Неосновной инстинкт (СИ)

- Мне грозит поправиться, по-твоему? – едва не выскочил из-под покрывала Гук, чтобы похвастаться подтянутым и жилистым телом, на котором не оседало ни капли подкожного жира, но вовремя вспомнил о ранах на плече и ноге. – Во мне сладкое очень хорошо усваивается, моментально переваривается.

- Пошли есть, я сварю кофе, - позвала она его, не подходя, хотя его взгляд молил о пощаде, любви и ласке.

- Я не тороплюсь в офис. Могу поехать туда к обеду, - выдал пункт капитуляции Ёнгук, вытянув руку вперед и похватав ей воздух, призывая, чтобы в его пальцах оказалась та, что упрямо не приближается. – Иди сюда.

- Иди завтракать, - строже сказала женщина, сделав шаг назад. Глаза адвоката почти наполнились слезами, сделавшись такими страдальческими, что ими можно было заменить взор Хатико, Симбы возле умирающего Муфасы, и котика из Шрека тоже. – Прекрати!

- Мне плохо… - уронил он лицо и прокряхтел. – Я умираю…

- Тебе надо было идти в артисты, - отвернулась Херин, хотя ей тяжело давалось моральное сопротивление.

- А тебе в прокуроры… никакого милосердия!

- Неужели я вижу бессильного перед чем-то Бан Ёнгука? – скрестив руки на груди, его супруга повернулась вновь.

- Я перед тобой всегда такой, - поднял он лицо, немного ожив. – Ты же знаешь, ты моя единственная слабость. И применять силу по отношению к тебе я не способен.

- Вот и отлично. Вставай и марш на кухню, - потопала она тапочкой, выманивая мужа с дивана.

- Один поцелуй! Для хорошего начала дня, - Гук замер в выжидающей позе. Херин прищурилась. – И я встану.

- Ладно! – взмахнула руками она и, подойдя, наклонилась к его щеке. Не дав завершиться её жесту, мужчина обхватил её вокруг талии и повалил на себя, жарко принялся покрывать поцелуями, утопая в рассыпавшихся по нему волосам и скользя ладонями по шелковому лиловому халатику. – Гук! Ну, перестань! – единожды воскликнув, Херин начала смеяться, стремительно сдаваясь и уступая. – Ты обещал встать!

- Я встаю… но не весь. Частями, постепенно, - прижимая к себе жену, он позволил ей лежать сверху, на нём, сливаясь в поцелуях, забывая о размолвках и условиях. Всё отходило на задний план, пока не зазвонил домашний телефон, буквально у них над ухом, поскольку трубка лежала на столе за спинкой дивана. Херин отвлеклась, приподнявшись. – Ой, не бери, а? Пусть себе звонят…

- Да мало ли кто там? – она быстро протянула руку и взяла телефон. – Алло? Привет, Хим. Да, дома. Не знаю, может, не слышит? – Гук понял, что до него не дозвонился брат, потому что звук он на ночь выключил, планируя на утро чудесный семейный досуг, во время которого никто не побеспокоит. И звук этот был отключен даже в том мобильном, на который звонили только золотые, а это вообще для него было так же невозможно, как перестать быть золотым. – Хорошо, уже даю. – трубка перешла в руку Ёнгуку и он, жалея, что не выдернул и этот провод, поздоровался с родственником.

- Чего там у тебя в такую рань?

- Я узнал всё о Полли Шелл, как ты и просил…

- Погоди, - осторожно выбравшись из-под супруги и замотавшись в покрывало, как в римскую тогу, прямо в нём и ушёл в кабинет, прикрыв за собой дверь, чтобы не вызывать подозрений странными разговорами. – И чего там?

