Голод тигра (ЛП)
Голод тигра (ЛП) читать книгу онлайн
Я никогда не привыкну к весне. Год за годом она поражаетменя, она приводит меня в восторг. И никакого значения не имеют ни возраст, ни накопившиеся сомнения и огорчения.
Внимание! Книга может содержать контент только для совершеннолетних. Для несовершеннолетних чтение данного контента СТРОГО ЗАПРЕЩЕНО! Если в книге присутствует наличие пропаганды ЛГБТ и другого, запрещенного контента - просьба написать на почту [email protected] для удаления материала
Мир бесконечен не только во всех пространственных направлениях, но в своих истинах.
Если существует жизнь за пределами Земли, если где-то есть другие живые существа, то было бы удивительно странной случайностью, невероятным совпадением, чтобы они располагали теми же чувствами, что и мы. Очень мало вероятно, чтобы при бесконечном количестве возможностей понимания и восприятия они оказались владельцами тех же чувств, что и мы.
Но если их чувства будут другими, то и их мир будет не похож на наш. Когда мы рано или поздно встретимся с ними, мы не сможем их понять. Проявления их разумности останутся незаметными для нас, и мы не сможем добиться, чтобы они заподозрили наличие разума у нас. Ученые с мыса Кеннеди пытались определить, какие символы, имеющие абсолютное значение, они могли бы использовать при встрече с другим разумным видом. Прежде всего, они подумали о математике. И они решили направиться к Чужим с теоремой Пифагора, рассматриваемой как ключ к познанию. Действительно, зависимость между сторонами прямоугольного треугольника не зависит от языка или от специфики цивилизации. Теорема будет справедлива и для негра банту, и для эскимоса, и для работника мыса Кеннеди. Равенство квадрата гипотенузы сумме квадратов катетов — это универсальная истина. Точнее, универсальная для человеческого мира. Для мира, построенного на основе данных, собранных за миллион лет с помощью чувств один-два-три-четыре-пять-шесть.
Но существо с чувствами шесть-семь-восемь-девять-десять или то высшее существо, которое способно "видеть" время и обладает шестью дюжинами чувств, если в их число не входят чувства человека, вполне может не иметь представления о том, что такое план, что такое угол…
Как тогда построить треугольник и описать гипотенузу?
25
Проведите рукой по прямолинейному ребру вашего письменного стола. Понаблюдайте при этом за вашим локтем. Вы увидите, какую сложную линию он опишет, какая кривая отразит его перемещение. Если бы у вас не было глаз, чтобы увидеть, что край стола представляет из себя прямую линию, как вы могли бы представить ее через посредство такого извилистого движения?
Благодаря своему устройству, рука, одна оконечность которой свободна, а другая зафиксирована, может осуществлять только криволинейное движение. Слепой своими двумя руками изучает пространство вокруг себя и создает вселенную, все элементы которой закруглены. Получается своего рода мозаика из обломков раковин. Ему ничем не может помочь и слух, потому что звуки приходят к нему со всех сторон сферы, центром которой он является.
Мы ни в чем не превосходим слепого. Все наши рассуждения остаются привязанными к нашему телу, даже если мы распространяемся мыслью до звезд. Наши чувства и наш разум строят для нас вселенную, заключающую нас в себе подобно кокону. Он содержит вместе с нами все, что мы способны познать с помощью все тех же наших скудных чувств (один-два-три-четыре-пять) и все то, что может извлечь из этого наша логика. Ничего иного не может проникнуть внутрь нашего кокона, ни один из нас не способен покинуть его.
Каждое новое знание, каждая смелая мысль только увеличивают толщину окружающей нас стены. Иногда припадок клаустрофобии заставляет нас бросаться на эту стену головой вперед. Но она неизбежно отбрасывает нас назад, в доступное нашим чувствам и нашему разуму. Мы не можем выйти за ее пределы, опираясь на то, что мы знаем. Точно так же, ни один человек не может поднять сам себя за волосы.
Нам не нужна дверь в этой стене. Нам вполне хватило бы окна, небольшого иллюминатора, ничтожного прозрачного участка. Мы жаждем увидеть то, что находится за стенами нашего жилья, чтобы понять законы архитектуры всего города.
Религии претендуют на то, что они открывают нам глазок. Чтобы заглянуть в него, нужно взобраться на стул, но, едва мы оказываемся перед глазком, как отверстие оказывается закрыто туманным зеркалом, в котором смутно вырисовывается силуэт бородатого великана, похожего на нас. Но мы ищем совсем не своего дедушку. Мы хотим познать Правду, скрывающуюся за нашей реальностью и за всеми возможными реальностями. Мы хотим знать, на каком основании существует наша вселенная и все прочие вселенные. И так ли уж необходимо, чтобы камень становился человеком. Действительно ли существует цель, к которой устремлена поразительная энергия, безжалостная организация, вечные и ослепительные чудеса жизни.
