Весенние забавы в Ривенделле (СИ)

— Толстокожая скотина! — взвизгнул Эрестор. — Вы думаете только о еде и… о совокуплении!

Глорфиндель растерянно приподнял светлые брови.

— Ну что ты, Эрик, вот об этом совукульпе… совокопле… в общем, я точно никогда не думал — я даже не знаю, что это за штука такая, — пробормотал он.

— …А потом, вернувшись сюда, вы не только не постарались загладить свою вину, — продолжал накручивать себя Эрестор, не слушая Глорфинделя, — а напротив — сразу же бросились изменять мне! Да еще с кем, с неотесанным орком! — взгляд Эрестора упал на объеденного кабанчика. — И с кабанчиком! — зачем-то добавил он обвиняющим тоном.

Глорфиндель развел руками.

— Не пойму я, отчего ты так разъярился, Эрик, — сказал он. — Ну, подрочили с приятелем друг другу — что за беда? Это же так, забава, — а тебя я люблю…

— Ах, забава?! Забава?! Наверное, для вас и то, что было между нами, — тоже просто забава?! — вскинулся Эрестор — и бросился на Глорфинделя с кулачками. — Ненавижу! Ненавижу вас, ненавижу! — кричал он, остервенело колотя Глорфинделя по широкой груди.

При виде того, как этот странный припадочный эльф (как Больг называл про себя Эрестора) дерется с дядей Глори, Больг не на шутку заволновался. Неужели этот глупый эльф не понимает, что дядя Глори может запросто свернуть ему шею, как куренку? Каким же надо быть глупцом, чтобы полезть в драку с противником, который во много раз сильнее тебя! Больг почувствовал, что должен вмешаться. Нельзя допустить смертоубийство в таком прекрасном месте, как Ривенделл! А то, когда дядя Глори свернет глупому эльфу шею, бедный добрый дядя Элли точно очень расстроится. Конечно, Больг считал Элронда (впрочем, как и всех остальных эльфов, кроме Глорфинделя и Трандуила) довольно-таки бестолковым существом. Но зато дядя Элли умел готовить столько всяких вкусных штук — а значит, не был совсем уж бесполезным. Поэтому Больг не хотел, чтобы тот печалился по пустякам.

— Дядя Глори хороший, — начал уговаривать Больг, пытаясь разнять Глорфинделя и Эрестора. — Дядя Глори, идем! — Больг потянул Глорфинделя за руку, пытаясь отцепить его от приставучего эльфа — но Эрестор, к огорчению Больга, никак не желал отцепляться.

— Мужлан! Грубиян! Развратник! — вопил он, влепляя Глорфинделю пощечины — невысокому Эрестору всякий раз приходилось подпрыгивать, чтобы дотянуться до Глорфинделева лица. — Похотливый! кобель!

Больга это очень расстраивало. Он не понимал, что именно выкрикивает Эрестор, но догадывался, что наглый мелкорослый эльф без зазрения совести обзывает уважаемого всеми дядю Глори.

— Дядя Глори, идем, — снова позвал Больг. Он хотел сказать Глорфинделю, что тому не следует принимать близко к сердцу оскорбления этого взбесившегося эльфа, — но, увы, Больг не знал, как это сказать по-эльфийски. Поэтому он прогудел просто: — Плюнь! — и сделал еще одну попытку оттащить Глорфинделя от Эрестора.

Но Глорфиндель отчего-то воспротивился.

— Иди уже, Больг, — простонал он (Эрестор как раз выдернул у него прядь волос). — Это наше с Эриком дело… Иди, Больг… Иди к Элронду.

Больг с огорчением покачал большой головой. Он понял, что смертоубийства не миновать и ничем здесь не поможешь. Повернувшись, Больг побрел прочь. Задумчиво выковыривая застрявшие в зубах кусочки мяса, он размышлял о том, какой же все-таки бестолковый народ эти эльфы.

А Глорфиндель тем временем схватил Эрестора в охапку и легко, почти без усилия, повалил на стол.

— Ну, хватит тебе, Эрик, — урезонивал он разбушевавшегося возлюбленного. — Ты же только ручки об меня отобьешь. Вон, гляди, уже покраснели. Если ты хотел, чтобы я не шел на пикник, а с тобой остался, то так бы и сказал. Зачем же дверь перед носом захлопывать? Ну, полно серчать, давай мириться, — укладывая Эрестора на стол, Глорфиндель случайно прижался еще не опавшим членом к его ягодицам и вдруг почувствовал, насколько сильно любит своего злюку. Он так и сказал: — Я ж люблю тебя, хоть ты и злюка! Неужто не ясно?

