Аромат лимонной мяты. Книга первая (СИ)

Несмотря на раннее утро выходного дня, библиотекарь была на посту. Обложившись книгами со всех сторон, она, видимо, составляла какую-то сводную опись. Мадам Пинс внимательно осматривала книги, что-то записывала и раскладывала их по стопкам в одной ей только ведомом порядке.

Перси пристроил свои вещи рядом с одним из столов и направился в отдел справочной литературы. Спустя полчаса ошарашенная мадам Пинс наблюдала, как Уизли-младший, судя по всему, скоропостижно увлекшийся зельеварением, тащит к столу тяжеленные справочники по зельям и подборку специальных журналов, придерживая верхний том подбородком и согнувшись в три погибели.

Аккуратно разложив книги на столе, Перси вздохнул, оглядел все это богатство, с некоторой тоской прикидывая время, которое ему потребуется, чтобы изучать вопрос и, взяв в руки первый том, погрузился в чтение.

Ближе к вечеру Перси отложил справочник и на мгновение прикрыл глаза. Что ж, что-то начинало вытанцовываться. И, похоже, ментальная магия была здесь ни при чем. А вот зелья, даже очень. Судя по симптомам, которые Перси имел „счастье“ наблюдать, это могло быть зелье доверия.

В книге была интересная сноска. Любой человек подсознательно делит окружающий мир на своих и чужих. Свои — это люди, относящиеся к той же социальной группе. Не важно, что отличает эту группу: цвет кожи или галстука и эмблемы на мантии или взгляды на жизнь. „Свой“ является „хорошим“ по определению, а „чужой“ — если не враг, то человек, внушающий опасение. Со своими надо дружить, от чужих держаться на расстоянии.

После приема этого зелья, даже в самой слабой концентрации, доверие к „своим“ возрастает. Любой их негативный поступок воспринимается как вполне себе извинительный. И все бы неплохо, но дополнительным бонусом становится усиление неприязни к „чужакам“.

А самое главное, если в стане „врагов“ вольно или невольно оказывается человек, к которому выпивший подобное зелье изначально испытывал положительные чувства: родственник или объект влечения — неприязнь растет в геометрической прогрессии, вплоть до ненависти. Ведь, с точки зрения выпившего зелье, в данном случае принадлежность к „чужим“ становится предательством.

«Получается, Билл и Чарли вызверились, потому что я, их брат, заговорил о запретном. Предал. Стал „чужим“. А Оливер, — Перси глубоко задумался, — похоже, запал на Эванс еще в поезде. Поэтому и на распределение ее отреагировал в высшей степени неадекватно, успешно себя накрутил, придумал весьма связный бред, благополучно в него поверил и при первой возможности вывалил на нее. Интересно, где они ухитрились напиться этой гадости?»

Перси похолодел. Ему в голову пришла кошмарная мысль: подобное могло произойти только за праздничным столом. Ведь сначала Вуд воспринял распределение Эванс вполне спокойно, а завелся только после ужина.

А сама Эванс? Перси пытался сопоставить поведение Мелиссы в поезде с тем, что он видел последние два дня. Нет, нельзя сказать, что что-то изменилось. Она кивала ему, оскорблениями не сыпала. Может, все по-прежнему? Да, он и не знает ее насколько хорошо. В любом случае, надо с ней поговорить! И предупредить: и о зельях, и о завихрениях Вуда.

***

Мелисса стояла под душем, отмокая после насыщенного дня, пытаясь смыть с себя усталость и головную боль.

После встречи с Боргином в висок, казалось, забили гвоздь: нервный старик фактически изнасиловал ее мозг, буквально впихивая в него картинки со своими воспоминаниями. Что самое странное: он не взламывал ее ментальную защиту, он не пытался считать ее мысли и эмоции. Он просто транслировал. Как радиоприемник, включенный на полную громкость. Нет, никто не спорит, что для нее это было очень полезно и выгодно. Но что же это за феномен такой?

Девочка взмахом руки сделала воду погорячее и подставила лоб под струю, стараясь не двигать головой и ни о чем не думать. Удавалось плохо. В полный рост встал вопрос: Боргин уже доложил Дамблдору о визите в его лавку мальчика, похожего на Темного Лорда, или ему не к спеху?

