Путешествие вокруг Солнца на земном шаре

Жидкие деньги.

Ликующее летнее утро… «Атласный» лиственный шум. Листва «наливается» солнцем, потом вдруг солнце «оттекает», чтобы через мгновение — снова проникнуть… На полу — горячие солнечные полосы и пятна… Особое блаженство чувствовать все это сквозь закрытые веки — и ощущать всем своим существом тяжелую сладость земной неволи…

Детство

Разноцветное монпансье, похожее на пуговки. В жестяных коробках — высоких цилиндрических и низеньких круглых. Обычно на дне образовывался громыхающий слипшийся ком. Такой же формы, но упакованные в прозрачные, быстро рвущиеся пакетики, были леденцы от кашля; глубокого зеленого цвета, манящие, обещающие кислый, дюшесный вкус… Но как они предательски разочаровывали! Как мстили своим аптекарским, долгим лекарственным привкусом…

Детство

«В гостях у сказки»; чужая, питерская передача «Сказка за сказкой». Всегда сказку прерывали на самом интересном месте и беспощадно заставляли ждать. Целую неделю! Тетя Валя вкусно шуршала письмами, поделками и рисунками юных зрителей. Однажды я видела там, в ее налакированных пальцах (о, счастье!) и свой гуашевый рисунок.

Сказка

Один маленький котик считал, что в мире пять стихий: Огонь, Земля, Вода, Воздух и Молоко.

Диссиденты

Шли мы со Свиньком и Майклом поздним вечером на флэт, к кому-то в гости. Стоял ноябрь-месяц. Идти было долго, вечер был холодный, промозглый; ветер безжалостный, проникающий во все закоулки, злобно швырял нам в лицо пригоршни колючего снега… Слякоть, ноги промокли. Помню, совсем мы из сил выбились от всего этого бесконечного холода, оттого, что ближайшие полгода будет все так же холодно и мерзко, и ничего-то с этим не поделаешь, и винить вроде некого… И тогда Свинек выпрямился в своем бедном пальтишке, (которое он почему-то гордо именовал «охотничьем») и крикнул, потрясая кулаком: «Это все правительство виновато!»

Отрочество

Мы с сестрой всегда были очень близки. Особое удовольствие доставляло долго обсуждать кого-то и что-то; часто эти разговоры велись далеко за полночь, и возмущенная мама стучала нам в стенку или являлась во всей своей грозной красе — в ночной рубашке и босиком и, включив беспощадный «верхний» свет, принималась нас отчитывать. Разговоры накрывали нас с головой, не давая опомниться, почему-то особенно часто во время укладывания спать, и тогда мы, застигнутые разговором, беседовали то в одной туфле или недоснятых колготках, надев один рукав ночной рубашки или напялив ненужную, случайно подвернувшуюся кофту… Как-то мама застала нас как раз в таком полураздетом состоянии, забывших все на свете и беседовавших на вселенские темы. Мама начала нас стыдить и, как обычно, привела нам некогда впечатляющий, а теперь порядком надоевший и ставший совершенно плоским пример — про солдат, «которые в армии раздеваются за 45 секунд». Видя, что этот старый добрый способ не помогает, она в отчаянии воскликнула: «вас бы в казарму! Там бы вас быстро научили раздеваться!»

Смотришь на старинные фотографии, каким-то образом, понимаешь, что все они умерли — давно, безвозвратно, все, все — дамы в шляпах, усатые господа, прислуга и даже самые маленькие дети, собаки, лошади; развалились и стерлись в пыль… А когда смотришь на фотографии в парикмахерской, возникает ощущение, странным образом противоположное предыдущему, — что эти люди никогда и не жили. Вид у них — каких-то гомункулусов, выращенных прямо с этими невероятными прическами на головах… Некая аналогия — с дежа вю и жа ме вю.

Девочка-подросток с максималистским бескомпромиссным выражением лица; на майки значки — на фосфорном фоне написано: «Ты не прав!», «Зря смеешься!», «Не учите меня жить!»

Пойти поспать на маковое поле? (И. Ю.)

Озвучивание фотографий.

Топор имени Достоевского.

Вечер чеченской мафии (объявление в доме культуры).

Братья Кипиани: завозим-вивозим (объявление в газете).

