Honeycomb (СИ)

– Я не знаю. Насчет последнего – я бы скорее просто не понял шутки, или, исторически говоря, я и есть шутка. А насчет первого… Мне кажется, я никогда не был в ситуации, когда кричали не на меня.

Ее лицо немного смягчилось. Она протянула руку и убрала несколько прядей волос со лба Бена.

– Кажется, у нас противоположные проблемы. Ты – ходячая мишень, а я невидимка.

Бен сжал ее ладонь в своей. Он никогда не был хорош в том, чтобы показать любовь, вообще в общении, ему трудно было сказать, насколько он ее ценил и сочувствовал ее трудной жизни, которая была до тех пор, пока они не съехались. Однажды он скажет ей, как сильно она изменила его жизнь; он надеется, она уже об этом знает, потому что он так и не набрался смелости.

– Я тебя вижу, – он ответил вместо этого.

Рей улыбнулась, показывая тот свет, который был спрятан в ней специально для Бена.

– Я бы никогда не сделала тебе больно.

========== Глава 4 ==========

Иногда Бен все же делал необходимые дыхательные упражнения. Время от времени. Например, когда сидел со скрещенными ногами перед ноутбуком и ждал звонка. Он уже стянул футболку, а также надел новые трусы. Он даже в душ сходил, побрился и волосы высушил.

( – Ооо, как очаровательно, – сказала Рей, зайдя в ванную, где Бен мазался увлажняющим кремом. Он внезапно заметил круги под глазами, которых раньше не видел, впрочем, даже если бы он и видел, все равно не стал бы ничего делать.)

Обычно его появление не было чем-то удивительным, чаще всего это было просто сплошной неудачей, причем вне зависимости, делал он что-то с собой или нет. Но Хакс каким-то чудом считал его привлекательным. Это поднимало настроение. И придавало уверенности.

В тот момент, когда часы показали восемь вечера, зазвонил Скайп. Бен не хотел показаться слишком нетерпеливым, поэтому сначала досчитал до пяти и лишь после ответил. Как и раньше на аватарке у Хакса ничего не стояло, а микрофон был выключен. Зато он печатал:

Уже на шаг впереди, как я вижу.

Бен нервно засмеялся и запустил пальцы в волосы. Лицо уже начало гореть, стоило ему подумать о том, что произошло в прошлый раз. А ведь он встретился (в смысле разговора) с Хаксом так скоро после того раза.

– Да, у нас только полчаса. Я думал, что стоит ускорить процесс.

Сегодня не полчаса. Столько, сколько ты пожелаешь.

– О. Тогда какой… гм… план?

Никакого. Я бы хотел узнать тебя получше.

Бен бессознательно прикрылся, почесывая плечо. Уверенность куда-то сразу подевалась. Может, Хакс все-таки не считал Бена таким уж красивым, как он начал думать, может, ему настолько скучно, что он не хочет, чтобы он снова что-то делал перед камерой.

О, перестань. Сколько раз тебе нужно говорить о том, что ты великолепный?

У Бена покраснели уши.

– Нисколько, в общем-то. Мне обычно это не говорят.

Я ненавижу повторять то, что уже говорил. Не заставляй меня искать синонимы к слову «красивый».

Бен просто не знал, что ответить на это. Он ничего не мог поделать со своим смущением и застенчивостью, как и ничего не мог сказать о том, делал ли Хакс ему сейчас комплимент, или же унижал его, или же и то, и другое одновременно. Это вряд ли бы стало причиной того, что он бы начал лучше относиться к своей внешности в итоге.

Бен, поверь мне, когда я говорю, что ты – один из самых эстетически приятных людей, которых я когда-либо видел. Я, конечно, не могу говорить за всех остальных, хотя они, по большей части, просто идиоты.

Бен опустил голову и улыбнулся.

– Так это не потому, что…

Это потому что мне пока достаточно впечатлений от той последней встречи, и вместо того, чтобы отменить совсем этот звонок, я хочу просто поговорить.

– Поговорить.

Да, поговорить. Если конкретнее, то ты будешь говорить, а я слушать и писать.

Бен не сдержался и выпалил:

– Почему вы предпочитаете печатать? – и тут же пожалел об этом. Это вообще его не касалось, а казаться назойливым тоже не хотелось, когда Хакс твердо дал понять, что ему так удобнее.

