Письма Высоцкого и другие репортажи

Похоже, некоторые писатели, внемля совету «вождя и учителя», пытаются задним числом объясниться с современниками, не предполагая позабавить их такими попытками.

Как и во многих некогда славных (бесславных ныне) начинаниях, тон задает здесь глава российского писательского союза Сергей Владимирович Михалков. В заметке «Восстановить доверие», опубликованной в*«Литгазете» 27 июня, он пишет: «Мне, как одному из авторов Государственного гимна СССР, горько от того, что провозглашенные в нем идеалы в какой-то степени скомпрометированы всем ходом событий. Утверждения, что наша страна — «дружбы народов надежный оплот», а Советское государство — «союз нерушимый республик свободных», должны обрести реальное наполнение. Когда я писал эти слова, то твердо верил, что это так. Сегодня мне, к сожалению, приходится убеждаться в обратном».

Итак, один из авторов гимна «твердо верил», не ЗНАЛ, а именно ВЕРИЛ. Верил, что «волей народов» Прибалтики Литва, Латвия и Эстония вошли в «великий, могучий» Союз добровольно. И вовсе необязательно было знать тогда, в 43-м году, когда писался текст

гимна, что правительства этих республик «просили» принять их в состав ССР под дулами танков Красной Армии. Да и многое еще можно было не знать тогда, ибо знания заменяла слепая вера. Помните, строки другого поэта из той же эпохи:

Мы так вам верили, товарищ Сталин,

как, может быть, не верили себе.

Вот и готово оправдание искренности написанного: «твердо верил» в то, о чем писал. Знать истину тогда было небезопасно. Поэтому, дескать, старался не знать и не ведать. А сегодня вот знаю, и, «к сожалению, приходится убеждаться в обратом». Все это было бы вполне складно, если бы не было так лицемерно. К тому же для писателя все-таки на первом месте должно стоять знание того, о чем он пишет, а не вера в правильность написанного...

Но надо ли сегодня оправдываться за ложные идеалы, воспетые ложным пониманием событий прошлого? И надо ли поудобней устраиваться на гильотине истории, отсекающей и отбрасывающей на свою свалку все эти псевдоидеалы? Пустое это и никому не интересное занятие. Но, воистину, дурной пример заразителен. И вот уже Александр Межиров и стихотворной подборке («Литгазета» за 25 июля), подборке, оставляющей, скажем так, весьма грустное впечатление, оправдывает стихотворение «Коммунисты, вперед!» бескорыстьем и жертвенностью, явно опасаясь, что сегодня эти стихи могут быть причислены к номенклатурным деяниям прошлого. Правда, поэт заявляет обратное, то есть что ему «плевать, что сейчас каждый хмырь может хмыкнуть...» Но это, пожалуй, только усиливает оправдательный мотив написанного. Посудите сами: «Бескорыстьем и жертвенностью от начала до конца в этом стихотворении проникнуто все. Потому-то оно в этой теме одно изо всех, как молитва, тогда прозвучало и явило величье свое. И на зонах его повторяла не вохра, а зеки: “Коммунисты, вперед!” И оно, как молитва, пребудет вовеки, никогда не умрет».

Откровенно говоря, я что-то не припомню подобного самовозвеличивания в нашей весело похороненной Виктором Ерофеевым советской литературе. Может быть, сравнительно недавнее присуждение Госпремии так повлияло на самосознание поэта... Сказать о собственном стихотворении, что оно «явило свое величье» и что «оно, как молитва, пребудет вовеки, никогда не умрет»... После такого можно, думается, заявить словами другого поэта, правда, не в его шутливой интонации, а вполне серьезно: «После смерти нам стоять почти что рядом: вы на Пэ, а я на эМ».

Но Бог с ней, с этой почти мальчишеской нескромностью даже в таком почтенном возрасте. Ведь сказал один из советских поэтов: «Скромность украшает? — К черту украшательство!» И ничего, кроме улыбки, не может вызвать заблуждение самоуверенного пиита, что «зеки на зонах» повторяли: «Коммунисты, вперед!», если, конечно, тут не имеются в виду партийные фанаты, наподобие футбольных (я могу судить об этом, так как за три года работы в магаданской газете познакомился со многими бывшими зеками и узнал их отношение к этой «теме»).