Привычный смысл фразы: «Какое сегодня число?», опрокидывается в мгновение ока ответом растерявшегося иностранца: «У нас сегодня много чисел…»

Разговор

— Как твое космическое житье — бытье? (потом быстро, скороговоркой) — А вот мое космическое житье — бытье!

Красота жизни

В апреле 1990 года в Москве была выставка Жана Тэнгли, одна из его больших инсталляций стояла прямо на улице перед входом в ЦДХ. Разные предметы совершали движения во всех возможных плоскостях и направлениях (в центре внимания находился большой косметический набор и разноцветный велосипед). Устав от всех этих взмахов, покачиваний, вращений и скрипа, я вышла и остановилась у входа. И тут жизнь, которая, как известно, богаче любого искусства, преподнесла мне свой подарок: на фоне освещенной контражуром инсталляции Тэнгли, стояла группа глухонемых, оживленно обсуждавших эту инсталляцию.

Красота жизни

Помню, ехала свадебная машина: вся в лентах, куклах и воздушных шарах, один шарик оторвался и запрыгал-заметался посередине дороги. Он был в виде сердца, на нем было написано «LOVE». В следующую секунду он был раздавлен проезжавшей машиной.

Зима

Я сижу в глубоком мягком кресле и прислушиваюсь к звукам нашего дома: скрипу измученной входной двери, дерганью лифта, крикам на улице, и тяжелым, глухим шагам наверху…

У каждого времени года есть свой звуковой ландшафт: зимой все Звуки удалены и как бы обернуты в вату. Поэтому самые зимние звуки — это собачий лай где-то вдалеке, гудки поездов, глухие звуки в квартирах соседей и скребущий звук лопаты.

Сейчас в саду перед домом пели что-то пьяные, душевно так — что-то про бессонницу и врагов. Вскоре их забрала милиция.

Вход — вдох и выход — выдох метро.

Мальчишка в вагоне метро едет с дедушкой, который решительно и крепко держит его за руку. Мальчик уже никак не может воспротивиться и выражает свой протест гримасами, которые тайком от деда строит окружающим.

Лето. Воду отключили. Греем ее теперь в казане, а потом, дрожа, Размазываем по себе вместе с мылом.

Предчувствие

Мой приятель Карен ехал в экскурсионном автобусе по пустыне из Египта в Израиль. Всю дорогу его томило какое-то неприятное смутное предчувствие. Внезапно он услышал громкий хлопок. Подняв голову, он увидел, как лобовое стекло автобуса медленно заливает кровью… Остановились. Водитель, взяв тряпку, вышел. Вернувшись, он объяснил пассажирам, что о стекло разбилась птица. «Здесь — это часто случается», — сказал он.

Моя маленькая племянница Катька как-то сказала: «Я хочу улететь на небо и трогать его руками».

Детство

От одуванчиков на пальцах остаются коричневые пятна.

Пустое метро, поздно. Эхо моих шагов, бесконечные коридоры, Отдаленная музыка, теплящаяся в них, затем безжалостно придавленная грохотом одновременно прибывших поездов.

Детство

В детстве мы каждое лето ездили на юг. Меня всегда очаровывала «предыстория», отдыха, даже в большей степени, чем собственно само море, юг. Сборы чемоданов, беготня, обязательный ритуал «присаживания на дорожку», и, конечно же, поезда. Ночью, когда все спали, я привставала на локте и долго смотрела на мчащиеся мимо леса, долины, неизвестные деревни — дома с темными окнами, черный лес кругом, пустынные полустанки, едва освещенные, звездное летнее небо, невиданные созвездия, мелькающие вспышки ярких железнодорожных фонарей… Перестук колес. Наивысшее блаженство охватывало меня, когда поезд останавливался на стоянку. Залитая неверным, скудным электрическим светом станция. Сомнамбулический, издалека голос: «На второй путь прибывает поезд номер 52 Москва — Симферополь», слышно дыхание спящих; мимо, по перрону проходят редкие пассажиры с вещами. Упругое постукивание молоточков обходчиков по колесам. Скрип сочленений состава. Поезд потихоньку трогается с места… Проплывает мимо незнакомая станция… Какие-то будки, ларьки; пустынно, ни одной души…Глубокий синий свет семафоров. Странные, «нечеловеческие» здания с непонятной надписью «Диафаноскопия»… Сладостной волной накатывает сон. Где я? Что я? Что это за место, узнаю ли я когда-нибудь? Поезд набирает ход. Пробегающие огни. Бесконечность.