Травницкая хроника. Мост на Дрине

Иво Андрич

Травницкая хроника

Мост на Дрине

Перевод с сербскохорватского

Исторические романы Иво Андрича

Творчество Иво Андрича — крупнейшего мастера слова Югославии — хорошо знакомо советскому читателю. Романы «Травницкая хроника», «Мост на Дрине», «Барышня», рассказы и повести, среди которых есть такие шедевры мировой новеллистики, как «Проклятый двор» или «Повесть о кмете Симане», — все эти произведения неоднократно издавались в нашей стране. Иво Андрич принадлежит к тем художникам, чей творческий путь последователен и лишен скачков или срывов. Начиная от ранних своих рассказов и до произведений последних лет, он как бы кругами поднимается все выше и выше над хорошо ему известной жизнью и историей родной страны, расширяя плацдарм своих наблюдений, углубляя знания, умножая обобщения. В романах, повестях и рассказах Андрича вновь и вновь возникают города его детства и юности — Травник, Вышеград. Сараево и окружающие их хутора и селения, по-новому осмысляются схожие человеческие судьбы, а иногда и судьба одного и того же героя.

Иво Андрич в творчестве своем навсегда остался верен миру родной Боснии, хотя он много странствовал по свету и много видел и узнал.

Сын ремесленника из города Травника. Андрич провел в Боснии детство и раннюю юность. В рассказах о первых жизненных впечатлениях и первых невзгодах ребенка из бедной семьи — таких, например, как «Книга» или «Панорама», — вероятно, есть автобиографические черты. Образование Иво Андрич получил в Загребе, Вепс, Кракове, Граце. Рано начал участвовать в национально-освободительном движении; время первой мировой войны провел в тюрьме и ссылке.

После окончания войны и раздела Австро-Венгерской монархии в получившей национальную независимость родной стране Иво Андрич быстро нашел свое место не только как художник, но и как дипломатический работник, занимавший различные должности (вплоть до посла) в Риме, Мадриде, Бухаресте, Женеве, Берлине.

Печататься Иво Андрич стал очень рано, еще будучи гимназистом. Первые книги его — лирическая проза — вышли в 1918–1919 годах. Его известность росла последовательно в 20-е и 30-е годы, по мере выхода все новых и новых сборников рассказов. Мировую славу принесли Иво Андричу три его романа «Мост на Дрине», «Травницкая хроника», «Барышня», написанные в оккупированном Белграде во время второй мировой войны.

В 1961 году ему была присуждена Нобелевская премия по литературе. Традиционную речь в день вручения ему Нобелевской премии Иво Андрич посвятил не автокомментариям к своему творчеству, а «проблеме повествования вообще». «На тысяче различных языков, — говорил он, — в самых различных условиях, из века в век, начиная с древних патриархальных бесед в хижинах возле костров и вплоть до произведений современных повествователей, книги которых в эту минуту выходят из типографий в больших мировых центрах, прядется нить рассказа о судьбе человека, о ней без конца и края люди рассказывают людям».

В чем же заключается для Иво Андрича смысл этого многотысячелетнего повествования? Быть может, говорит он, с его помощью современник начинает понимать сущность событий своей эпохи? А может быть, рассказчик, как ребенок, заблудившийся в лесу, всего лишь напевает песенку, чтобы отогнать ночные страхи? Или в рассказах его обретают дар речи те, кто был раздавлен злыми силами истории и не смог выразить себя? Ответ на эти вопросы, связанные с «проблемой повествования», содержится во всем творчестве Иво Андрича — в его романах, повестях, рассказах, в его эссе о литературе и искусстве.

Да, Иво Андрич и наблюдатель, рассматривающий с пристальным вниманием тот «пестрый ряд картин», который развертывают перед ним история и современность. Сотни человеческих судеб в прошлом его родной Боснии помогают ему понять, как рождались черты национального характера его соотечественников — в пассивном или активном сопротивлении по-разному жестокой власти турецких феодалов или австрийских чиновников, в тяжелом труде, в сложных перипетиях социальных и национальных взаимоотношений. И все-таки только наблюдателем, умным и бесстрастным, Иво Андрича никак не назовешь. Основная тема его творчества, воплощенная в десятках судеб и характеров, — это тема «неосуществленного человека», сломанной судьбы, загубленных социальным и национальным гнетом возможностей трудового народа. Так, над всеми элементами идейно-художественной системы творчества Иво Андрича поднимается его ведущее начало — гуманистическая тема — любовь и сострадание к человеку, скрытые за печальной и чуть скептической усмешкой. И, может быть, такая сдержанность в повествовании о судьбах родной страны объясняется характером истории родного края Андрича — Боснии.

