Маска (И)

Я, не медля ни секунды, бросился за Хаято и Кеей, ведь, как и остальные, понимал, что ученик не стал бы игнорировать столь важное событие, как бой одного из его Хранителей. Вероятнее всего, с ним что-то случилось, а это было плохо. Не добавляло оптимизма и то, что улицы Намимори, по которым я бежал, были абсолютно пусты. В домах даже свет не горел, а оттого создавалось ощущение, что все живое вымерло в этом районе. И это оказалось почти правдой.

У самого дома Савад я стал ощущать уже едва заметное пламя Тумана, а чуть в стороне обнаружил кровавое пятно на одном из заборов. Пройдя еще несколько шагов, я увидел останки тел, превращенных в фарш. Эмблема, лишь чудом сохранившаяся на одежде одного из трупов, гласила «CEDEF». Люди Иемитсу, вероятно, приставленные для охраны его жены и сына, были безжалостно растерзаны, но тут же встал вопрос, что же случилось с самими Савада? Однако найти ответ на него мне помешал звонок телефона, на дисплее которого высветилось «Никчемный Дино».

— Реборн, у нас проблемы, — слишком серьезно сказал мой бывший ученик, а у меня почему-то похолодело в груди. — Со мной только что связался Шамал, по его словам Хаято и Кея нашли Тсуну раненого, и его состояние критическое.

Мое сердце ухнуло куда-то в пятки. Я уже и забыл это ощущение, и, если честно, надеялся больше никогда его не испытывать. Слова Дино не застали меня врасплох, но даже так выбили почву из-под ног. Мой ученик, этот никчемный Тсуна… сейчас, возможно, умирает… Я… Я должен был спасти его! В тот момент для меня было не важно, кто это сделал. Не важно, как. Не важно, почему. Мне было все не важно, пока я, не помня себя, бежал к дверям дома Савад.

Там меня встретил Кея с тонфа наперевес и горящим болью и отчаянием взглядом. Позади него Хаято спешно, но качественно, накладывал повязки на тело Тсуны. Оба парня были до ужаса бледными, а их руки дрожали — верно, они были слишком потрясены увиденным, чтобы контролировать свои эмоции. Даже мне стоило больших трудов сохранить подобие невозмутимости, ведь в первый момент, когда я увидел своего ученика, мне показалось, что мир потерял все краски. В луже собственной крови, израненный и бледный лежал Тсуна. Его ресницы слабо подрагивали, а грудь едва вздымалась. Недалеко от него валялось то, чем была проткнута его грудь, и невольно я подумал, как он вообще еще мог дышать?

Не знаю, как я выглядел со стороны в тот момент и, если честно, не хочу знать, но на деревянных ногах я подошел к Тсуне и присел рядом с ним. Мое сердце билось, как бешеное, дрожь рук едва удавалось сдержать, а перед глазами было только бледное лицо ученика. Мои мысли метались, как пчелы в растревоженном улье, но я все же смог сосредоточиться и начать вливать в тело Тсуны свое пламя Солнца.

Едва-едва я ощущал огонек его пламени Неба, но он был так слаб, что, казалось, еще секунда, и он погаснет. Осознание этого обрушилось на меня стремительным потоком, от которого по спине пробежал холодок. Перед внутренним взором, словно кинопленка, замелькали воспоминания. Я снова видел того пугливого мальчишку, который боялся даже маленькой соседской собачки, того неумеху в учебе и спорте, того вечно паникующего, но такого доброго, всепрощающего и яркого Тсунаеши. Я видел его боль и страх, но так же его невозможно теплую и солнечную улыбку, которую он дарил всем вокруг. Я видел его силу, кристально чистое пламя Неба, а теперь… А теперь я видел только раны и кровь.

Признаюсь хотя бы себе — в тот момент мне было страшно. На моих руках умирал Тсуна, а все, что я мог сделать — это пытаться поддержать его своим пламенем. Я чувствовал, как он слабеет с каждой секундой, но не мог с этим ничего сделать. Нечто темное, чужеродное мешало мне, не давало пламени полностью проникнуть в тело Тсуны и начать регенерацию. Те крупицы, каким это все же удавалось, едва ли могли хоть немного улучшить состояние ученика. Осознание собственной беспомощности больно резануло по сердцу, ведь я действительно мало чем мог помочь Тсуне. Но не мне одному было тяжело.