Существует ли оправдание чудовищным, отвратительным страданиям всего живого.
26
Мы никогда не узнаем запах галактики.
Мы никогда не сможем услышать звуки, издаваемые атомом.
Наши чувства ограничены не только их числом, но и их возможностями.
Мы многое не можем познать, мы ничтожно малы, мы меньше, чем ничто, жалкие пассажиры жалкой пылинки. Наши радары, телескопы и микроскопы не являются органами наших новых чувств, а всего лишь жалкими продолжениями, которыми мы пытаемся снабдить наши природные чувства. Радиотелескопы позволили нам открыть и изучить галактики, находящиеся от нас на расстоянии в миллиарды световых лет. Это значит, они так невероятно далеки, что испускаемый ими свет, путешествующий со скоростью около миллиарда километров в час, затратил миллиарды лет, чтобы долететь до фотографической пластинки в руках наших астрономов…
Фантастическое расстояние. Для нас, да. В масштабе Земли и того, что находится на ней. Но само по себе? По отношению ко Всему?
Мир, материальной частью которого мы являемся, есть ничто иное, как вихрь множества вихрей, повторяющихся на самых разных уровнях — от элементарных частиц к атомам, от атомов к солнечным системам, затем от солнц к галактикам, от галактик к Вселенным…
И сами Вселенные, возможно, есть ничто иное, как частицы, вращающиеся одна вокруг другой в атоме одной из молекул песчинки…
Мы захвачены этим вихрем, но совершенно не представляем, ни откуда он берется, ни куда он нас увлекает. Мы даже не знаем, что такое мы сами. Потому что организация нашей живой плоти столь же непознаваема, как и мир. Мы не можем ничего знать о подлинном хозяине нашей плотской жизни, который в каждый ее момент командует каждым из наших органов, каждой из миллиардов наших клеток. Этот никогда не ошибающийся и не засыпающий распорядитель не является частью того фрагмента Вселенной, внутренней или внешней, которую дозволено изучать нашим чувствам. Мы не в состоянии ни коснуться, ни услышать, ни почувствовать, ни увидеть нашего подлинного хозяина, мы не можем ничего знать о водителе машины, отупевшим пассажиром которой является наше сознание.
То, что мы в состоянии узнать о творении соответствует нашим масштабам. Движущиеся пространства ступенчато и бесконечно распространяются во всех направлениях, а мы находимся на перекрестке с двумя нашими такими короткими руками, продолжением наших плеч, перед стеной, ограничивающей наше познание, на расстоянии вытянутой руки.
Но и то немногое, что мы в состоянии усвоить, оказывается слишком огромным для нас. У нас нет времени. Мы ограничены и в этом направлении. Наша жизнь невероятно кратка. Жалкая вспышка.
Вселенная, которую мы в состоянии познать, наша Вселенная, замкнутая вместе с нами в ограниченном пространстве наших возможностей, может быть изучена лишь на протяжении бесконечного количества человеческих жизней.
И если когда-нибудь вечный человеческий разум распространится до пределов этого познания, ему достанется лишь горький осадок встречи с непознаваемым.
27
Возможно, имеется другой способ. Если отказаться от стремления узнать, а пытаться понять.
"Мое бедное дитя", сказал мне однажды почтенный старичок-кюре, взволнованный моими страхами, который давно обрел покой в автоматическом выполнении обрядов детской веры, "мое бедное дитя, это великие тайны, не пытайтесь понять их…"
Нет. Как раз нет. Возможно, я никогда не достигну этого, но до последнего своего дыхания я буду стремиться именно понять. Понять, где я нахожусь и что есть я, что я делаю и к чему все это. Это тело, построенное без моего ведома, живущее без моего вмешательства, этот разум, замкнутый в жалкой оболочке, зачем они существуют вместе? К какой цели устремляются они в океане материи? Эта страдающая и наслаждающаяся плоть, распоряжающаяся мной, созданная из пустоты, но способная кровоточить, получившая из бездны времен в дар жизнь, которая вскоре покинет ее, отдав гниению, этот разум, едва успевший родиться прежде чем ему придется угаснуть, я хочу понять, понять, понять, почему они соединены, почему так плохо подогнаны друг к другу? И есть ли у них есть определенная роль, есть ли место в мироздании — может быть, где-то между салатом и галактикой?