Журнал «Вокруг Света» №07 за 1987 год

На следующий день в полдень мы должны были произвести счисление координат — эта процедура представлялась теперь не более чем простой формальностью. Но результаты вдребезги разбили наше благодушие. Мы совершенно невероятным образом отклонились на 25 градусов и ушли на 40 миль в сторону от курса. Ни один навигатор, ориентирующийся по звездам, не позволил бы себе ошибки, превышающей два, максимум три градуса. Что же стряслось?

Немедленный поиск выявил причину — забытый нами нож лежал под котелком компаса, влияя на его магнитные свойства.

— Куда лучше было бы, если бы мы сориентировались по звездам,— заметил Барри.— Помнишь тонганскую поговорку «Компас может обмануть, звезды — никогда»?»

В. Бабенко

«Алуэт» прилетит в полдень

Почти двадцать лет назад «для наведения порядка» Лондон послал английских солдат в Северную Ирландию. Однако ни порядка, ни тем более безопасности гражданскому населению, прежде всего католическому меньшинству, они не обеспечили. Напротив, английские солдаты начали самые настоящие военные действия против ирландских патриотов — католиков, выступающих против британского владычества в Ольстере. Об этом, например, откровенно рассказывает в своей книге Контакт» Антони Кларк, служивший командиром роты 3-го парашютного батальона в Северной Ирландии: «На углу собрались почти полторы сотни парней. «Правь прямо на них!» — кричу я шоферу. «Приготовить резиновые пули! Стрелять залпами, когда мы в них врежемся!» — командую остальным. Машина врезается в живую массу, оглушительные звуки выстрелов наполняют воздух. Мы останавливаемся, выскакиваем, работаем дубинками. Я поднимаю винтовку, передергиваю затвор. Ирландцы подхватывают раненых, запираются в домах, бегут в боковые улочки. «В машину, ребята!» Преследуем отступающую толпу. Мы пьянеем от насилия, от охоты, возбуждение охватывает нас всякий раз, когда кто-то из ирландцев падает. Мы не берем пленных — мы стреляем, топчем ногами. Здорово! Нас никто не сдерживает, мы делаем все, что хотим». Неудивительно, что телеграфные сообщения и газетные корреспонденции из Ольстера напоминают фронтовые сводки: столько-то убитых, раненых (За годы английской оккупации Ольстера в уличных стычках и перестрелках погибли две с половиной тысячи человек, а около тридцати тысяч получили ранения.) , «пленных», то есть брошенных без суда и следствия в «эйч-блоки» — бетонные застенки тюрьмы Мейз в Белфасте.

На первый взгляд столица Ирландской Республики Дублин казалась далекой от событий в Белфасте или Дерри. Бесстрастно взирали на людскую толчею на улицах статуи Справедливости, Мудрости, Милосердия и Власти с фронтона суда Форкортс. Между тем на окраине Дублина за семиметровой стеной тюрьмы Маунтджой томились триста участников движения против британской оккупации Ольстера, в большинстве члены ИРА (ИРА - Ирландская республиканская армия - военное крыло старейшей политической партии Шинн фейн; состоит из "официальной" ИРА, отстаивающей политические методы борьбы, и "временной", делающей ставку на вооруженную борьбу.) .

...Тюремные будни, как и камеры Маунтджой, были похожи друг на друга, словно близнецы, в отличие от их обитателей. Эти люди, считавшиеся «опасными политическими преступниками», попали сюда только потому, что боролись за создание единой Ирландии. Правда, каким путем добиваться этого, мнения среди них были прямо противоположными. Одни доказывали, что нужно силой оружия заставить англичан убраться восвояси. «Мне говорят, что насилие ничего не дает, что оно устарело,— горячился Кэвин Меллон, прошедший огонь и воды боец ИРА.— Но разве те же «продсы» («Продсы», или «черные»,— презрительная кличка протестантских экстремистов в Ольстере.) и англичане не прибегают каждый день к самому жестокому насилию? Им наплевать на то, что в католических гетто от пуль гибнут женщины и дети. Нет, на террор нужно отвечать террором». Другие считали, что подобный курс бесперспективен: он лишь подогревает взаимную ненависть.