Я задам ответный вопрос: в твоем идеальном мире какой вид общения тебе больше был бы по душе?

Бен задумался.

– В идеальном мире мне бы вообще не пришлось ни с кем общаться. Общество – это рой пчел, работающий над одной общей идеей. Коммуникация не несет никакой цели, она – порождение биологического хаоса, – Бен посмотрел вниз и запустил пальцы в плед, который связала ему бабушка, когда он был совсем маленьким. – Но такие мысли чаще всего ведут к экзистенциальному кризису, поэтому я стараюсь об этом не задумываться.

Забавное замечание. Я запомню. И могу сказать, что считаю написанное слово вторым из самых искренних способов описания себя. И пока многие думают, что самый лучший способ узнать друг друга – это поговорить с глазу на глаз, я больше увижу в чужом сознании с помощью ручки и бумаги, нолей и единиц.

– А какой же самый искренний способ описания себя?

Если кратко, то прикосновение.

– Как так?

По тому, как моя кожа касается твоей, можно запросто узнать о моих намерениях относительно тебя. По тому, как я ласково запущу пальцы в твои волосы или с силой дерну их вперед, чтобы ты полностью принял в рот мой член. Действие, реакция. Толкнуть, оттолкнуться. Слова можно проигнорировать, но ты никак не спрячешься от силы удара по щеке моей ладонью.

Бен сглотнул с трудом.

– Это… интересная идея.

Которая, я надеюсь, покажется тебе привлекательной.

– Да… да. Совершенно точно привлекательной.

Могу я задать личный вопрос?

Бен откашлялся и осторожно поправил член в трусах.

– Конечно.

Эти жетоны, что ты носишь. Я не думал, что ты уже служил в армии.

Бен посмотрел вниз и подцепил пальцами жетоны, внезапно подумав о том, что он еще никогда их не снимал.

– Это жетоны моего деда. Он умер восемь лет назад и оставил их мне. У него было не так много денег или каких-то других подобных вещей, но он оставил для каждого из нас что-то свое.

Мне жаль слышать о его смерти. Что ты имел в виду, говоря «для каждого из нас»?

– Ну, Рей. Я говорил вам о ней. Отец Рей – Люк, мой дядя. И моя мама, сестра Люка.

А что насчет твоего отца?

Бен пожал плечами, не выпуская жетонов из рук.

– Ему больше нет места на семейной фотографии.

Почему?

Бен невесело рассмеялся.

– Это вроде как длинная история.

Можешь рассказать.

– Я даже своему психологу не рассказывал, – он тут же почувствовал себя глупо, признавшись, что у него есть психолог, не говоря уж о той куче врачей, к которым он ходит ежемесячно.

Как пожелаешь.

– Нет, в смысле… – Бен сделал глубокий вдох. Это всегда было просто глупой историей, но он понял, что так или иначе ищет одобрения Хакса, хочет, чтобы он узнал о том, какой Бен на самом деле. Он должен знать, кого получает, если Бен все же пройдет испытательный срок. Поэтому он продолжил.

– Рей родилась, когда мне было три. В Америке. Но Мара, моя тетя, не хотела, чтобы она росла здесь, поэтому они переехали обратно в Британию с условием, что Рей будет проводить каждое лето с Люком здесь, в доме моих родителей. Моя мама была директором школы и городского совета. Отец был водителем грузовика. Через несколько лет после смерти деда начались мои, – Бен показал пальцами кавычки в воздухе, – «проблемы с поведением», судя по тому, что написано у меня в деле.

Бен подождал ответа от Хакса, но уведомление о том, что он печатает, так и не появилось, поэтому он просто понадеялся, что мужчина все еще здесь, и продолжил.

– В то время, пока я скатывался, Рей занималась балетом. И была чертовски в этом хороша, в пятнадцать даже пошла в специальную школу, где этому учили. Она собиралась стать профессиональной балериной. И у нее больше не было времени для летних визитов.

– Мне было девятнадцать. Я только-только закончил школу, работы у меня не было, да я и не хотел работать. У меня не было никакого желания поступать в колледж, а мать запретила мне идти в армию. Она тогда собиралась баллотироваться в Сенат и была так занята своей кампанией, что разрешила мне остаться жить вместе с ней на том условии, что я буду выполнять всю работу по дому. Я разгреб подвал и превратил его в свою квартирку.