Побег от прошлого (СИ)

Браслет, чуть блестя, лежит у самой стены. Попытка его достать ни к чему не приводит: рука слишком короткая, чтобы дотянуться, нога в такую узкую щель не пролезет, а зацепить нечем.

- Это даже на шутку не похоже, - ворчу я, укладываясь животом на пол и все еще не оставляя надежд дотянуться до него рукой.

В какой-то момент я даже могу вскользь коснуться его пальцем, но дальше этого дело не заходит. После пяти минут мучений, вся в пыли, грязи и еще бог знает чём, я сдаюсь и поднимаюсь на ноги, поспешно отряхивая одежду и ругая себя за несообразительность. И почему мне сразу не пришла в голову идея о том, что кровать можно просто отодвинуть от стены? Приведя в исполнение этот план, я буквально на десять сантиметров оттаскиваю на удивление тяжелую кровать от стены, после чего, откинув пыльное покрывало, опять ложусь на живот на матрас и засовываю руку в открывшуюся дыру. Нащупав искомый браслет, я уже собираюсь, было, вытащить его обратно на свет божий, но в этот момент моя рука натыкается еще на что-то, на ощупь похожее на какую-то не то книгу, не то тетрадь. Однако вытащить и ее тоже не удается, потому как она застряла и вообще не двигается. Плюнь на это и уйди – вот самый разумный вариант моих дальнейших действий, но, кажется, сейчас я при всем желании не смогла бы вести себя разумно. Достав браслет и бросив его на кровать рядом с собой, я снова засовываю руку между стеной и кроватью. Осторожно потянув на себя доступный ладони клочок неизвестного печатного издания, убеждаюсь, что книжка-тетрадка вовсе не лежит на полу, а каким-то образом висит на внутренней стороне бока кровати. Хорошенькие дела! Высунув от усердия язык и как следует собравшись с силами, я отодвигаю злосчастную кровать от стены еще на несколько сантиметров и потом уже засовываю в щель сразу обе руки и голову. Хотя, конечно, разглядеть в этом полумраке мало что удастся, но все-таки. Пыль нещадно засыпает глаза, так что приходится бесконечно щуриться. Зато засунув руки по локоть под кровать, не составляет труда нащупать этакий небольшой потайной карман. Немного усердия, немного терпения, и злосчастная брошюрка, наконец-то оказывается в моих руках. При детальном рассмотрении это оказывается вовсе даже не книжка, а толстая тетрадь в черном кожаном переплете (к/а: Со зловещим названием Death Note на обложке. Бу-га-га!)

Кое-как задвинув кровать обратно, я тут же усаживаюсь на нее и открываю тетрадь на первой странице. К моему удивлению, там оказываются вовсе не грандиозные секретные записи, а какие-то бухгалтерские расчеты. Словно кто-то подсчитывал прибыли и убытки и составлял план каких-то покупок. Озадаченно почесав затылок, я перелистываю страницу, потом еще раз и еще. И на каждой странице такие же однотипные записи, только цифры всегда разные. Пролистав больше половины, я разочарованно вздыхаю. Стоило ли так мучиться из-за такой туфты… И уже собираюсь закрыть тетрадь и убрать куда подальше с глаз долой, когда мой взгляд падает на одну из страниц ближе к концу. Она сплошь исписана, причем, другим почерком, да и уже не цифрами, а многочисленными короткими предложениями. Пролистываю немного назад, чтобы найти то место, с которого начался переход, после чего пристально смотрю на самый верх страницы, где неровным почерком, чем-то напоминающим печатные буквы, кто-то старательно вывел «Нашел в подвале тетрадь. Джейсон не заметил». Содержательно, ничего не скажешь… честно говоря, чтение не показалось мне таким уж увлекательным занятием. Тетрадь оказалась чем-то вроде дневника, который, как я поняла, вел брат Эля. Вот только, в отличие от некоторых, он то ли не был большим любителем рассказывать о своих чувствах, то ли просто не мог в силу возраста выразить их словами. Так что изъяснялся в основном очень коротко, постепенно и методично исписывая одну страницу за другой, описывая свой быт.

«Плохо спал. Опять снилась мама».

«На завтрак опять подгоревшая яичница. Мерзость».

«Джейсон и Жанна ушли. Дома бабка».

