Федор Алексеевич

Федор Алексеевич

Энциклопедический словарь.

Изд. Брокгауза и Ефрона.

T.XLI^A СПб., 1904 г.

ЁДОР АЛЕКСЕЕВИЧ — царь московский (1676—1682), сын Алексея Михайловича от первой жены его Марии Ильиничны Милославской. Родился в 1661г. 1 сентября 1674 г. был объявлен наследником московского престола, а 30 января 1676 г., после смерти отца, сделался царём.

Он был воспитанником западнорусского монаха Симеона Полоцкого; знал по-польски, по-латыни; главный характер его воспитания был церковный. Слабый, болезненный от природы, Фёдор очень легко поддавался разным влияниям. Этой чертой его характера воспользовались немедленно враги второй жены Алексея Михайловича Натальи Кирилловны и боярина Артамона Сергеевича Матвеева. Среди этих врагов первое место занимали родственники царя Милославские.

Царица Наталья Кирилловна с сыном Петром принуждена была жить в селе Преображенском, а Матвеев был сослан в Пустозерск. Вслед за Матвеевым был сослан в Кожеезерский монастырь духовник царя Алексея Михайловича Андрей Саввинов; была отягчена также участь патриарха Никона: из Ферапонтова он был переведён в Кирилло-Белозерский монастырь. В это время любимцами царя делаются постельничий Иван Максимович Языков и стольник Алексей Тимофеевич Лихачёв.

В июле 1680 г. царь женился на Агафье Семёновне Грушецкой. Так как Милославские всячески старались препятствовать этому браку, то после женитьбы царя их влияние при дворе падает; Языков и Лихачёв получают преобладающее влияние на дела, и царь их слушается во всём. При их посредстве издан ряд распоряжений для устранения злоупотреблений и запутанности в делах по владению вотчинами и поместьями, уничтожены губные старосты и целовальники, предпринято межевание вотчинных и помещичьих земель, уничтожены откупа на винную продажу и на таможенные сборы; все уголовные дела соединены в Разбойном приказе, окончательно уничтожен Холопий приказ.

В 1682 г. был созван собор «для устроения и управления ратного дела». Собор этот нашёл нужным уничтожить местничество. На основании соборного приговора были сожжены разрядные книги. Около того же времени был созван и церковный собор, на котором был основан ряд новых епархий, приняты некоторые меры для поднятия нравственности среди духовенства, главным образом монахов, и для борьбы с расколом, к противодействию которому была призвана светская власть.

Во внешней политике первое место в царствование Фёдора Алексеевича занимал вопрос малороссийский, а именно борьба между Дорошенко и Самойловичем, вызвавшая так называемые Чигиринские походы. В 1681г. между Москвой, Турцией и Крымом было заключено перемирие на 20 лет, по которому Турции было уступлено всё опустошённое в то время Заднепровье.

14 июля 1681г. умерла царица Агафья Грушецкая. 14 февраля 1682 г. царь женился вторично, на родственнице Языкова Марфе Матвеевне Апраксиной. Эта женитьба отразилась на судьбе Матвеева: он был объявлен невиновным и его воротили из ссылки. Ещё раньше, в 1681 г, царь велел вернуть из ссылки патриарха Никона, но престарелый патриарх умер в пути 17 августа 1681 г. Со второй женой царь прожил недолго: 27 апреля 1682 г. он умер, не оставив детей.

Сергей Мосияш

ВЕЛИКИЙ ГОСУДАРЬ

ФЁДОР АЛЕКСЕЕВИЧ

Глава 1

ПОКА ПУСТ ПРЕСТОЛ

еликому государю всея Руси Алексею Михайловичу плохо стало среди ночи. Окликнул постельничего:

   — Ива-а-ан...

   — Что, государь? — встрепенулся Языков с перины, лежавшей на полу.

   — Зови Костериуса, что-то худо мне.