Нет, бред и паранойя! С какой стати Боргину кому-то докладывать, а тем более директору? Но тонкий голосок внутри зудел на одной ноте, как комар: „Да стучит он. Однозначно. Как дятел. Либо аврорату, либо Дамблдору. Или ты думаешь, ему за красивые глаза позволили после победы Света держать лавку, торгующую темными артефактами, проклятыми вещами и запрещенными ингредиентами и книгами? Нет! Он — показательная, официально разрешенная тьма, тщательно взятая на карандаш. Впрочем, как и любой торговец в Лютном, торгующий сомнительными вещами не из-под полы, а в магазине с вывеской“.

Это было логично. Свет победил. Но при этом они допускают существование подобного рассадника. Для чего? Да чтобы банально всех пересчитать. Все так называемые „отбросы“ собраны в одном месте. Любители темных искусств в любом случае придут в Лютный, если им понадобится что-то купить или продать. Торговцы и трактирщики периодически стучат в аврорат, а за это им позволено продолжать свою не особо законную деятельность. А авроры храбро реагируют на сигналы, периодически устраивая рейды и облавы. И все довольны: и обыватели, и криминал, и власть.

„И все-таки он сливает информацию именно директору. Только у нас слезы феникса высочайшего качества! Единственный официальный дилер! Баш на баш!“

Мелисса вернулась в комнату и начала одеваться, понимая, что в общей гостиной показаться все-таки надо. Ее не было целый день, а записка на двери, сообщающая о мигрени, отмазка далеко не абсолютная.

Высушив голову заклинанием и приведя себя в порядок, Мелисса бросила взгляд в зеркало и поспешила в общую гостиную. Приятели-первокурсники заняли несколько кресел недалеко от камина и тихо переговаривались. Заметив ее, Селина, сидящая на диване, чуть сдвинулась.

– Ну, как ты? — поинтересовалась она, когда Мелисса села рядом. — Голова прошла?

– Более-менее, — ответила девочка. — Что я пропустила?

– Кроме обеда и ужина? Уничтожение коробки шоколадных лягушек, бурное обсуждение последнего матча Холихедских гарпий и спор наших добрых знакомых, Люциана и Теренса, по поводу того, кто из них лучший шахматист, — Роули указал рукой на хмурых мальчиков, сидящих в соседних креслах. — Истина в споре не родилась.

Боул и Хиггс хмыкнули и показательно отвернулись друг от друга. Мелисса же, улыбнувшись, снова посмотрела на Роули, ожидая продолжения.

– Еще нам пришли наши колечки, — ребята дружно помахали ладонями в воздухе, демонстрируя надетые артефакты. — Кстати, мы промахнулись с ценой. Они оказались дешевле и нам в качестве бонуса прислали еще одно такое же. Итак, наша прибыль составила пять галлеонов, леди и джентльмены!

Торфинн с серьезнейшим видом пожал всем руки, словно поздравляя с такой немыслимой удачей, и продолжил импровизированный доклад.

– Староста просила тебе передать, что твоя отработка в зельеварнях на выходных отменяется. Декана нет в школе.

„А вот это весьма удачно!“ — подумала девочка, вспомнив о кипе свитков и книг, полученных от Боргина.

– И наконец, тебя судорожно искал Уизли. Не нашел и просил передать, что жаждет и страждет.

Тут они вчетвером уставились на Мелиссу, словно требуя объяснений.

– Давайте по порядку. Господа Ласкер и Капабланка(2), в чем собственно проблема? Не пробовали сыграть партию-другую, чтобы выяснить, кто круче?

– Именно это они и сделали, — засмеялась Селвин. — Хиггс проиграл, но в проигрыше оказалась виновата древность рода Боулов.

– Брр, — Мелисса затрясла головой. — А попроще?

– Волшебные шахматы — живые. Род Люца древнее, закономерно, что он выигрывает. Считается, что чем больше матчей провели фигуры, тем они опытнее. Они играют сами, им и игрок-то не особо нужен, — пояснил Хиггс.

– И у кого это считается? — возмутился Боул. — У тех, кто играть не умеет? А выигрываю я потому, что лучший!

Роули и Селвин закатили глаза и дружно простонали.

– Опять. Это никогда не закончится.

– Ну, почему же, — усмехнулась Мелисса. — Пусть сыграют несколько партий на время, как на чемпионате. И вопрос будет решен. Кто победит, тот и крут. А чтобы исключить все возможные споры играть будете магловскими фигурами. Они к игроку не лезут.