«Хотел снова сходить в подвал. Закрыто».

«Бабка снова кричит на нас».

«Эль тоже плохо спит. Разбудил меня ночью. Я не сказал ему про сны».

«Порвался носок. Опять ночью замерзнут ноги».

И так до бесконечности. По сути ничего интересного, сухая констатация фактов, и ничего больше. Как я поняла, он писал тут каждый день по нескольку предложений. Если честно, не совсем понимаю смысл всего этого. Ведь у него был брат, с которым можно было поговорить… Но, как говорится, чужая душа – потемки, так что…

В этот момент снизу раздаются шаги, и я вздрагиваю, чувствуя себя так, словно хозяин дома сейчас застукает меня выбирающейся из подвала и перемазанной его же любимым вареньем. Пулей вылетев с чердака и спустившись на первый этаж, обнаруживаю, что Эль наконец-то проснулся и уже принялся за поедание торта, который я оставила на столе (убирать его в холодильник не было смысла, ибо электричества все равно нет).

- Ну, как спалось? – непринужденно интересуюсь я, навалившись спиной на дверной косяк и умиляясь этой картине. И тут же сама отвечаю. – И не думай говорить, что все плохо. Стал бы ты дрыхнуть почти сутки, если бы сны тебе не нравились. Ну давай-давай, скажи, что я была права, когда уговаривала тебя поспать.

- Ты была права, - эхом отзывается Эль, жуя бисквит, хотя особой благодарности в его голосе не чувствуется. А потом внезапно улыбается. – Спасибо, Кристен.

- Не за что. – Я уже улыбаюсь до ушей, а на душе такая невероятная легкость, словно заново родилась.

- А что у тебя в руках? – Эль, наконец, замечает толстую тетрадь, и врожденная любознательность не может позволить ему остаться безучастным к чему бы то ни было.

- Ну, надо же мне было чем-то заниматься, - почему-то виновато пожимаю плечами я, - так что я случайно наткнулась на дневник твоего брата…

- Бейонда? – удивленно переспрашивает он, протягивая руку и молчаливо требуя передать ему сие писание.

Я отдаю ему тетрадь, раскрыв ее на первой исписанной предложениями странице, и на какой-то, впрочем, довольно незначительный промежуток времени Эль буквально выпадает из этого мира, углубившись в чтение.

- А, это я хорошо помню… – внезапно говорит он, когда я опять завариваю кофе, – это как раз было за пару недель до того, как мы собрались бежать…

Заглянув Элю через плечо, я глазами пытаюсь отыскать предложение, привлекшее его внимание.

- Вот это, - указывает пальцем он почти в середину страницы.

- «Сегодня к нам запрыгнула соседская кошка. Покормили. Джейсон увидел ее и выбросил в окно», - вслух читаю я, непроизвольно ежась и переводя взгляд на следующее предложение. – «Я хочу убить его!»

- Нам тогда здорово досталось, - негромко говорит Эль. Это воспоминание явно не было самым радостным в его жизни. – Бейонд тогда почти неделю провалялся в кровати… Я и понятия не имел, что он вел дневник. Почему он не показывал его мне?

- Не хотел, чтобы ты беспокоился, - нерешительно произношу я. – Он писал, что ему снились кошмары. О том дне…

- Кристен, ты можешь ненадолго оставить меня одного? – внезапно не своим голосом спрашивает он, не отрываясь от тетради.

Меня эта просьба ничуть не удивляет, так что я только киваю и выхожу в гостиную. Решительно не зная, чем заняться, укладываюсь на все тот же грешный диван, который недавно занимал Эль. Так как связи нет, и позвонить домой дабы узнать, все ли там в порядке, не представляется возможным, я просто открываю на сотовом «Дело о светящихся пальцах» Гарднера и углубляюсь в чтение.

Не знаю, сколько проходит времени – когда я дорываюсь до романов про Перри Мейсона, я напрочь отключаюсь от реальности – но в какой-то момент легкое прикосновение к плечу вырывает меня из зала суда и возвращает в реальный мир.

- Нам лучше поспешить, - говорит Эль, стоя у изголовья. – Если не поторопимся, то опять не успеем на последний автобус, а оставаться здесь вторую ночь подряд я как-то не горю желанием.

- Ну ладно, - я пожимаю плечами и поднимаюсь на ноги.