Знание-сила, 1997 № 03 (837)

Александр Якимович

Комментарий к Юлии Кристевой

Фрагмент статьи, опубликованной в № 10 «Художественного журнала».

...Кант говорил, что существуют два чуда: звездное небо над головой и моральный закон в душе. По солидному, «культурному» консерватизму тоскуют не только политики (притом не только консервативные), но и, что совсем любопытно, многие вожди постмодерна и постструктурализма. Даже у «диагностов цивилизации» — Поля Бирилио, Петера Слотер дайка, даже у Бодрийара — можно вычитать недовольство цинизмом, релятивизмом и сплошной «виртуальностью» современной цивилизации и некую мечту о «прочных ценностях» или хотя бы ностальгический вздох о них: надо же, ведь было же такое... Но еще более интересен тот факт, что сама Юлия Кристева, ученица и сотрудница самого Ролана Барта, виртуозка перекодировок и «интертекстуальности», тревожится о «разрушении основ культуры». Современная «безосновательность» духовного производства ничего хорошего не даст и культура может погибнуть, говорит она.

Следовательно, нужны прочные основания и желательно даже «вечные ценности».

Может быть, Кристева считает, что идея «вечных ценностей» и «вперед, к Канту» является надпартийной, метагрупповой и антистайной идеей? Положим, если на этой основе могут договориться" между собой Лувр, Сорбонна и Центр ГХомпиду, то можно счесть «вечные ценности» своего рода духовным де Голлем, которого всяко чтить надлежит. Если бы Москва была Парижем, тогда стоило бы прислушиваться к Кристевой: ведь ее высоколобые «вечные ценности» наверняка объемлют собой не только Флобера, но и Жене, не только Рембрандта, но и Пикассо, не только Гете, но и де Сада и Ницше.

Здесь перед нами такой своеобразный консерватизм, который учит ценить «классику всего», в том числе и классику антиклассики, и корифеев перехода через грань отцовского разума и материнской морали. Когда кругом и везде, до горизонта, один только Текст, коего Знаки имеют в виду только друг друга и работают лишь с другими Знаками, но вовсе не предполагается никакого Означаемого, то есть Истины или Бога, то отчего не обратиться к Знакам, которые означают Вечные Ценности? Это так же нормально и естественно, как заниматься Знаками, которые относятся к сфере Эроса или Власти, или Бунта. Плести ткань можно на любом участке в любую сторону, потому что под ней или за ней ничего нет — а если и есть, то нам этого все равно не узнать, ибо мы заперты в языке и мерцаниях знаков.

Москва — дело другое, здесь в чести все тот же старинный византийский неоплатонизм, сколько здесь ни толковали о диалектике. Бесполезно спрашивать в МГУ или Третьяковской галерее, как они понимают проблему Текста, как они умеют обращаться с вселенской тканью знаков и континуумом цитат: они не понимают, не умеют, потому что не желают. Они, как некогда в Константинополе, продолжают мечтать о Запредельном, Извечном и Единственном Смысле, который должен же быть по ту сторону идиотской действительности, этого сигнификатного мусора. Разве можно помыслить, что только он и есть, а остальное — нет?

Поэтому Москва есть такое место, где можно говорить о Вечных Ценностях только с проверенными людьми, и шепотом, иначе сразу оказываешься в окружении определенной стаи, которая изъясняется мистически-православными, исламскими, каббалистическими излияниями и настоятельно требует преклонить колена перед гуманизмом Христа, Моисея, Магомета и Н. А. Романова, а заодно заклеймить все скептическое, ядовито-модернистское, бессердечное, циничное и глубоко антинациональное, будь то бесстыдный и скотский фрейдизм, насквозь сионистский марксизм или наглое иноземное отношение к Пушкину.

Итак, поиски «общей платформы» для всех культурных людей следует отложить либо до их массового переселения в Париж, либо навсегда. В социальной сфере не может быть единого «языка общения» для вчерашних интернационалистов, сегодняшних патриотических академиков, с одной стороны, дряхлеющих и дремотных авангардистов с сорокалетним стажем, с другой, и юных дарований тотальной деконструкции, с третьей. Фраза «Привет, милашки» будет иметь кардинально несходные коннотации, будучи произнесенной в противном борделе и в парламенте.