Но Эрестор, распалившись, никак не мог успокоиться. Он бился в объятиях Глорфинделя, ругал его «мужланом» и отчаянно брыкался. В конце концов, пару раз чувствительно получив по голой ноге острым каблучком, Глорфиндель потерял терпение.

— Да что ж ты за зараза такая, Эрик! — выпалил он в сердцах. Подхватив с пола свой ремень, он сноровисто связал Эрестору руки, как, бывало, связывал в прежние времена пленных орков. — Я к тебе со всей душой… А ты… — приговаривал Глорфиндель, стаскивая с Эрестора штаны. — А, что с тобой разговаривать! Любишь ты меня помучить — ну, так теперь мой черед настал.

Резко выдернув узкий плетеный ремешок из штанов Эрестора, Глорфиндель сложил ремешок пополам и с размаху хлестнул Эрестора по обнаженным ягодицам. Эрестор, не ожидавший такого поворота событий, вскрикнул и даже прервал поток обвинений. На его ягодицах вздулась тонкая алая полоска. Глорфиндель, вспомнив, как порол провинившихся воинов, снова хлестнул Эрестора — а потом снова, и снова, и снова, всхлипывая: — Люблю я тебя, люблю, змеюка ты этакая!..

Эрестор подозрительно затих. Он ахал, постанывал и вздрагивал, когда Глорфиндель опускал ремешок на его зад, но отчего-то больше не возмущался. Эта необычная перемена насторожила Глорфинделя. Он замер, занеся руку с ремешком, и, моргая от навернувшихся слез, с удивлением посмотрел на ягодицы Эрестора, покрасневшие от ударов. Глорфиндель, ужаснувшись, выронил ремешок.

— Всеблагие Валар, — выдохнул он, рухнув на колени. — Что я наделал? Эрик, Эрик, любушка моя, прости… И что на меня нашло… Как же я мог так… с тобой… — Глорфиндель, не зная, чем загладить свою вину, прижался лицом к заду Эрестора. Покрывая поцелуями его ягодицы, он бормотал: — Такого больше не повторится, клянусь, я никогда больше… Не понимаю, что со мной было… — Глорфиндель вдруг почувствовал, как тонкокостное тело Эрестора затрепетало и напряглось, а потом обмякло. — О, прости меня, Эрик! — воскликнул Глорфиндель. — Эрик… Почему ты не отвечаешь? Эрик!

Вконец перепугавшись, Глорфиндель перевернул Эрестора на спину, склонился над ним… и не поверил своим глазам. Эрестор лежал, прерывисто дыша, на губах его блуждала удовлетворенная улыбка, а член был мокрым от спермы.

— Глорфиндель, ты чудо, — проворковал Эрестор. — Как ты узнал, что мне нравятся такие наслаждения? — приподняв голову, он подарил оторопевшему Глорфинделю долгий страстный поцелуй.

Глорфиндель схватился за сердце.

— Ну ты и язва, Эрик, — охнул он. — Я-то думал, что ненароком зашиб тебя, уже сам следом помирать было собрался — вся жизнь перед глазами пролетела… А ты, значит, наслаждаешься, кровопийца?! — и Глорфиндель, выхватив у кабанчика яблоко, с размаху сунул это яблоко Эрестору в зубы.

========== 5. Весенняя гроза ==========

На берег реки опустились мягкие весенние сумерки. К вечеру поднялся ветер, шумели абрикосовые деревца и камыши, трепетала высокая трава. По небу плыли облака. Пахло зеленью и водой, цветами и пряными ароматами Элрондовой стряпни. Низко пролетая над землей, носились птицы.

Эльфы и хоббиты, собравшись у клетчатого покрывала, пили шиповниковый чай со сладкими творожными пирогами и джемом. Вечернее умиротворение царило среди них. Глорфиндель и Эрестор праздновали свое примирение, сидя в сторонке с бутылью молодого вина и подносом, полным разнообразных пирожных. Больг мечтательно ухмылялся, обнимаясь с горшочками с мазью — один горшочек Больг опустошил по дороге, но осталось еще целых три. Элладан и Элрохир, так и не успевшие подремать в гамаках, позевывали и клевали носом. Элронд суетился вокруг покрывала, то подкладывая Эрестору еще пирожных, то отрезая для Леголаса кусочек пирога — там, где побольше начинки, то накладывая близнецам взбитых сливок.

Один только Линдир не уплетал за обе щеки — во-первых, он всё еще доводил до совершенства свою новую песню, а во-вторых, наелся неспелых абрикосов в рощице. Элронд поглядывал на него с опаской: что, если менестрель вздумает петь о том, что случилось между ними в абрикосовой рощице? Элронда бросало в дрожь при мысли, как Линдир назовет его достоинство на этот раз — уж не сочным ли абрикосом? Элронд нервничал — и оттого суетился еще больше.