Сorvum nigrum (СИ)

— Что это ты удумал, противный мальчишка? — раздался взвизг моей тетушки.

От неожиданности я вздрогнул и выронил топор, который, еще чуть-чуть, и воткнулся бы мне в ногу. По спине прошел холодок, а все тело покрылось мурашками.

— Я голоден, хочу поджарить мясо, — спокойно ответил я, глядя ей в глаза.

— Мясо он решил поджарить, посмотрите на него! — язвила вовсю моя тетя. — Это не для тебя, завтра приезжает Мардж. По этому случаю я решила зажарить лучший кусок телятины, который ты испортил.

— Прошу прощения, завтра я куплю новый, — поднимая топорик, ответил я, все еще стараясь сохранять спокойствие.

— Вот еще, дай сюда, живо! — тетушка принялась вырывать у меня из рук топор.

Я не стал препятствовать и отдал его, все-таки острые предметы не игрушка. Тетя выглядела слегка безумно, ну то есть больше, чем обычно. Я всматривался в ее лицо, а она продолжала сжимать в руках топор для мяса и выглядела немного угрожающе. Неплохо было бы ее расслабить как-нибудь, предложить чашку чая, рассказать анекдот или… Я резко оборвал себя и перестал перечислять варианты, потому как мне в голову пришла прекрасная, просто потрясающая идея, которая требовала немедленного ее выполнения. Я вынул свою палочку и направил на Петунию. Она задрожала, продолжая судорожно сжимать топор. Гневное выражение лица сменилось на непонимающе-затравленное, брови собрались «домиком», рот приоткрылся, нижняя губа дрожала. «Империо» — спокойно произнес я. Теплая волна прошла по моему телу и перелилась в палочку, а тетушка вмиг расслабилась, блаженно улыбаясь.

— Поджарь мне пару стейков, тетушка, — улыбаясь, попросил я.

— Конечно, милый Гарри, — улыбаясь, тетя принялась за подготовку мяса, а я поставил сковороду на огонь и налил в нее масла. — Ну что же ты Гарри, нужно было подождать, пока сковорода прогреется, малыш. Неужели ты так проголодался?

— Как волк, тетушка, — ставя бутылку на место, ответил я. Действительно, чего это я. Ну с кем не бывает, правда?

Было интересно за ней наблюдать. Неужели она не могла обращаться со мной так и раньше. Сейчас, под воздействием заклинания, она смотрит на меня с такой любовью и нежностью, что кажется, как будто всех этих лет не было. Она выглядит счастливой. Мы могли стать неплохой семьей. Я вполне мог бы ее полюбить как родную мать, но, к моему сожалению, наша жизнь сложилась по-другому.

— Сейчас, Гарри. Скоро все будет готово, — вытирая руки о кухонное полотенце, лепетала Петуния.

— Только сильно не прожаривай, тетушка, — попросил я.

Тетя склонна зажаривать мясо до хрустящей корочки, а я люблю, когда мякоть остается нежной, розоватой и сочной. На вкус и цвет…

— Конечно, милый мой, — она погладила меня по щеке, а затем принялась укладывать аккуратные куски мяса на сковороду.

Я наблюдал за этой картиной с великим удовольствием. От сковороды исходил просто божественный аромат. Из-за этого мой желудок издал звуки, похожие на песни кита в брачный период. Тетя засмеялась, я тоже. Со стороны все выглядело очень мило, но не для всех.

— Что тут происходит? — в кухню вошел мой дядя в домашнем халате с взъерошенными после душа волосами.

Его маленькие, поросячьи глазки бегали по комнате, затем с непониманием остановились на жене.

— Ах, Вернон, наш милый мальчик вернулся, — смешно пританцовывая, ответила Петуния и погладила меня по голове.

— Что ты несешь? — вглядываясь в ее глаза, спросил дядя. — Что с тобой?

— Дядюшка, — пропел я.

Когда он обернулся, в него тоже прилетело «Империо». Лицо его резко подобрело, на нем отпечаталась вполне искренняя улыбка.

— Гарри, рад тебя видеть, племянничек! — он схватил меня в свои крепкие руки и стиснул.

О, Господи! Ну и силища. Не хотел бы я испытать это еще раз. Сам виноват, нужно было соображать быстрее.

— Папа? — донеслось из дверного проема.

В нем, почти задевая косяки боками, стоял Дадли с бутылкой колы в руках.

