кольцо на палец, юноша встал.

– Не выпьешь ли винца? – с надеждой предложил художник. – Ну что ж, не угодно – как угодно!

Выйдя на улицу, Алан вздрогнул от холода. С Альп дул пронизывающий северо-западный ветер. Юнга плотно закутался в плащ и натянул свой шерстяной колпак на самые уши. Они почти не разговаривали, потому что Алан еще недостаточно хорошо выучил итальянский язык, чтобы понимать деревенский диалект немногословного юнги, совсем не похожий на речь венецианцев.