Зеркала и лица: Солнечный Зайчик (СИ)

Лили безотчетным жестом протянула к нему руку. Она осталась одиноко висеть в воздухе. Сев не сделал попытки её пожать.

– Ты придёшь ещё? – с тоскливой мольбой спросила она. – Или бросишь меня снова?

– Я не бросал тебя, Лили. Это ты предпочла моему обществу компанию Поттера.

– Нет!

– Иначе ты не пошла бы с ним в лес, не рисковала бы так глупо своей жизнью.

– Прости! Я больше не буду…

– Ты легко даешь обещания, Лили. И так же легко их нарушаешь.

– Давай забудем нашу размолвку?

– У нас не было с тобой размолвок, Лили, – покачал головой Северус. – Нечего забывать.

– Давай дружить снова, как раньше?

Черные глаза смотрели на девочку с насмешливой жалостью:

– Разве мы дружили?

Он словно ножом ударил. Словно окатил ледяной водой.

В пространстве совсем не осталось воздуха.

– Поправляйся, Лили. И не прыгай так бездумно за тем, кому этого вовсе не надо.

Северус ушел.

Босые ноги мерзли под прикосновением сквозняков.

Хотелось плакать, как тогда, когда она поссорилась с Петунией на перроне.

Хотелось плакать. Только слез не было.

Глава 27

Слизеринское серебро – гриффиндорское золото

В жарко натопленном лазарете было тихо. В окна вливался тусклый свет пасмурного дня, уже начавшего клониться к вечеру. Наконец–то хлынул ливень, и капли меланхолично стучали по стеклам, убаюкивая: «Спи, спи, спи». Если приподняться на локтях, можно прямо с постели увидеть верхушки деревьев в Запретном Лесу. Их нещадно трепало ветром, они раскачивались из стороны в сторону. Не успевшие спрятаться от ливня прохожие утратили четкость очертаний и казались отсюда, из окна, чуть размытыми кляксами.

Под потолком комнаты горели лампы. Было слышно, как миссис Вэл стучит своими склянками, готовя очередной состав. Пахло марлей и лекарствами.

Тело покоилось в тепле под пушистым ворохом одеял. А душа разрывалась от боли. Металась в беспокойным водовороте мыслей, колотилась о ребра вместе со взволнованным сердцем.

– Ну почему именно Малфой спас нам жизнь? – причитала Нарцисса.

– Какая разница? – безразлично откликнулась Лили, слишком погруженная в собственные переживания. – Главное, что удалось выбраться.

– Если бы можно было выбирать спасителя, Малфоя я бы выбрала в последнюю очередь, – покачала головой слизеринка. – Вернее, я бы вообще его в очередь не поставила.

– Боюсь, никто в Хогвартсе не поймёт твоей антипатии. Такой чистокровный, такой богатый, такой популярный Люциус Малфой, герой–любовник, а теперь ещё и просто – герой. Тебе лавров для него жалко? Заслуженных, между прочим.

– Люциус страшный человек. Да и Белла не лучше. Просто она моя сестра, и к её грехам я отношусь снисходительней.

– Нет на свете справедливости – да здравствуют родственные связи! Почему ты вообще о них заговорила? – Лили сощурилась. – В роковое плавание ты, случаем, не из–за этой парочки пустилась?

Заметив, как переменилась в лице Нарцисса, Лили отбросила иронию.

– Из–за них? Правда?! Ой, прости, я не хотела…

– Я пыталась убежать, – на бледных фарфоровых скулах вспыхнули две ярко–розовые полосы, – убежать от всего, что меня пугает и отвращает. Люциус Малфой и моя сестренка Белла занимают отнюдь не последнюю строчку в этом списке. Но, провалившись под лёд, я поняла, что смерть способна испугать посильней жизни, и малодушно позвала на помощь.

– Скажи лучше, холодная вода прояснила тебе мозги, – зло ответила Лили. – Мне кажется, ты просто хотела привлечь к себе внимание, Нарцисса. Не исключено, что как раз этого самого Люциуса.

– Ты не должна так думать!

– Моего слабого воображения не хватает, чтобы представить, какая такая напасть могла заставить девочку из благополучной, уважаемой семьи, богатой, как Рокфеллеры и знаменитой, точно Кеннеди, отправиться топиться в ледяной воде.

Нарцисса вздохнула:

– Могу я надеяться, что ты станешь держать язык за зубами, и всё сказанное останется между нами?