Глупое выражение лица, присущее моему кузену, и сейчас оставалось точно таким, как и в прошлом году. Вот он — главный мой мучитель, стоит в дверях, словно ясно солнышко на горизонте, светя своим круглым пузом. Все детство мне доставалось от него и его дружков почем зря. Но теперь я уже не тот забитый и зашуганный мальчик, что раньше, теперь я могу за себя постоять. Я стиснул крепче палочку и уже был готов подвергнуть братца заклятию, но передумал. Для него у меня припасено более суровое наказание. Я нагнулся к самому уху дяди и шепнул ему пару фраз. После этого он обернулся к своему сыну и с трагическим выражением лица начал:

— Понимаешь Дадли, оказалось, что в роддоме произошла ошибка и наш настоящий сын вовсе не ты, а Гарри, так что ты переезжаешь в чулан под лестницей и срочно садишься на диету, так как при твоих нынешних габаритах тебе там будет тесновато. С этого дня мы не будем давать тебе ничего сладкого, печенного, жаренного и газированного. Только овощи, фрукты и злаки. Теперь обе комнаты наверху будут принадлежать Гарри. Мы больше не можем покупать тебе все, что ты хочешь. Все твои вещи мы отдадим в детский дом, а тебе купим другие, те, что с уценкой.

— Что? — тоненьким голосочком переспросил он, явно надеясь услышать, что все это просто глупая шутка.

Ведь всем известно, что родители не умеют смешно шутить.

— И машину на шестнадцатилетние ты не получишь. Короче говоря, теперь Гарри наш любимый сын и мы будем исполнять все его прихоти.

Тетушка все это время смотрела на своего сына и кивала, сложив руки на груди. Во взгляде ее читалась смесь разочарования и снисхождения.

— И еще Дадли, — начала говорить она, переворачивая куски мяса, — мы забираем тебя из Вонингс и переводим в школу святого Брутуса. Эта школа как раз для таких безнадежных детей как ты. Там тебя научат правилам поведения и повыбьют всю дурь. Компьютер, подаренный в честь окончания учебного года, теперь принадлежит Гарри. Я договорюсь с местным мясником и ты пойдешь к нему работать на это лето.

— Лучше договорись с мусорщиком, — вставил Вернон.

— Дядя, я думаю, что нельзя так сразу лишать Дадли не только его любимых вещей, но и родительской любви и заботы, — взял я слово и кузен с надеждой посмотрел на меня, прижимая к груди банку газировки. — Будет лучше, если вы вместе каждый день будите вставать в шесть утра и совершать часовую пробежку, после чего тетушка и Дадли вместе могут готовить мне завтрак и делать кое-какие дела по дому. А после работы вы все вместе можете готовить для меня ужин, делать массаж ног, уборку или заниматься стиркой, ну это уже на ваше усмотрение.

— Прекрасная идея! — хлопнув меня по спине, одобрил дядя Вернон.

— Папа! — вскрикнул Дадли, чуть не плача.

— Зови меня «сэр», — строго сказал дядя.

— Мама? — дрожащим голосом обратился он к Петунии.

— «Мэм», теперь я для тебя «мэм», — поучительно грозя пальцем, отозвалась она.

Вся эта ситуация меня очень забавляла. Выражение лица кузена невозможно передать словами, такое чувство, что он верит, что вот-вот проснется, но я-то знаю, что это не сон. О да, кузен, добро пожаловать в суровую реальность, которую для тебя подготовил твой покорный слуга, ну то есть я, конечно. Тебя ждет самое незабываемое лето в жизни, полное новых приключений и достижений. За каникулы я как раз научусь частичному стиранию памяти и впоследствии заменю все эти воспоминания на более правдоподобные. Например, на то, что все это время они провели в спортивном лагере или типа того. Со стороны мой поступок выглядит жестоко, но я лишь воздаю по заслугам и беру то, что мне не додали в детстве. С процентами. Была у меня мысль поубивать их всех к чертям, но это было бы слишком просто, они должны помучиться. Завтра я буду наблюдать, едя на новеньком скоростном велосипеде Дадли, как он и его жирный папаша пыхтят, переваливая свои жирные окорока вверх по улице и обратно. Надо еще убедить дядюшку, что холодный душ из шланга после пробежки самое то. Ну, а тетя?

— Тетушка, я ненавижу лаванду, — с интонацией капризного ребенка, произнес я.