Сходным образом философия искусства Ю. Кристевой для России означает совсем не то, что для Запада: тут не программа интеграции, а довольно узкая стайная идеология, которая расшифровывается словами «умильное почвенничество», «византийское назидание о добротолюбии», «мистицизм для состоятельных», «вперед к Александру Иванову», «увидим в Малевиче святого Франциска» и «гуманизм без берегов». То есть речь идет о групповой доктрине резко выраженного тривиального типа, которая, подобно древним блудницам, стоит у трех дорог (trivia) и обращается к любому прохожему, однако обращается с предложением одного-единственного характера, если не считать индивидуального умения варьировать технику. •

ПОНЕМНОГУ О МНОГОМ

Кое-что об алмазах и бриллиантах

В 1064 году в Африке был найден один из крупнейших алмазов весом 890 каратов, из которого при огранке должен получиться бриллиант, один из самых крупных в мире — в 550 каратов. По заявлению владельца алмаза Дональда Зайла, алмаз добыт не в руднике, а найден на поверхности, но в какой стране, он не знает, ибо сам купил его у неизвестного лица на одном из европейских аукционов. Размером он с хороший лимон и такого хе желто-канареечного цвета. Из него может получиться бриллиант на двадцать каратов больше самого крупного в мире бриллианта Куллинан I, называемого «Звездой Африки».

В процессе огранки, по словам мастера-огранщика, который появился на публике в целях личной безопасности в черной маске, бриллиант приобретет грушевидную форму. Он также сказал, что на форму нового драгоценного камня очень сильное влияние оказывают различные углеродные включения, имеющиеся в необработанном алмазе. По его словам, огранка всегда связана с большим риском. Так, например, алмаз, названный при находке «Звездой Сьерра-Леоне», весом в 968 каратов, при огранке рассылался и дал одиннадцать бриллиантов, из которых самый крупный оказался весом всего в 143,2 карата. Или взять, скажем, найденный в 1905 году алмаз Куллинан, который вначале весил 3106 каратов, в процессе огранки из него получилось сто пять бриллиантов различного веса, включая два особо крупных размеров: Куллинан I весом 530,2 карата и Куллинан II — в 317,4 карата (оба в настоящее время украшают британскую корону, что хранится в лондонском Тауэре).

Найденный в 1893 году алмаз «Эксельсиор» дал при обработке 21 бриллиант различного веса, самый большой размером в 69,8 карата.

В 1984 году на аукционе, состоявшемся в Женеве, в большом бальном зале отеля «Ричмонд», был продан третий по величине голубой бриллиант в 42,9 карата, не имеющий собственного имени. Впервые этот бриллиант появился в Париж» в 1913 году, куда его привез русский сахарозаводчик Михаил Терещенко как кулон к небольшому алмазному ох©релью. Три года спустя бриллиант уехал из России в неизвестном направлении. О его судьбе никто ничего не знал до осени 1984 года, когда он вдруг вынырнул на аукционе. Это красивейший бриллиант ярко-голубого цвета, такого, как у драгоценного камня «Хоуп-даймонд», что хранится в Смитсонианском институте в Вашингтоне и является вторым по величине голубым бриллиантом в мире весом в 45,52 карата. (Где находится «Копенгаген», который всего лишь на 0,33 карата больше «Хоупа», неизвестно.) Терещенковский бриллиант был продан за 4,5 миллиона долларов какому-то миллионеру из Саудовской Аравии, пожелавшему остаться неизвестным.

Жизнь внутри автопокрышки

Как далеко может зайти фантазия человека в деле утилизации отходов собственной жизнедеятельности? Недавно пределом мечтаний казались японские острова, возникшие искусственным путем из бытового и промышленного мусора. Сегодня в Южной Корее изобретатель Ли Кю Сон строит дома., из использованных автопокрышек. Подобно нашему соотечественнику, воздвигшему свое загородное пристанище из пустых бутылок, собранных на берегу водохранилища, корейский Дядюшка Тыква находит стройматериалы буквально под ногами — на свалках. Ли — желанный гость работников этих площадок, ведь сегодня в Южной Корее ух© около пятнадцати миллионов непригодных для вторичного использования автопокрышек, которые довольно сложно уничтожать без ущерба для окружающей среды. «Они еще платят мне за то, что я забираю покрышки. Так что я не только экономлю на стройматериалах, но еще и покрываю таким образом транспортные расходы»,— радуется Ли.