Юконский ворон

…Обо всем этом он рассказал в Бобровом Доме.

? Ну и что же, сын Орла? ? спросил у индейца тойон. ? Что ты хочешь? ? Он выпил полную берестяную чашку водки и набил рот моченой морошкой. Но тут вышла вперед девушка Ке-ли-лын. Она не дала говорить ни тойону, ни индейцу. Она кричала на тойона, как на собаку в упряжке. Он потянулся было снова к бутылке, но девушка отняла водку и сказала:

? Братья воины, сыновья Ворона! Наш тойон слаб сердцем. Его нечего слушать. Он променял все ? бобровую охоту, лов лососей, радость битв ? на берестяную чашку. Мы давно ни с кем не воевали. Из-за Великих Гор к нам пришел на широких лыжах человек с черным сердцем. Он убил человека, в котором текла и наша кровь.

Тут она размахнулась и разбила бутылку об угол хижины! Тойон только разинул рот от удивления, нащупал рукой берестяную чашку и вылил в глотку последние капли.

? Мы давно не воевали, ? снова заговорила она, ? нас перестали бояться, и подлый убийца, которому дали люди хлеб и приют, пролил кровь на великом Квихпаке. А он, ? Ке-ли-лын указала на тойона, ? в это время веселится или спит, как серый медведь. Знаешь, что теперь будет? ? сказала она тойону. ? Русские придут с моря и подумают, что длинноволосого человека убили мы, честные дети Ворона! Тебя, тойон, первого посадят в Ситхе на железную веревку! Одумайся! Пока не поздно ? надо нагнать пришельца на широких лыжах. ? Но тойон бессмысленно смотрел в пустую чашку и молчал. Тогда Ке-ли-лын обратилась к окружающим их индейцам: ? Сыны Ворона, ? сын Орла и я ? мы поведем вас. Правду ли я говорю вам? Вот здесь стоит сын Ворона, которого русские купали в котле. Но он ? воин и тоже пойдет с нами. Он расскажет в Ситхе о том, кто на самом деле убил длинноволосого…

? Клянусь тебе святым Николой, Белый Горностай, ? сказал индеец Кузьма, ? что я в первый раз вижу такое сердце у женщины. Морщин на моем лице больше, чем узоров, которые начертали мне в детстве острой раковиной. Мой волос скоро побелеет. Я видел на свете многое. Я ездил на Кадьяк на русском дымящем корабле, русские брали меня с собой в теплую страну к югу от Ситхи, где море всегда синее, а деревья зеленые… Я был и там, где кончается наша земля и где живут люди Зимней Ночи… Да! Когда мы вернемся в Ситху, тебе будет нужно долго спать, есть оленину и ни о чем не думать. А чтобы тебе никто не мешал, я сам буду охранять твой покой. Посмотри, каким острым стало твое лицо! Потерпи, я сейчас доскажу все, только набью трубку.

Ты устал, Белый Горностай. Ты меняешься в лице, и я это вижу. Алеуты иногда попадают по ошибке в лисьи капканы; им приходится отрезать ногу, но эти люди улыбаются под ножом. Ты попал в капкан не ногой, а сердцем. Научись не меняться в лице и не сердись на индейца Кузьму за этот совет. Я знаю жизнь. Может быть, я скоро умру: слишком часто во сне я вижу огонь, солнце, сверкающие волны. Прости меня, святой Никола, но поп Ювеналий мне все твердил о том, что, когда я умру, я буду жить лучше, чем здесь; на это я ему сказал: «Если на том свете так хорошо, дай я тебя ударю копьем так. Чтобы ты ушел на тот свет». Он меня выругал, а русский тойон в Ситхе за эти слова продержал меня три дня в запертой хижине…

Итак, пьяный тойон в Бобровом Доме ничего не понимает и чуть не плачет оттого, что его берестяная чашка пуста. А дочь Ворона повелевает индейцами! Они продернули в мочки красные нитки, взяли копья, луки и стрелы. Одноглазый индеец, самый старый в роду воин, посыпал свои волосы орлиным пухом. О, это была славная охота! Дети Ворона шли на чужеземца, как на медведя. Светило солнце, снежный наст был плотен, он блестел, как береста; мы мчались на лыжах ? Ке-ли-лын, одноглазый воин и я ? впереди.

И вот перед нами блеснул широкий след лыж. Он был неровен. «Смотрите, ? сказала Ке-ли-лын, ? белый убийца утомился; он еле волочит ноги. Мы нагоним его». Но одноглазый воин заметил другое: иноземец все время сворачивает к берегам речек. Что он ищет там, в местах, где ветер обнажает камни у обрывов? Сын Орла ? он тоже был с нами ? сказал: «Белый устал, он бредет на широких лыжах медленно. Но как только видит береговые камни ? он летит к ним; лыжный след тогда гладок, ровен и прям, как копье». Около камней на россыпях мы находили угли от его костра. Волшебная сила тянула иноземца к этим речным камням!