«Но неистовую высоту идеала одной из утопий я не предал и чту», — пишет Межиров. Ну и чтите, как говорится, себе на здоровье! Чтите, но не стыдите тех, кто о большевистском перевороте и его последствиях говорит правду, называя день 25 октября началом великой трагедии. Эту правду, судя по стихам, Межиров считает оскорблением нашей революции. Интересно, оскорбляет ли «великую социалистическую» Юрий Карякин, сказавший о ней: «При такой-то цели. Такой результат. За такую отсталость. Такая плата!»

Но все это — попутные соображения. Я никак не могу понять сути — для чего? Для чего объяснять, почему написались когда-то (45 лет тому назад) явно несозвучные сегодняшнему дню стихи? Оправдывать верностью утопическому идеалу в пику тем, кто, набравшись мужества и следуя зову пробудившейся совести, выходит из партии, даже если вступил в нее во время Великой Отечественной?

Во всех подобных оправданиях видится мне суетливая, болезненная озабоченность: очень хочется выглядеть лучше, чем ты есть на самом деле. И еще: очень хочется поучаствовать в сегодняшних спорах и событиях. Притом поучаствовать любыми способами: кто — выдавливая из себя по капле раба и во всеуслышание заявляя об этом, дабы все были свидетелями сего великого деяния, кто — напротив, заявляя, также во всеуслышание, что никакого раба выдавливать из себя не собирается, ибо за такового себя не считает, поэтому ему и так хорошо. Все это крикливо, карикатурно и в об-щем-то неблаговидно. Хотя «жалкий лепет оправданья» иным и не может быть.

«Поверх барьеров» 08.08.90

СТАНСЫ

Из цикла «Руины»

Когда откроются доносы — кто их писал и на кого, — евреи и великороссы одно откушают говно.

Когда откроются архивы, которым не дано сгореть, те, что сегодня так крикливы, не смогут нам в глаза смотреть.

А может, смогут, зная точно из повседневных мелочей масштабы линии поточной, плодящей сонмы стукачей.

Грехи, сокрытые в анналах, когда-то высветят сполна, и гнусным сборищем фискалов предстанет чуть не вся страна.

Сверхцель преступного режима — так повязать паскудством всех, чтоб он без всякого нажима всех запятнал, как свальный грех.

Вот и бессмысленны дебаты о баловнях застойных лет.

Когда вокруг все виноваты, то некому держать ответ.

Но это равенство — обманно, в нем дышит давешний обман, вещая обо всем туманно и превращая все в туман.

1990

ЗАСЕКРЕЧЕННАЯ ВСТРЕЧА

Короткая информация в «Литературной России» от 10 августа сообщила о встрече члена Политбюро ЦК КПСС, Первого секретаря ЦК Компартии РСФСР Ивана Кузьмича Полозкова с группой российских писателей, редакторов газет и журналов. «Мертвый сезон» в общении московской писательской братии (Центральный дом литераторов на ремонте, да и время отпускное) предлагал единственную возможность узнать подробности этой встречи: обзвонить знакомых, работающих в толстых и тонких литературных журналах. Десяток звонков не дал никакого результата: никто ничего не знал, да и новость эту впервые услышали от меня. А один не без ехидства спросил:

— И ты еще читаешь эту газету?

— Да нет,— говорю,— не читаю. Просто стоял в очереди в Книжной лавке (это у нас такой книжный магазин для писателей, и по вторникам и пятницам туда завозят новые книги, причем всегда что-либо стоящее в небольшом количестве, и может на твою долю не хватить, если загодя не займешь очередь).

Так вот, в этой очереди мне кто-то и дал полистать «Лит-россию»... Кстати, я тут же опросил стоявших рядом писателей — кто что знает о встрече с Полозковым. Все впервые слышали об этом. А в такой очереди, как писательская в Книжную лавку, узнаешь иногда и более недоступную информацию, чем эта. Но на сей раз — полное неведение.

— Да кого это сейчас может волновать?— ответил очередной знакомый литератор на мой вопрос и тем самым охладил мою любознательность. Но последняя все-таки успокоилась не окончательно и подтолкнула меня набрать номер телефона Александра Андреевича Проханова (его фамилия упоминалась среди участников встречи с Полозковым). На мой вежливый вопрос — не мог бы он дать небольшое интервью для радиостанции «Свобода», Александр Андреевич так же вежливо ответил отказом.