Лечец государя Костериус давно уж днюет и ночует рядом за стенкой. Быстро явился с баулом своим, в коем и инструменты и лекарства во флакончиках и поропшах. Он знает, что надо бы дать взвар боярышника, но делать этого без окольничего Матвеева [1] не может сметь. Любое лекарство, предназначаемое царю, прежде должны попробовать лечец и боярин Матвеев Артамон Сергеевич как лицо, отвечающее за царскую аптеку. И командовать царским постельничим не лечцу бы, но тут случай серьёзный и потому Костериус громким шёпотом, словно гусак, прошипел в сторону Языкова [2], занявшегося возжиганием свечей:

   — Ж-живо за Артамоном.

Тот не стал спесивиться, мигом исчез из покоев, но вскоре воротился.

   — Ну? — свирепо выпучился на него Костериус.

   — Послал за ним казачка. Скоро будет.

Но царю всё хуже и хуже, он уж и очи прикрыл, дышит тяжело, часто, запалённо. Видимо догадываясь, отчего задержка с лекарством, шепчет, разлепив спёкшиеся губы:

   — Кровь, кровь отвори пока...

И Костериус вспоминает, как однажды в присутствии бояр отворил кровь Алексею Михайловичу и как ему сразу получшало. Да так, что царь тут же велел пустить кровь всем присутствующим, чтоб и им было хорошо после этого. Никто перечить не посмел, упёрся лишь боярин Стрешнев:

   — Я стар, государь, во мне крови-то чуть осталось. Уволь.

   — Так что? Выходит, твоя кровь дороже моей, — осерчал Алексей Михайлович. — Стыдно, Родион Матвеевич. А ещё родня. Царь тебе добра желает, а ты...

Огорчать далее высокого родственника Стрешнев не решился, позволил и себе кровь отворить. Правда, ему не получшало оттого, наоборот, похудшало, голова закружилась и тёмные бабочки в очах затрепыхались. И Алексей Михайлович сам устыдился своей настойчивости:

   — Ты уж прости меня, Родион Матвеевич. Я ведь как лучше хотел. Прости, брат.

Отпустив домой занедужившего после такого «лечения» боярина, велел царь послать ему в подарок лучшего своего сокола, дабы загладить вину, а лечцу своему выговорил:

   — Ты что ж, Костериус, али не знал, что ему нельзя отворять?

   — Знал, государь.

   — А что ж молчал?

   — Не хотел царскому велению перечить, — нашёлся хитрый лечец.

   — Дурак. И у царского веления бывают помутнения.

Пока пускал царю кровь, явился запыхавшийся окольничий Матвеев. Костериус тут же достал чёрный флакон, ткнул его в нос окольничему, затем, плеснув тёмной жидкости в склянку, протянул:

   — Пей, да скоренько.

   — А ты?

   — Я уже пробовал.

   — Это не в счёт без свидетелей, — сказал Матвеев и, единым духом опорожнив склянку, сунул её лечцу. — Теперь себе налей.

«Пока пробуем, — подумал раздражённо Костериус, — царю, может статься, уж и не понадобится». Но всё ж налил и себе зелья, выпил.

Оно и вправду, когда налили царю и поднесли пить, он уж в полусознании обретался и половину склянки на себя пролил. Что-то пробормотал. Матвеев не понял что, переспросил:

   — Что, государь, что?

   — Патриарха звать велит, — раздражённо сказал лечец. — Собороваться хочет.

Артамон Сергеевич обернулся к постельничему, спросил с нескрываемой укоризной:

   — Аль не слышал, Иван Максимыч?

   — Слышал. Бегу.

Всё наоборот поворотилось. Постельничему, самому близкому к царю человеку, по сути второму лицу в царстве, все приказы выдают, словно он казачок на посылках. Но что делать? Случай-то из ряда вон. Царь помирает.

«Прости, Господи, — крестится Матвеев, подумав такое. — Ведь ещё не старый, сорок семь всего, и не болел вроде очень. А вот поди ж ты, Всевышний зовёт».

   — Что ж не легчает-то государю? — спросил лечца окольничий строго. — Сделай ещё чего, не стой орясиной.