- На её имя несколько раз были переведены неплохие суммы с частных, подставных счетов. Их открывали на время и, естественно, никто не сможет сказать, что за люди пользовались услугами банка, если они делали это по поддельным документам. Однако в её личной электронной почте я нашёл одно письмо, в котором она договорилась с собеседницей, ради безопасности, обсуждать всё в письменном виде по обычной, бумажной почте. Её визави была некая девушка из богатой молодёжи, дочь банкира и финансиста. Я поискал на неё материал – в шестнадцать лет ловили с марихуаной, позиционировала себя лесбиянкой до первых курсов университета, из которого вылетела на третьем. Сейчас ей двадцать три, отец подарил ей салон красоты, которым она занимается от нечего делать, поскольку деньгами обеспечена с лихвой. Последние полгода на тусовках не светится, но в интернете сидит часто. Творчество мисс Шелл – давнее увлечение. Фактически она читает её ещё с тех пор, как та была… как ты это называл? Фикрайтером.

- Так-так-так, - пробормотал Гук, плюхнувшись в кресло. – Стало быть, есть возможность, что и дорогу к славе ей дали вот такие «поклонники». Значит, скорее всего, они снабжают её средствами для того, чтобы она писала всю эту ересь… Она подгоняет им сценарии за деньги, описывая какую угодно гадость лишь бы удовлетворить их избалованные и извращенные вкусы. Итак, двое из этой компании уродов у нас есть. Сколько же их всего, интересно? Ладно, надо позвонить Джело с Опом, чтобы они последили за этой Шелл, и этой девкой тоже, за почтовыми отправлениями и перепиской писательницы с кем бы то ни было.

- Ладно, а я попробую через издательство узнать, имело ли место спонсорство в начале карьеры мисс Шелл. И если да, то кто именно делал за неё взносы. Наверняка это был один из этих состоятельных поклонников.

- Отлично, - Ёнгук потянулся за сигаретой из пачки, которая валялась в верхнем ящике стола. – Ты вообще спал после того, как я тебя разбудил ночью?

- Пока нет. Я в нашем лже-бункере.

- Тебя Шилла не загрызла ещё за такие выкидоны?

- Да нет, хотя всё меньше верит в мои вечные сказки… Я вот думаю, может сказать ей? Поймёт ли… А у тебя как?

- У меня атмосфера накаляется, - дверь кабинета открылась и, неся еду на подносе, вошла Херин, поджав губы, грозная, молчаливая и раздосадованная, она поставила перед мужем овощное рагу, курятину, горячие свежевыпеченные ею булочки и дымящийся кофе. – На горизонте тучи, - покосившись в окно, сказал в трубку Гук. – Как бы ни было урагана…

- Приятного аппетита, - сказала так, словно это было «выпей яда», Херин.

- Всё, до связи, пока! – быстро распрощался с Химчаном адвокат и вернулся к происходящему вокруг. – Ммм, какая вкуснятина! Я люблю тебя, котёнок ты мой, - приподнялся он, чтобы дотянуться через стол за поцелуем, но она показала ему спину и ушла, бросив с порога:

- Кексики тебе будут только по воскресеньям! И то, если они не выпадут на церковные праздники! – зная количество католических праздников в календаре, Ёнгук всерьёз насторожился.

* * *

Подъехав к ресторану восточной и европейской кухни, Айли вышла из такси, разглядывая фасад заведения, занимавшего два первых этажа здания. Всё было очень и очень представительно, красиво, со вкусом, по-азиатски и, в то же время, ориентировано на Америку. Улыбающаяся администратор, возможно китаянка, поприветствовала журналистку и поинтересовалась, заказывала ли она столик.

- Меня должен ждать Ёндже… Ю Ёндже, - добавила фамилию Айли, потому что фамильярность померещилась неловкой. Мгновенная вспышка изумления в глазах встречающей сменилась учтивостью и, поклонившись, она повела девушку внутрь, дальше и дальше, мимо элегантных столиков, журчащего фонтанчика между двумя залами: для курящих и не курящих, под лестницей, где вдоль всей стены висели акварели корейских художников, а потом по коридору, где украшением разместились репродукции гравюр Утагавы Куниёси, изображавшие сорок семь легендарных самураев. Айли задержалась бы, чтоб рассмотреть их, но не стала отставать от провожатой. Путь закончился в маленьком зальчике, поделённом на несколько кабинок, отгороженных друг от друга для ощущения уединенности. Девушку подвели к одной из них, за столом которой сидел Ёндже, поднявшийся при её появлении.