– Конечно.

– Говоришь, «богатые, как Рокфеллеры и знаменитые, как Кеннеди»? Я не знаю, счастливы ли названные тобой люди, но мой дом больше всего походит на то, что у вас, у магглов, называют адом. Мой род известен, это да. Насчет богатства? – всё в мире относительно. Дом, в котором я живу, счета, которыми отец распоряжается, как старший в фамилии, – всё, к чему мы привыкли, после совершеннолетия Сириуса не будет принадлежать нам. Раз у моего отца нет сына, способного унаследовать родовое состояние Блэков, всё, вплоть до фамильного жемчуга, перейдёт к сыну Ориона. Впрочем, то, что самим нам кажется крохами, многие чистокровные посчитают за богатство. Любую из нас охотно возьмут замуж за одно только звучание фамилии – Блэк.

– И это повод для огорчений?

Нарцисса смерила гриффиндорку задумчивым взглядом:

– Лили, тебе ведь не нравится Белла?

– Не то, чтобы она мне не нравилась, но легким человеком, согласись, её определённо не назовешь. Зато она красивая.

– Красота это то, чего у Блэков не отнять. Красота, богатство, известность – всё это плохо сочетается в сознании обывателя с отвращением к жизни. Постороннему взгляду не разглядеть за цветным фасадом темного прошлого, копившегося веками. Не увидеть безумия, кипящего в нашей крови.

Ты не имеешь право судить меня, Эванс. Потому что ты небогатая, неизвестная и незнаменитая. А главное – ты не из семьи тёмных магов. Грехи твоих безвестных предков, будущее твоих потомков не станет тяготить и ни к чему никогда тебя не обяжет. Чужая зависть не запачкает, лесть не развратит. Тебя полюбят за то, что ты сама есть такое, а не за то, что у тебя в портретной галерее, куда ни плюнь, изображение знаменитости, а на банковском счету куча галлеонов. Если тебя возненавидят, то только за твои собственные поступки и прегрешения, а не за чужие. Ты не знаешь страха, Эванс! Тебя ведь по–настоящему никто не пугал. А я живу в бесконечной, безумной ночи. Помнишь, что тётя Вальпурга сказала про Беллу и Сириуса?

Лили не была уверена, что хочет выслушать историю чужих отношений.

У каждого человека есть порог приемлемости, и нельзя винить другого в отсутствии понимания, если этот порог переступили. Так в кувшин не налить воды больше, чем положено. Есть поступки, чувства, мысли, которые человек с иной системой жизненных ценностей, установок и приоритетов принять не сможет, как бы ни старался. Узнавая чужие тайны, можно отравиться ими.

Но Лили понимала – Нарциссе необходимо излить душу. Там образовался опасный гнойник. Если девочка сейчас не выговорится, следующая её суицидальная попытка может завершиться куда успешнее.

Гриффиндорка внимательно вслушивалась в каждое слово.

– Безумие живёт в крови Блэков, передаётся из поколения в поколение. Безумие, замешенное на кровожадности, похоти и жестокости, – тихо говорила Нарцисса. – Мой отец, его брат Орион, тетя Вальпурга, Регулус, хотя я очень люблю его, – они все такие: безумные и кровожадные. Даже Андрэ. Даже я, наверное? Только в Белле и Сириусе это словно концентрированный сгусток.

– Может быть, в том, что сказала твоя тётя, есть доля истины? – подала голос Лили. – Почему не позволить им быть вместе? Состояние останется в семье, влюблённые…

– Ты не понимаешь, Лили!

– Конечно, то, что они двоюродные брат и сестра, не очень хорошо. А если вспомнить, что Сириусу двенадцать, а Белле шестнадцать…? Но ведь в магическом мире подобные браки не такая уж и редкость. А разницу в четыре года лет через десять никто и не заметит. Если это любовь…

В сердце что–то царапнуло. То ли ревность, то ли зависть. Вот ведь везёт слизеринке! Такие парни – один лучше другого…

Безжалостно наступив на своё самолюбие, Лили великодушно закончила:

– Если это любовь – пусть любят!

– Да какая любовь, Лили? Она там мимо не проходила, – выпалила Нарцисса. – Белла моя сестра, и я люблю её. После мамы – больше всех. Но я вот уже полчаса хочу и не могу тебе рассказать, потому что мне стыдно об этом говорить! Стыдно и страшно.