Хранителям ученика было не легче. Хаято и Кея молчаливыми тенями сидели возле меня, накладывая повязки на бесчисленные раны Тсунаеши. Их лица не выражали ничего, кроме боли. Пусть не физически, но они ощущали каждый синяк, каждый порез, каждый перелом, как свои собственные. Для них видеть своего босса в таком состоянии было тяжелым испытанием, а осознавать, что они не смогли защитить его — пыткой.

Это касалось и меня. Внешне я старался не показывать своих чувств, но внутри меня бушевала буря. Кто бы мог подумать, что я так привяжусь к этому карамельному чуду… К его улыбке, к смеху, к по-детски наивным глазам. До этого ужасного момента я до конца не осознавал глубину той связи, что была у нас, но теперь, видя окровавленное, едва дышащее тельце Тсуны, я наконец понял, насколько он дорог мне. Для меня он уже был не просто учеником, а тем, для кого я готов был перевернуть весь мир.

Поначалу меня в нем зацепила его невероятная схожесть с Луче — глаза Тсуны сияли так же, как у нее. От них обоих исходила необычная аура, которая внешне была спокойна и мягка, но в любой момент могла стать убийственной. Но это было лишь в начале нашего знакомства. Чем дольше я жил рядом с Тсуной, тем отчетливей понимал, насколько он силен и прекрасен своей душой. Со временем я стал замечать, что мои мысли, если они не заняты чем-то важным, крутились вокруг этого карамельного чуда, все чаще я ловил себя на том, что откровенно засматриваюсь на него.

Если бы Иемитсу узнал, какие мне порой снились сны с участием его сына, он прикопал бы меня под ближайшем деревом. И плевать бы он хотел, что мы друзья детства. Однако на мое счастье, он об этом даже не подозревал. Ровно, как и сам Тсуна, который, к слову, тоже проявлял интерес к моей персоне. Не заметить его любопытный, неосторожный взгляд было невозможно, но я специально делал вид, что это не так. Было забавно наблюдать за сменой эмоций на лице Тсуны, который даже не знал, что его прекрасно видно. Сначала он внимательно изучал мое тело с поистине невозмутимым видом, но затем начинал краснеть. Румянец, появляющийся сперва на скулах, распространялся дальше, охватывая щеки, и плавно перетекал на кончики ушей. Эмоции Тсуны, едва ли не «CapsLk-ом» написанные на лице, также заставляли умиляться. Догадаться о содержании его мыслей было очень просто, но от того не менее приятно.

Я нравился ему, быть может, даже больше, чем думал, но и он уже тогда был мне не безразличен. Однако понять и принять свои чувства я смог только в Какуе Ленде, после того, как увидел жуткие синяки на его теле, оставленные Наной и узнал правду об этой женщине. Но не это заставило мое сердце пропустить удар, и затем пуститься вскачь, а глаза Тсуны. В них плескалось море страха и затаенной боли, но по соседству с ними я увидел облегчение и надежду. Он не мог сам рассказать о том, кем на самом деле была его мать, Нана позаботилась об этом, запугав сына до полусмерти, однако он ждал и боялся, когда же кто-нибудь поймет все сам.

Этот хрупкий, слишком добрый и чересчур наивный паренек всего за пару месяцев сумел привязать меня к себе. Теперь я желал защитить его, оградить от трудностей и испытаний, хотя и понимал, что мне это едва ли удастся. За него слишком плотно взялась Вонгола, ведь она бы не отпустила наследника Примо. Тсуна слишком важен для нее, но методы, которые выбирал Девятый для его «тренировок», были слишком жестокими, даже по моим меркам. Уже и не знаю, сколько раз мне приходилось скрывать глаза полами шляпы, чтобы никто не увидел мое беспокойство, однако, когда я увидел окровавленное тело Тсуны, я уже ни о чем не думал.

Мой мир едва не рухнул. И хотя внешне я почти никак не проявил своих чувств, мне стоило больших трудов не сорваться на поиски этой сволочи, что посмела причинить моему Тсуне вред! В тот момент меня остановило только то, что без моего пламени Солнца, и без того едва действующего на тело ученика, он погибнет. Долгие часы операции, что заставили даже Шамала попотеть, прошли для меня, как в тумане. Я помню свои четкие приказы: вызвать Мукуро, извлечь яд из тела Тсуны, выставить охрану периметра… Но все слова, что срывались с губ, были механическими, продиктованными опытом, мыслями я был далек от всего происходящего. Наверное, это будет звучать странно и несвойственно мне, но в тот момент я думал лишь о том, смогу ли я когда-нибудь снова увидеть его улыбку…