Века турецкого ига, двойного — социального и национального — гнета, произвола властителей, поставленных Оттоманской империей, бесправия боснийцев-христиан, — все это создало в Боснии сложную и трагическую обстановку, в которой деление на социальные группы совпало с делением национальным и религиозным.

Внутренние разногласия, разобщенность антифеодальных и антиоттоманских сил, политика европейских держав привели к тому, что после свержения турецкого ига Босния была оккупирована Австро-Венгрией и вошла в состав «лоскутной монархии» Габсбургов. Несомненно, форма социального и национального гнета стала иной, чем при турецкой власти, однако угнетение и эксплуатация европейскими способами еще на сорок лет задержали нормальное социальное, экономическое, культурное развитие родного края Иво Андрича.

Трагическая история Боснии с наибольшей полнотой и последовательностью раскрыта в двух исторических романах Андрича — «Травницкая хроника» и «Мост на Дрине».

Первый из них — это повествование о восьми (1807–1814) годах жизни Травника, глухой турецкой провинции, которая оказывается втянутой в такие события, как вся эпопея наполеоновских войн — от блистательных побед на полях Аустерлица и при Ваграме и до поражения в войне с Россией. Одновременно в Боснии эхом отдаются события в Стамбуле. Возвышение и падение султана-реформатора Селима III, который пытался покончить с феодальной раздробленностью Оттоманской империи, естественно, сказывается на судьбе боснийских визирей — ставленников Селима — Мехмед-паши и Ибрагим-паши.

Это мир национальных и социальных противоречий, жестокости и произвола турецких правителей, угнетения немусульманских народов.

И в этот странный и страшный мир окраины мусульманского Востока попадают представители Запада — французский консул Давиль, его помощник, «молодой консул» Дефоссе, а затем и австрийский консул фон Миттерер и сменивший его фон Паулич.

Столкновение двух мироощущений — «западного» и «восточного» — показано в романе отчетливее всего на судьбе двух представителей французского консульства. Личные отношения этих людей раскрыты как антагонизм отцов, переживших революцию 1789 года, и сыновей, то есть революционного и послереволюционного поколения. И это различие определяет их восприятие чужого им, людям Запада, мира.

В реакции обоих на проявления этого «чужого» есть и своя сила, и своя слабость — отражение сложной диалектики революционного и послереволюционного периода жизни Франции и всей Европы.

В качестве «отца», представителя старшего поколения, Иво Андрич выбрал лично очень доброго и порядочного либерала и обывателя. В нем равно вызывают слезы восторга в детстве — Людовик XVI, в юности — Мирабо, в зрелые годы — Наполеон. Не лишенный способностей журналист, чью бойкость пера оценил Талейран, автор длиннейшей и неоконченной классицистической поэмы (где походы и победы Александра Македонского проецируются на историю наполеоновских войн), почитатель поэзии столь презираемого Пушкиным аббата Делиля — консул Давиль ничего не хочет и не может понять в том странном мире отуреченной Боснии, куда его забросила судьба. По уровню своему Давиль, конечно, не годится для роли героя своего бурного и сложного времени. И вместе с тем время с необычайной отчетливостью «вылепило» его судьбу, характер, его несчастия, сказали бы мы, если бы в данном случае подходило столь прямое определение. По мысли автора, беда травницкого консула заключена в его заурядности, в органически присущем ему стремлении прилепиться к какому-нибудь вершителю судеб, чтобы спокойно, подобно моллюску на днище корабля, плыть вместе с «хозяином» в неизвестность. «Средний путь», третий путь — ни революция, ни старый режим, — вот мечта зрелых лет Давиля, исправного чиновника, примерного семьянина, на время воплотившаяся для него в империи Бонапарта. Увы, ненадолго. «Казалось, — говорит автор, — что после каждой победы Первого консула, а потом императора Наполеона впереди открывался твердый и определенный спасительный средний путь, а несколько месяцев спустя он снова оказывался тупиком. На людей стал нападать страх. Все шли вперед, но многие начали озираться. За несколько месяцев, проведенных в Париже до назначения консулом в Травник, Давиль мог в глазах своих многочисленных приятелей, как в зеркале, видеть такой же точно страх, какой постоянно испытывал он сам, хоть и не признавался в этом и старался подавить его».