My December (СИ)

Нет, ничего. Не считая того, что уже второй раз за три дня она позволяет себе не явиться на сборы, организованные МакГонагалл. Не потому, что не хочет. Из-за того лишь, что ее голову заполняют куда более важные мысли, чем какое-то очередное собрание, где будут обсуждать как правильно патрулировать школу.

Мерлин! Неужели она подумала о таком? Подумала, что что-то может быть важнее возложенных на неё обязанностей?

Малфой. А не простое “что-то”.

Ее съедала невероятная ярость за то, что Драко показался ей вчера раздавленным произошедшими событиями, подавленным. И всем его действиям можно дать только одно оправдание – он вымещал всю обиду и горечь. Но теперь Гермиона сомневалась в этом.

Как человек, который действительно был готов припечатать ее к стенке навсегда, смог прийти на собрание, которое проходило всего через полчаса после того? Это что, он привел себя в чувства, пришел в гостиную Слизерина, прочел письмо от профессора и побежал на коллективные сборы?

Неужели так было и это действительно произошло? Неужели он смог так быстро превратиться из неконтролируемого парня в спокойного ученика?

Или же…

Нет, а что, если он настолько ненавидел Грейнджер, что хотел причинить ей вред не из-за случая с его матерью? Он хотел увидеть ее страдания из-за того, что она грязнокровка, и ничего больше. Просто подвернулся удобный случай, и он воспользовался им.

Драко не сделал ей больно, лишь напугал. Немного припугнул словами, взглядом. Но отпустил в конце.

Отпустил же.

Почему? Он понял, что совершает ошибку? Понял, что Гермиона не заслуживает мучений? Или ему просто надоела эта “игра”?

Она склонялась к тому, что он сделал это потому, что она оставалась для него грязнокровкой, каждое прикосновение к которой вызывало ужас у Драко. Но, если рассматривать ситуацию с другой стороны, именно он первый дотронулся до нее. Именно он так напористо прижал её к двери своей ледяной рукой.

Он дотронулся до нее.

Этот жест вызвал непонятные эмоции. Страх, удивление. Но еще Гермиона почувствовала, что ей было приятно. Пусть ладонь Драко была холодной, а этим жестом он лишь прижал ее к двери, она испытала каплю того, что еще никогда не происходило с ней. Как будто даже стало немного приятно от того, что парень находился так близко. Какие глупости…

Сами мысли о том, что Драко мог затронуть то, что еще никому не удавалось, пугали. Раньше никогда она не рассматривала его как парня. Все в нем говорило, что Драко – аристократичная тварь. Трус, подонок.

Кто угодно, но не парень.

Голова Гермионы начинала кружиться, как только она снова вспомнила тот момент, когда тяжелая рука провела по линии ее талии. Пару секунд можно даже подумать, что это было нежное прикосновение, но ровно до того момента, как он впечатал ее в дверь. Пока не смотрел такими голодными, незнакомыми глазами. Пока его дыхание не смешалось со сквозняком, что приходил с улицы, морозил ее ноги.

Палочка.

Гермиона провела пальцами по тому месту, где древко коснулось её. Там был маленький синяк, до того сильно Драко вдавливал палочку тогда.

Гермиона слегка улыбнулась. Пусть Драко и вжимал ее в дверь, пусть угрожал, пусть с силой давил рукой на кости или неприятно проводил палочкой по коже. Пусть. Но он не причинил ей никакого вреда.

Она склонила голову, прикрывая волосами синяк. Если мальчики увидят его, то точно станут задавать вопросы, на которые Гермиона не хотела отвечать.

Посмотрев на часы, она поспешила вниз – оставалось всего двадцать минут до завтрака.

Она почти дошла до выхода, когда услышала знакомые голоса. Обладатели их смеялись, переговаривались между собой и шли довольно громко. Гермиона узнала их.

Медленно развернувшись, она увидела Драко. Он стоял, расправив плечи, держа ровную осанку. Его штаны и рубаха были идеально выглажены, а туфли начищены. Волосы прилизаны. Только пара непослушных волосинок спадала на глаза.

Как всегда. Только глаза красные и пустые.

— О, Грейнджер, — холодная ухмылка коснулась его лица.

Драко сделал это, как делал всегда. С презрением и прохладой. Он смотрел на нее как на простую грязнокровку. Словно вчера ничего не произошло.

