Всемирный следопыт, 1929 № 01

РЕЙД ОЛЕНЬЕЙ УПРЯЖКИ «СЛЕДОПЫТА»

ТЕЛЕГРАММЫ УЧАСТНИКОВ РЕЙДА

Мурманск, 19. XII. 19 декабря, при участии заведующего музеем т. Михайлова, ботаника биологической станции т. Крепса и т. Турчанинова состоялось совещание по вопросу об организации «Оленьего рейда Следопыта» в Москву; на совещании выяснились следующие условия осуществления рейда.

Ягельные базы необходимо организовать начиная уже от Кандалакши, начав заготовку корма не позже сентября. Минимум оленей — шестнадцать, саней необходимо пять при двух возчиках. Общая стоимость рейда достигает семи тысяч рублей.

Осуществление рейда полностью придется, очевидно, в виду выяснившихся условий, отложить до будущего года. Протокол совещания высылаем почтой.

Местные краеведы рекомендуют нам проделать сокращенный тундровый приморский маршрут по всему Кольскому полуострову. Маршрут: Ловозерэ — Иоканьга— Поной — Кузомень— Умба — Кандалакша, общим протяжением около тысячи километров.

В ожидании инструкций посетим порт Александровск.

Белоусов, Горлов.

Мурманск, 24/XII. Вернувшись из Александра века, куда ездили для осмотра биостанции, нашли в Мурманске человека, согласившегося сделать рейд оленьей упряжки до Ленинграда без ягельных баз. Он ездил этим маршрутом в 1898 г. Секретарь краеведческого музея т. Михайлов и местные краеведы считают рейд без баз крайне рискованным: леса последние годы горели и частью вырубались.

Белоусов

Мурманск, 25/XII. Мурманское общество краеведения обращает ваше внимание на то, что рейд на оленях Мурманск — Москва в этом году невыполним. Общество высказывает пожелание сделать целевой установкой оленьего рейда определенный этнографический район, — в данном случае Кольский полуостров. В этом случае литературно-краеведческий материал окажется значительно более отвечающим задачам вашего журнала.

Секретарь о-ва Михайлов

Учитывая данные этих телеграмм, редакции, «Следопыта» дала своим сотрудникам, находящимся в Мурманске, телеграмму с указанием совершить большой краеведческий рейд на оленях вокруг Кольского полуострова совместно с Мурманским о-вом краеведения, как более содержательный и целесообразный и менее рискованный. По дополнительно полученным нами сведениям в северной части предполагавшегося прямого маршрута на Москву выпали глубокие снега, которые также затрудняют осуществление в нынешнем году прямого рейда.

ПИСЬМО ИЗ СКИФСКОГО СТАНА

Рассказ Василия Янa

Рисунки худ. Б. Шварца

…Она, быть может, еще жива. Сухая, как стручок, темная, как шоколад, она сидит около костра из душистого вереска и рассказывает о далеких временах, сверкая белыми зубами и ожерельем изумрудов. И в глазах ее, блестящих живой мыслью, вспыхивают синие искры чудесных воспоминаний… Автор　

I. Верблюды остановились

Четыре наших верблюда стояли, в недоумении поворачивая высоко поднятые головы. Сошли с коней суровый Мердан, джигит-афганец и переводчик Курбан и остановились возле верблюдов, сбивая плеткой соленую пыль с сапог. Проводник, взятый из последнего персидского селения, сидел на корточках и чертил веткой гребенщика по мягкой, как зола, солончаковой почве.

Мы перевели коней на рысь и подъехали к нашему маленькому каравану. Профессор Хантингтон^[21]), который всегда вспыхивал, как ракета, стал кричать мне, погоняя своего маленького хивинского иноходца:

— Проводник, наверное, обманщик! Взялся провести нас до Кяфиркалы, уверяя, что знает дорогу, а оказался обычным восточным лгуном. Ничего не знает… Что мы будем делать? На вашей сорокакилометровой карте ничего не понять. Города показываются там, где они не намечены, а нужных городов не появляется. На американских картах этого не бывает…

Когда маленький профессор сердился, он всегда уверял, что в Америке все лучше.

— В чем дело, Курбан? Почему вы стоите?

— Вот этот человек говорит… — засмеялся по своей привычке Курбан, скаля ослепительные зубы и забрав глаза во множество морщинок, — этот человек говорит, что здесь три дороги, и все три плохие. Если хорошо заплатите, то он пойдет дальше, а не заплатите, повернет домой.

Хэнтингтон, вспомнив, что он сын набожного квакерского пастора, стал еще пуще горячиться и выпаливать множество слов, которые Курбан едва ли понимал:

— Скажи этому несчастному обманщику, что если он договорился, если он дал слово, то, как порядочный, честный гражданин, он должен это слово исполнить! Американская пословица говорит: «Один человек — это одно слово, а не два слова». У нас в Америке…

Я прервал его:

— Позвольте, дорогой Хэнтингтон! Все дело в каких-нибудь десяти лишних кранах^[22]). Дадим ему их и двинемся дальше…

— Они, понимаете, они… — (профессор подразумевал под словом «они» всех восточных людей, в противоположность культурным «белым»; к восточным он в душе причислял и меня — «московита»). — Они, — задыхался Хэнтингтон, — будут над нами смеяться. Вся равнина от Зюльфагара^[23]) до Индии будет через три дня знать, что мы дураки, которых всякий может обмануть. Скажи ему, что он, как американцы говорят, хэмбог — надувальщик!

Курбан снова смущенно засмеялся. Оттянув челюсть вниз и скосив глаза на кончик носа, он сказал:

— Слушаю, американ бояр-ага^[24]).

И он стал что-то говорить проводнику, равнодушно сидевшему на пятках. Курбан указывал плеткой и на меня, и на американца, и на джигитов. Он проводил руками по бороде, указывал на небо и на землю и, наконец, ткнул плеткой в живот вздрогнувшему верблюду. Проводник ответил по-персидски одной фразой. Курбан захихикал и согнулся, деликатно почесывая спину:

— Он большой нахал!

— Так что же он говорит?

Курбан снова хихикнул. Хэнтингтон погрозил проводнику своей маленькой рукой и прошипел, делая свирепое лицо:

— Хэмбог! Ты — хэмбог! — и, угрожая плеткой, стал надвигать крошечного иноходца на огромного, неповоротливого, как верблюд, горного крестьянина.

Мердан, желая предотвратить катастрофу, вмешался:

— Американ бояр! Ты его не бей! Не надо бить. Он убежит, и тогда мы пропали. Он просит, извините пожалуйста, еще десять кранов и немного териака^[25]): он териакеш и иначе итти не может; у него курсок^[26]) плохой…

— Ол-райт. Мы дадим ему еще десять кранов и териак. Но знает он дорогу?

Курбан переспросил проводника, провел руками по бороде и сказал:

— Он очень даже знает, только здесь есть три дороги, и все три плохие. Колодца нет, травы нет, карапшик^[27]) много. Лучше, говорит, поедем домой, он нам плов делать будет.

Мы двинулись дальше по седой солонцеватой пустыне.

II. Огонек в степи

Мы шли до темноты, однако, не встретили ничего похожего на ручеек или колодец. Полузасохшие стебли ползучих растений с соленым кристаллическим налетом на ветках наводили уныние. Нередко попадались следы диких ослов. Мердан показал нам на горизонте несколько точек, едва заметных в дрожащем воздухе. Это были дикие ослы, а может быть, куланы^[28]). Мы с трудом разглядели в цейсовский бинокль их желтые спины с черными полосами на хребтах. Животные вскоре скрылись за холмами.