Питер Морган, сутуловатый, в очках, с узким, сухим лицом аскета, при таких спорах обычно предпочитал молчать, поскольку понимал, что словами горячие головы не охладить. Нужно действительно массовое движение, способное влиять на ход событий, чтобы люди поверили в его силу, примкнули к нему.

Сам Питер принадлежал к тем, кого называют «поколением, выросшим под пулями». Его родиной был небольшой городок Крегган, расположенный рядом с Дерри. На первый взгляд он казался обычным тихим провинциальным поселением, если не считать, что половину из тринадцати тысяч его жителей составляли дети и подростки. Целый день ребячьи лица половодьем затопляли улицы и пустыри, постоянное место игр, которые пустели лишь с наступлением вечера, когда школьники садятся за уроки, а матери начинают готовить ужин для своей шумной оравы: во многих семьях по восемь, десять детей, а пять-шесть — норма. Потом, из того, что осталось от ужина, женщины собирают передачи мужьям, братьям, старшим сыновьям, чтобы отвезти их в тюрьму Мейз или специальный центр расследований на Кремлинроуд.

Обычно в это же время на улицы Креггана выходят патрули английских солдат. В пятнистых маскировочных костюмах, с автоматическими винтовками на изготовку они парами, держась поближе к стенам домов, идут по тротуарам, где еще за час-другой до них девочки возили коляски с куклами. Выстрелов не слышно. Ведь Крегтан — мирный город, и английская армия имеет приказ только «поддерживать в нем порядок».

Утром в школе Питер нередко слышал, как ребята жаловались учителю, что живут словно в тюрьме: «Сидишь делаешь уроки или ужинаешь и вдруг видишь, что носом к стеклу прилип «томми», подозрительно разглядывающий тебя. После этого ничего в голову не лезет». Сам Питер считал, что куда хуже, когда ночью дверь загудит под ударами прикладов. Всю семью поднимают с кроватей и сгоняют в холодную гостиную. Пока солдаты роются в вещах, простукивают стены, иногда даже снимают выключатели и розетки в поисках тайников, так окоченеешь, что зуб на зуб не попадает. Потом сыплются вопросы: «Где сейчас твой Билл?» или «Куда девался Майкл и почему не видно Джо?» Если что-то покажется подозрительным, родителей могут забрать в «свинарник», как прозвали жители Креггана английский военный лагерь на вершине холма над городом.

Впрочем, случались вещи и по-страшнее. Например, в классе Питера стена и потолок были усыпаны «оспинами» от пуль: однажды английский парашютист во время урока ни с того ни с сего открыл стрельбу по окнам. По счастливой случайности никто из учеников не пострадал. Но после того, как смолкли автоматные очереди, ребята долго не вылезали из-под парт, куда забились при первых же выстрелах. Каждый знал, что вот так же случайно были убиты две ученицы в женской школе святой Цецилии.

Питер, росший в рабочей семье, повзрослел рано. К пятнадцати годам ему довелось узнать, что испытывает в душе человек, если близких друзей и родных ни за что бросают за решетку. Да и сам он сбился со счета, сколько раз, когда возвращался из школы, английские солдаты хватали его, грубо обыскивали, «распяв» у стены какого-нибудь дома на глазах у прохожих, а потом пинком или тычком приклада наконец разрешали убраться восвояси. Прошел Питер и через унизительные «допросы с пристрастием» в «свинарнике», после которых от побоев едва стоял на ногах. Поэтому, когда борцы за гражданские права решили организовать в Дерри марш протеста, паренек без колебаний принял в нем участие.

День был воскресным, и на улицы вышла огромная — не менее десяти тысяч человек — толпа. Демонстранты требовали положить конец арестам без суда и пыткам. В ответ «томми» решили преподать урок, чтобы на будущее отбить у ольстерцев охоту к «массовым беспорядкам». Пули парашютистов сразили насмерть тринадцать человек. Один из погибших — пятнадцатилетний Джек Дади, шедший рядом с Питером,— был его ближайшим другом. Это произошло 30 января 1972 года, в день, который вошел в историю Ольстера как «кровавое воскресенье».