Тесей против Ильи Муромца. (СИ)

  Бесчисленные разновидности чудовищ могут быть описаны на основе одного принципа: чудовище нарушает правила классификации живых форм, оно находится не на своем месте, не соответствует ни одному из классов либо сочетает характеристики нескольких из них. Как правило, подобные нарушения выражаются в гибридной по своему характеру природе (смешивающей виды, свойства, пол и другие категории), наличии трансформированных либо лишних членов, отсутствии каких-либо частей тела, а также гигантских размерах.

  Чудовища-гибриды обычно соединяют в себе различные биологические роды и даже царства: например, кентавр (человек/конь), минотавр (человек/бык), ехидна (женщина/змея), пегас (птица/конь), сфинкс (женщина/львица/птица), сирена (женщина/птица), грифон (лев/орел), русалка (женщина/рыба), борамец (растение/животное), морской гусь (моллюск/птица) и мандрагора (человек/растение); наиболее примечательной в этом ряду является фигура Протея, который мог принимать любой облик по своему желанию.

  В восприятии чудовищ основополагающим становится представление об опасности, ассоциируемой с существами, находящимися не на своей позиции или способными перемещаться в рамках классификации. Однако некоторые авторы обосновывают противоположное мнение; чудовища, олицетворяя возможности преобразования природы, не столько угрожают системе классификации, сколько заставляют человека более ясно мыслить, более четко различать рамки существующего, границы мира. В такой интерпретации чудовища скорее выступают в качестве опоры порядка, нежели в качестве угрозы для него.

  В ряде космогонических мифов уничтожение предначального чудовища выступает как условие создания мира; так, например, из чудовища Тиамат вавилонский Мардук сотворил небо и землю. В Древней Греции чудовища являются символами стихии земли (таковы змееногие титаны, одноглазые киклопы и сторукие гекатонхейры, порожденные Геей-землей), хтоническими персонажами, рудиментами предначального хаоса. В христианстве чудовища - это воинство сатаны, победа над которым свидетельствует о могуществе Бога. Аналогичным образом образы монстров в кинематографе выступают как фон для демонстрации силы и храбрости героя.

  Один из средневековых авторов утверждает: 'И природа терпит чудовищ, ибо они часть божественного промысла, и через немыслимое их уродство проявляется великая сила Творца'. На Востоке мифические существа, сочетающие формы различных животных, символизировали единство всего живущего, мудрость устроенного мира, всеобщую связанность бытия; по отношению к ним определение 'чудовище' можно употребить преимущественно лишь в той мере, в какой оно этимологически связано с понятием 'чуда'.

  Афоризм Гойи о чудовищах, рожденных сном разума, привносит еще один аспект в этот образ: чудовища становятся выражением изъянов внутреннего мира человека, олицетворением пороков и патологий человеческой души.

  Всё это так. Но с точки зрения раскрытия темы героя и героического начала не столь существенна наружность монстра. Тот же мудрый кентавр Херон, являясь монстром, чудовищем не является. Чудовище чудовищем делает трансцендентность и иррациональность его поведения. Чудовище есть нечто не просто злое, но необъяснимо злое. Мало того чудовище не просто привержено злу, оно само есть зло и порождает вокруг зло. Чудовище не столько творит зло, сколько создает в окружающем мире некое царство зла. Царство дракона.

   Второе важное отличие чудовища - это то, что его невозможно победить. Победить его сможет лишь избранный герой. Все остальные, кто бросит вызов чудовищу, заранее обречены на гибель. И это очень важная тема. В очень большой степени чудовище есть проявление или обозначение верховной государственной власти. Чудовище есть подсознательное обозначение власти. Как некой трансцендентной силы, царящей над народом. Очень хорошо об этом восприятие рассказано в старом советском мультфильме о царстве дракона.

   В давние времена жил ужасный Дракон. Из своего неприступного замка он правил целой страной, жестоко угнетая и грабя народ. Много храбрых воинов пыталось убить Дракона, но он каждый раз побеждал их. Дракона никто не видел, но все знали о нем. Никто не знал, когда дракон родился, никто не мог предположить, когда он умрет. И вот однажды мальчик по имени Маунг Тин, видя, как страдают люди от злого Дракона и его жадных слуг, отправляется на бой с чудовищем. Старая мудрая Черепаха даёт ему волшебный меч. Но сначала Маунг Тин должен узнать самую главную тайну: не так трудно сразить Дракона - гораздо труднее самому не стать драконом. Победив дракона, мальчик сам тут же получив власть, стал превращаться в дракона. Отсюда и представление о какой-то демонической природе высшей власти.

  Собственно такое положение дел весьма выгодно власти и по сей день. Власть и ныне часто воспринимается, как нечто абсолютно иррациональное и трансцендентное. Стоящее по ту сторону добра и зла. То есть, как чудовище. Но это всё не просто так. Это защитный механизм подлинной власти. Где же она скрывается? Лабиринт - это место власти. Это отображение страха перед властью. Место, где всё запутано, где сплошные тайны, мрак и неведенье. Место, где в полной тьме творятся тайные дела. Решаются все вопросы. Вот этот мрак, и живущие, в нем, повязанные единой нитью таинственные царедворцы и есть подлинная власть. Они. А не монстр, находящийся в центре лабиринта. Иррациональное прикрывает собой рациональное. Убейте хоть тысячу минотавров, но не ставьте в лабиринте указатели и не проводите туда свет.

  В любом случае - без героя чудовище победить невозможно. Власть, которая не идет ни на какие переговоры, является таким чудовищем. Она выставляет вперед фигуру минотавра и понимает, что победить его сможет только избранный герой. Уничтожь героя, опорочь его, не дай его создать и история на том завершается, власть выжила.

  Эпилог.

  Пора начать подводить итоги сделанной мною работе посвященной поиску сути героического начала в мифологических персонажах - Илье Муромце и Тесее.