Наконец Ке-ли-лын и одноглазый воин сказали: «Пора!» Мы все прислушались, до нас доносился легкий ровный стук, как будто дятел долбил клювом дерево. Мы окружили его! Он сидел на дне речного ущелья. Одноглазый воин залез на вершину старой лиственницы. «Что он делает?» ? спросила Ке-ли-лын. «Долбит камень железом». ? «Пусти в него стрелу!» Белого мы дразнили, как медведя. «Попал?» ? спросила дочь Ворона. «Я бью без промаха, ? ответил старый воин. ? Стрела дрожит в его правой руке, и перья стрелы покраснели. Он вскочил на ноги и поднял ружье, но стрела не дает ему приложить ружье к плечу…» Он был мужчиной, этот чужестранец. Стрела мешала ему, он хотел ее выдернуть, но зазубрины на конце стрелы рвали мясо. Тогда он обломал ее с двух концов. С обломком стрелы в руке он побежал по каменной россыпи, чтобы найти место, где укрыться. Он залег за большой камень, но старый воин снова пустил в него стрелу. Тогда иноземец вынул из своей сумки куски белой и гладкой бересты и стал рвать ее на мелкие клочки.

Потом белый стрелял из большого ружья. Оно вскоре замолкло; он взял другое, маленькое, но пули не долетали до нас.

Он хрипел и бранился; он расстрелял все заряды, которые у него были под рукой. Тогда мы ударили рукоятками ножей о панцири и пошли вперед.

Мы шли двумя полукругами с обоих концов ущелья. Дети Ворона пели и размахивали копьями. Иноземец стоял возле камня. Он понимал, что погибнет, и смотрел на нас, смотрел спокойно, клянусь святым Николой! Обломок стрелы торчал из его руки, а кровь уже успела замерзнуть. Сын Орла, бродячий индеец, который знал все, бежал рядом со мной, и чужеземец узнал его! Белый вздрогнул при виде индейца, хотел закрыть глаза ладонями, но не мог поднять правой руки; она упала вдоль тела, а кровь снова вырвалась из раны.

«Не трогайте его пока, братья, ? сказала Ке-ли-лын. ? Слушай ты, нечистый человек. Ты все спрашивал о высоком русском, так вот индеец, который шел с ним. Спрашивай! Вот другой индеец, который видел, как ты убил человека, давшего тебе приют и тепло. Ты сам знаешь, что мы убьем тебя. Говори, зачем ты пришел в нашу страну?» Он прикрыл глаза и ответил: «Не скажу… Передайте русским, что я проклинаю их: они научили вас убить меня. За меня отомстят». ? «Зачем ты долбишь железом камни?» Он усмехнулся и ответил: «Вам все равно не понять, даже если я скажу зачем…» Потом он вынул из-за пазухи желтый кружок: на нем была нарисована женщина.

Одноглазый индеец вырвал кружок из рук пришельца и передал Ке-ли-лын.

«Кто это?» ? спросила она, сощурясь.

«Моя жена…»

Дочь Ворона выпрямилась и крикнула: «Ты охотился за высоким русским. Думал ли ты, что есть женщина, которая думает о нем? Отвечай, нечистый человек!» Он молчал, опустив голову, Ке-ли-лын бросила кружок себе под ноги. Он блеснул и закружился по твердому насту. Белый потянулся за кружком, но Одноглазый ударил его по руке копьем. Пришелец застонал и крикнул девушке: «Волчица!» ? «Дочь Ворона», ? ответила она. В это время черные вороны слетались на окрестные деревья. «Не думай, что тебя будут клевать священные птицы», ? заметила девушка. Человек с совиными глазами содрогнулся. «Ке-ли-лын, ? сказал тихо Одноглазый, ? я давно никого но убивал. Я его убью…» Она кивнула.

Одноглазый заставил белого стать у высокого дерева и, держа копье обеими руками, всадил его в грудь убийцы. «Мы не песцы, чтобы обдирать труп!» ? сказала Ке-ли-лын и запретила раздевать белого. Его мешок, оружие и такие вещи, какие есть у тебя, ? вот что только взяли мы. Тело мы унесли на копьях к Квихпаку. Ты сам не раз измерял, насколько толст лед, и не тебе рассказывать, как долго долбили мы его копьями и ножами. Чтобы согреться, мы развели костер. Наконец вода заколыхалась в глубокой проруби. Одноглазый воин схватил труп. Он никак не хотел идти под лед и долго выскакивал из воды. Тогда Одноглазый поставил свою ногу на макушку белого и держал ее до тех пор, пока на белом не намокла одежда и он не ушел, под лед.