Связанные (СИ)

Тоширо обречённо вздохнул, понимая, что она опять выиграла.

– Тебя... изнасиловали. И я ничего не смог сделать, – он отвёл глаза, боясь попасться на лжи. Потом резко приблизился, снова хватая её за руки в районе плеч, глядя ей в глаза испуганными почти безумными глазами. – Обещай! Обещай, что никуда не будешь лезть, никаких прогулок допоздна и в подозрительных местах!

Ну что за бред он несёт? Уже и сам верит, что приснилось ему именно так, как он рассказал.

Карин опасливо кивнула, угу, с психами лучше не спорить, и Тоширо, зажмурившись, наконец отстранился от неё, развернулся и направился в душ. Сегодня он возвращается в Сейретей, а ещё столько дел. Карин, проводив друга подозрительным взглядом, тоже ушла в свою комнату, и никто из подростков не видел, как зарылась дверь в родительскую спальню. "Кажется, накаркал", – произнёс родитель, прислоняясь к двери.

Карин очень беспокоилась. Всю неделю Тоширо её сторонился, хотя со стороны так вряд ли бы кто-то сказал. Нет, они общались, когда Хицугая собирал рейрёку футболистов, Карин помогала, как могла. Но при этом она явно чувствовала, как он держит дистанцию и отводит взгляд. Пожалуй, этого ей не хватало больше всего. Когда он смотрит на неё своими раскосыми голубыми глазами в обрамлении угольно-черных ресниц, его взгляд бывает разным: с вызовом, с заботой, порой, раздражённый или же снисходительный, с тёплой улыбкой в сине-зелёной бездне, но всегда прямой, открытый. А нынче Тоширо старается и вовсе не смотреть на неё, и взгляд замороженный, скрывающий чувства.

Что же произошло? Хотя, если подумать, это началось после их нелепой ссоры, когда Карин заявила, будто Тоширо с ней возится, потому что боится Ичиго. Ну, то есть, не боится, а... В общем, она сама запуталась. В тот вечер еще эта приходила... Момо. Карин сдвинула брови, следя за тем, куда приходят её мысли. И как на это реагирует сердце. Сегодня Тоширо уходит в Общество Душ и пробудет там почти всю Золотую неделю*. И там будет Момо... и Мика, и другие девушки. Сильные, искусные фехтовальщицы, которые могут постоять за себя, а не генерировать проблемы наряду с головной болью. Карин хмуро посмотрела на свою ладонь, перебирая пальцами жесты заклинаний. Кидо до пятого уровня – это её предел, пока она не станет синигами. В груди болезненно заныло. Бесполезная слабая дурочка, возомнившая себя пупом земли! Карин сжала кулак так, что побелели костяшки, зажмурилась крепко-крепко, выжимая из глаз лишнюю влагу.

По правде говоря, ещё месяц назад её всё устраивало, и в синигами она не рвалась, ни во временные, ни в постоянные. А сейчас – хоть вешайся. И больно от осознания собственного бессилия. И вся эта помощь с поиском связанного артефакта – лишь попытка доказать, что и от неё есть толк, что может быть полезна не только абсолютной сырой силой, но и головой.

Сегодня же Хицугая её удивил. Взлохмаченный, испуганный, с дико горящими глазами, и его крепкие пальцы с силой сжимающие её руки. Воспоминания обожгли томлением, желанием вновь ощутить сильные объятия. Да и невольная попытка вообразить, что именно приснилось капитану, облегчения не принесла. Почему-то Карин упорно представляла нависшего над ней Тоширо, других парней брюнетка близко к себе не подпускала. Карин вздрогнула и, проглотив вставший поперёк горла комок, резко помотала головой, избавляясь от непривычных мыслей. Хотя, сказать по-правде, Куросаки понимала друга. Если бы ей приснилось что-то подобное в отношении к Юдзу, она бы тоже испугалась. Удивительно, что за эти три-четыре недели они с синигами стали так близки, что друг за друга хоть в огонь, хоть в воду. "Кстати, – Карин вскочила, – чуть не забыла! Надеюсь, он ещё не ушёл".

Хицугая не ушёл. Он сидел за столом в комнате брата и работал за своим ноутбуком, что-то набивая на клавиатуре, периодически прерываясь.

– Тоширо, ты ещё здесь? – Куросаки несмело прижалась к углу шкафа в комнате Ичиго, всё-таки слова друга про то, что ему приснилось, несколько напрягали.