— Малфой, — в ответ сказала она.

Ее голова немного склонилась вниз. Волосы закрывали половину лица, и Гермиона нетерпеливо убрала их, заправив за ухо.

— Что, — засмеялась подошедшая Пэнси, — снова забыла на собрание прийти?

Гермиона зло сверкнула глазами, поглядывая на Паркинсон. Кто вообще позволял открывать ей рот?

— Твоя дырявая голова снова позабыла, что есть школьные дела, Грейнджер?

Он говорил это, словно выплевывая слова. Произносил их так, будто это самое худшее, о чем он вообще мог подумать. Будто сами мысли о грязнокровке загрязняли его чистоту. Один только взгляд в ее сторону. Одна лишь остановка на ее ключицах, плечах, худых руках. На груди, что была еле видна из-под жилета. На тонкой талии, бедрах.

Куда ты вообще смотришь?

Он подозрительно поднял взгляд на ее лицо.

— У меня были дела, Малфой, — постаралась спокойно ответить Гермиона.

Но ничего не вышло. Голос дрогнул, потому что вся эта обстановка не позволяла ей расслабиться.

Пусть он отойдет. Пусть перестанет смотреть этим убью-на-месте взглядом.

— Что ты там промычала, грязнокровка?

Он выгнул бровь, сделав вид, что действительно не расслышал. Но до него и в первый раз дошли жалкие строчки.

Дела?

Какие это у Грейнджер были дела? Рыдала в туалете небось. Или снова засела за свои книги в библиотеке, зубря очередной предмет.

— У меня были дела, Малфой. Прочисти уши.

Более строго, поучительно. Более знакомые интонации для нее.

Гермиона снова смотрела на его подбородок, правильный овал лица. На скулы, нос. На секунду в его серые глаза, но моментально отвела взгляд, дрогнув всем телом.

— Оу… Представляете, — Драко повернулся к дружкам, словно разыгрывая представление. – У нашей Грейнджер появились дела.

Он смотрел на нее с чувством, что она так низко, в такой дыре. А он созерцает с горы, смеясь над ней.

Высмеивая.

Что бы ты делал без друзей, Малфой? Снова рыдал бы по своей мамочке? Снова кричал бы на Гермиону, бил бы руками по воздуху?

От чего?

От бессилия.

Почему он снова ведет себя так? Ведь вчера она пришла к нему на помощь. Она могла бы забыть все обиды и просто посочувствовать горю. Если потребовалось бы, то даже не раскрыла бы МакГонагалл то, где таится Малфой.

Но он не ценил этого. Ни сейчас, ни вчера.

Ни-ког-да.

Гермионе ужасно захотелось надавить на его больную точку. Теперь не только он знал ее слабые стороны. Теперь и она могла играть с ним, позоря перед друзьями. Давя на душу, при этом ехидно улыбаясь.

Так ты всегда делаешь, Драко?

— Представляешь, Малфой. У меня есть дела, в отличие от тебя. Я же не сижу одна в классе и не рыдаю, как некоторые.

Он смотрел. Долго и выжидающие. Пытаясь найти оправдание для себя, чтобы не выглядеть глупо перед друзьями.

Чтобы не выглядеть глупо из-за чертовой грязнокровки.

Драко сжал кулаки в карманах штанов. Его вена на шее вздулась, а стук сердца ускорился.

Что она, мать ее, только что сказала?

Он покосился в сторону Пэнси, которая стояла в паре сантиметров от него. Она удивлено переводила взгляд с него на грязнокровку.

Он пожирал Гермиону своими глазами. Замораживая на месте убийственным взглядом.

Я тебя сейчас, блять, на месте снесу.

Дура тупая.

Драко обдумывал в голове ответ, которой мог бы бросить в её сторону. Бросить так, чтобы ранить ее. Чтобы задеть ее долбаные чувства.

Он хотел поиграть на ее эмоциях так, как сейчас это делала Гермиона.

Как она вообще осмелилась раскрыть его секрет перед всеми? Что, было неясно, что это тайна? Что такому грязному рту, как её, недозволенно произносит подобное?

Что сказать?

Он молчал. Но она отчетливо видела в его взгляде ненависть. Такую, что она давила ее горло, сжимая тонкий узелок. Гермиона почти читала мысли о том, что ей придется ответить за свои слова.