– Ещё… да, – Хицугая развернулся, небрежно закинув руку на спинку стула. Его взгляд был холодным и... уставшим.

Услышав её обеспокоенный голос, Хицугая по началу вздрогнул и, крепко стиснув зубы, обернулся. Карин стояла, выглядывая из-за шкафа, осторожно касаясь ладошкой и щекой его глянцевой дверцы.

– Мне нужно закончить отчёты, потом будет некогда, – объяснил он, в тайне завидуя мебели. Карин прошла в комнату, непривычно переминаясь с ноги на ногу. На ней была тёмно-серая трикотажная кофточка в обтяжку с широким вырезом, открывавшим ключицы, и руковами на три четверти, чёрная короткая юбчонка поверх чёрных же укороченных легинсов и широкий пояс с пряжкой-бабочкой, тоже чёрный.

"Как есть, богиня смерти", – любуясь стройной фигуркой, подумал синигами.

– Ты вернёшься ко вторнику? К следующему? – Карин чуть склонила голову, и прядки, невлезавшие в хвост, качнулись.

– Да. Я полагаю, даже раньше.

Девушка улыбнулась.

– Тогда я приглашаю тебя на день рождения! – довольно заявила она. Тоширо вопросительно поднял брови. – На свой и Юдзу, – пояснила брюнетка, а потом хитро добавила: – Я, конечно, тебя в любом случае приглашаю, но, зная тебя, можно догадаться, что специально уходить из общества душ раньше только ради праздника ты бы не стал.

Хицугая выслушал её речь с некоторым удивлением и в конце хмыкнул.

– Так когда, говоришь, отмечаете?

– Ну, вообще, шестого. Но, зная отца, можем начать и пятого.

– Заранее ведь не отмечают, – поразился капитан, но быстро догадался: – А, вы родились в полночь?

– Угадал, – Карин усмехнулась, уперев руки в боки, довольно глядя на друга сверху вниз, – Я – без пятнадцати, а Юдзу – через двадцать минут.

– Так вот почему ты такая пацанка… – протянул Хицугая.

– Эй, с чего такие выводы?! – брюнетка сжала кулак, намереваясь хорошенько приложить наглеца.

Тоширо усмехнулся про себя: ну вот кому что она хотела этим доказать?

– Пятое мая до второй половины двадцатого века был праздником исключительно мальчиков. Это уже после второй мировой его сделали Днём детей.

– Ясно, – девушка о чём-то задумалась.

– Я приду, – Тоширо улыбнулся уголками губ, – обязательно.

Уйдя в общество душ, Хицугая провёл там всю неделю, пока в Японии длились весенние праздники. Начал капитан десятого отряда как обычно с исследовательского центра, куда сдал отчёты и запросы на исследование гигая и образцов рейрёку. Акон долго упирался, утверждая, что рейрёку носителя ничего не даст, но уловив рычание собственного капитана, сдался. Как Хицугая протащил гигай через Киске – вообще отдельная история, но тот наверняка обиделся.

Полный отчёт за прошедшие недели лёг на стол первого, с Кёраку он побеседует позже, когда командующий ознакомится с бумагами.

Мацумото сидела на диване, листая журнал, пока Исе, сидя за её столом, проверяла, как поработала рыжая. Хицугая поздоровался с лейтенантами и попросил Мацумото построить отряд завтра с утра, поскольку день уже приближалась к завершению – слишком он задержался в Каракуре. Вечер капитан посвятил внеплановой ревизии, и некоторым несознательным бойцам всё же попало.

Нельзя сказать, что неделя прошла неспешно, всё-таки его отсутствие сказывалось накопившимися делами. С другой стороны, ни первый, ни двенадцатый отряды не спешили отвечать на запросы Хицугаи, и это нервировало. С учётом того, что Исе приложила свою твёрдую руку к заполнению текущих отчётов, или, скорее, хорошенько приложила Мацумото, у Тоширо оказалось довольно много свободного времени по вечерам, которое капитан решил посвятить тренировкам с Хёринмару. Однако и тут беловолосого ждала засада. Дракон прилежно выполнял требуемые техники, но при малейшей заминке становился каким-то вялым и поникшим. "Как будто ты тоже скучаешь по кому-то, с кем не можешь быть рядом", – думал Тоширо, нежно поглаживая морду ледяного дракона. В результате, и бой не выматывал Хицугаю, и молодой капитан полночи проводил на крыше казарм, разглядывая небо, такое бездонное, тёмное, такое разное, как её глаза.